Проводник

Врач, словно мясник вытер свои руки от крови умершего Виктора, попавшейся под руки случайной тряпкой.

Виктор все слышал и видел. На его лице не было совершенно никаких эмоций. Он просто спокойно ехал на соседнем кресле и наблюдал за тем, как его тело упаковывают в черный полиэтиленовый пакет.

Внезапно раздался громкий матерный крик водителя скорой, и машина резко затормозила. Пассажиры, словно бильярдные шарики начали разлетаться по салону кто куда. Виктор сидел как и прежде, только теперь, словно в замедленной съемке мог наблюдать, как тот самый врач, который только что махнул на его спасение рукой, смертельно врезается виском в отлетающий электрокардиограф, а медсестричка – симпатичная молоденькая девушка, наверняка не поняв, что в данную секунду происходит, на глазах у Виктора ломает свою тонкую красивую шею и мгновенно умирает, свернувшись в совершенно в неестественной для человеческого тела позе.

Виктор все так же безэмоционально вышел из искореженной машины скорой помощи, причем искренне обрадовался своей новой возможности делать это, будто левитируя, словно он – облако, которое тихо и беспрепятственно парит сквозь любые предметы и преграды. Однако в следующую же секунду Виктора охватил какой-то животный страх, но с одновременным ощущением принятия. Он почувствовал, как его руку медленно и нежно кто-то берет и тянет слегка вверх. Покорно, без какого-либо сопротивления Виктор последовал в пустоту…

Белый влажный мутный воздух окружал парящего Виктора. Он уже явно видел, что его кто-то держит за руку и ведет за собой, но конкретно фигуру Проводника он никак не мог разглядеть, только кисть его руки, которая, чем дальше они шли, тем сильнее начинала сжиматься.

Через некоторое время стало холодно, впервые за все это время Виктор решился на разговор.

– Эу! А мы вообще куда? Я понял, что я умер, блин, я даже помню, как именно, идиотизм… Алё! Можно мне хотя бы коротенько пояснить …

Виктор не успел договорить, как на него внезапно обрушился шквалистый леденящий ветер, рука Проводника резко сжалась до такой степени, что казалось будто это даже больнее ледяного урагана. Виктор истошно закричал, ему четко стало понятно, что они вошли в зону, где его связь с Проводником могла оборваться в любой момент, потому что они оба уже из последних сил держались друг за друга.

Стараясь не открывать глаз Виктор все же пытался уловить слухом, что происходит вокруг. Совсем рядом с ним раздавался мужской плач. Он был таким навязчивым, сверлящим, с мольбой о пощаде. Плач становился все громче, все ближе. Виктор уже не мог этого терпеть и непроизвольно, откинув голову назад, издал истошный грудной вопль. В ту самую секунду он ощутил, что его рука выскользнула и он увидел, как Проводник пытается дотянуться, чтобы вновь схватиться, но ничего не получается, и Виктора начинает кидать в разные стороны, точь-в-точь как тех, что еще несколько мгновений назад ехали с ним в скорой помощи. Виктор зажмурился и вдруг оказался в полной тишине. Испуганно приоткрыв глаза, он ощутил, что сидит на скамейке в каком-то сером и мрачном пространстве. Перед Виктором, словно в кинотеатре, появился экран, на котором показывали кино… Кино только для него одного …

– Ну давай! Ну! Урод, быстрее! Сам напросился, тогда делай свое дело! Быстрее! Менты сейчас приедут! – говорил несуразно одетый бритоголовый малый.

Виктор стоял с пистолетом в руках и никак не решался сделать выстрел. Он должен был убить ни в чем не повинного человека, отца двух милых девочек, в целом, наверное, хорошего человека, который просто отказался платить за придуманную новой бандитской властью «крышу» и пожаловался на этих братков другим, соседним. Глупая импульсивная необдуманность теперь решала его жизнь.

– Прошу вас! Пожалуйста! Не делайте этого! Я прошу вас, пожалуйста, не надо! Я вас умоляю!!

– Ну!

Раздался выстрел, и приговор был приведен в исполнение. Кино закончилось. Экран исчез.

Виктор резко закрыл свое лицо руками и начал стонать от охватившей его душевной боли.

– Они ничего не знают! Вы ничего не знаете! Ничего! – Виктор кричал в никуда, кричал отчаянно и безысходно.

– Прошу вас, не надо! – вдруг раздался все тот же молящий голос убитого.

Рядом с Виктором на скамейке сидел тот самый мужчина и повторял, глядя на своего убийцу: «Прошу вас, умоляю, не убивайте меня… я же вам ничего плохого не сделал. Я перед вами ни в чем не виноват. Пожалуйста, не надо! Не убивайте меня! У меня семья, умоляю…»

Виктор испуганно отпрянул от убиенного. Мужчина подсел ближе, повторяя свои мольбы. Виктор встал, чтобы отойти подальше, но мужчина оказался рядом с ним и снова, и снова продолжал мучить Виктора своими просьбами не убивать его, у него же дочки … Мама больная …

Глаза Виктора сделались такими испуганно-огромными, а рот исказился в ужасающей гримасе, когда он услышал слова о матери.

– Витя…, – послышался родной голос где-то поодаль, – сынок…

Виктор был на грани. Он увидел свою мать, которая, как он думал, была жива. Да, она сильно болела, но она должна быть жива сейчас, жива, жива!

Седовласая худая женщина стояла рядом с Виктором уже совсем близко.

– Умоляяю, не надо! – продолжал убитый.

Виктор одернул его, словно отталкивая от себя.

– Да отвали ты! – обронил он своей жертве. – Мама… Почему ты здесь? Где мы вообще? Мама?! Почему все это?!

– Мы в вечной зоне памяти… Мы не прошли с тобой мытарства, сынок.

– Ты …умерла?! Но как, мама?! Ведь врач сказал, что лекарства у него на руках, нужны деньги! Я же тебе вчера все привез! Мне заплатили… мне заплатили за …, – Виктор осекся и посмотрел на своего страдающего, умоляющего не убивать его спутника, понимая, что не может рассказать своей матери, каким образом он заработал эти деньги. Но ему не нужно было ничего говорить, она все уже поняла сама.

– Витенька, я отдала деньги, и он ввел мне лекарство, но ночью у меня случился удар, тебе даже не успели сказать. Мы умерли с тобой в один день… вот уж в страшном сне не привидится, – мама склонила голову и хотела прижаться к сыну, но не смогла этого сделать, какая-то невидимая сила не давала ей этого сделать.

– Умоляяяю вас! Не убивайте, – протяжно стонал убитый.

– Аааааа! – разразился нервным криком Виктор и схватился за голову, – я не вынесу этого!!

Неожиданно, недалеко от себя он увидел монахиню, сидящую на такой же скамейке, с совершенно одуревшим взглядом, пытающуюся успокоить истошно кричащего младенца. Было явно, что женщина уже обезумела от крика ребенка, но помочь ей его успокоить никто не мог. Виктору стало еще хуже, помимо мольбы своего уже ненавистного попутчика, теперь он улавливал и истеричный крик младенца.

– Витя, это будет вечно, – сказала мать, – те, кто сюда попадают, окружены своими грехами. Они вечно о них помнят и видят их перед собой…

– А ты?! Ты, что здесь делаешь?! Какие у тебя грехи? – уже на грани полного безумия кричал Виктор.

– Есть… но я не знаю, почему мне о нем никак не напомнят. Я даже на мгновение подумала, что мой грех связан с тобой, когда тебя увидела, но я не испытываю никакого страдания от общения с тобой. Мне только очень тяжело видеть плачущего младенца в руках той монахини, мне больно слышать его крик, но мне непозволительно к ней подходить.

– Не убивааайте меня, прошу! Умоляю!

– Ооооой, я не могу больше! А как ты сама… оооойй, – Виктор сильно наклонил голову вниз, словно она очень болела, – а сама ты как думаешь, что за грех у тебя? – настаивал Виктор.

– Аборт, – ответила мать.

– Аборт?! Когда это? Это что, как бы тоже убийство, дескать? А когда? Почему? Зачем? Ты ведь всегда хотела второго ребенка, мам! Вы с отцом хотели!

– Меня изнасиловали… когда папа был в экспедиции, помнишь? На улице, все как в плохих драмах. Я забеременела. А как я папе скажу?