С камнем за пазухой

Так, ну ладно, теперь надо переключиться и подумать о чем-то отвлеченном. Например, о собственном внешнем виде. А что, вполне занятная тема для легких необременительных дум. Перед уходом я критично осмотрела себя в зеркале и осталась весьма довольной. Макияж в порядке, костюм вполне соответствует событию, к тому же подходит к сегодняшней, по-настоящему весенней погоде. Небесно-голубая блузка из тонкого трикотажа и юбка соответствующего тона прекрасно гармонировали с пиджаком темно-сливового цвета. Туфли и сумка были подобраны в тон пиджаку, над прической трудились ведущие мастера элитного парикмахерского салона, с которым у нашей студии давно была договоренность на услуги за бесплатную рекламу.

Мандраж постепенно проходил. Я собралась и послала все свои предчувствия к чертовой бабушке, после чего ощутила прилив бодрости и хорошего настроения. Я просто многое себе внушила, обжегшись единожды, – вот она, объективная причина моих волнений. В принципе неудивительно было занервничать в предвкушении необычного, особенно в свете событий, имевших место в моей жизни. Дело в том, что иногда мне кажется, будто нашу съемочную группу преследует рок. Было время, когда это вызывало у меня сильную депрессию и я всерьез верила в то, что кто-то из нашей команды приносит несчастье. Готовя некоторые передачи, причем, как правило, они были неординарными, мы сталкивались… с преступлениями. Да-да, именно с преступлениями, и это были отнюдь не мелкие незначительные кражи. Несколько убийств, похищение, другие серьезные правонарушения – вот с чем нам пришлось иметь дело. Но самым неприятным было то, что каждое из этих негативных событий складывалось таким образом, что мы невольно оказывались связанными с тем или иным преступлением.

Однако пора уже расстаться с этими сумрачными воспоминаниями. Но в этот раз обязательно все будет в порядке.

Наконец и нашу машину зарегистрировали, мы разместили ее на автостоянке, а сами прошли к центральному входу. На лестнице была расстелена красная ковровая дорожка – старинный символ гостеприимства. Все-таки здорово иметь такую работу, которая позволяет присутствовать на таких празднествах, куда ты никогда бы не попал в своей обычной жизни, поскольку на это банально не хватило бы никаких твоих зарплат.

Клуб «Сильвер» был выбран для проведения показа не случайно: помимо всего прочего на фоне остальных заведений подобного плана он отличался очень выгодно. В нем не было того пошловатого великолепия, которое производит подчас прямо-таки убийственное впечатление и чуть ли не кричит о своей дороговизне. Простота и изысканность клуба располагали к приятному времяпрепровождению, при этом владельцы «Сильвера» не старались привлечь внимание посетителей к своему детищу с помощью показной роскоши. Мудрые люди, очевидно, рассудили, что клуб и без того будет пользоваться неизменным успехом среди богатых и знаменитых граждан нашего города, и они не ошиблись. Сейчас «Сильвер» считался самым посещаемым заведением Тарасова, несмотря на то, что при этом занимал первое место в рейтинге самых дорогих ночных клубов.

Простым смертным вход сюда был негласно воспрещен. Оставалось только мысленно порадоваться тому, что сейчас это правило обернулось лично для меня исключением.

В зале народу собралось еще немного, да и посадочных мест здесь не было предусмотрено на большое количество. «Элита», – подумала я, потихоньку окидывая взглядом собравшуюся публику. И была вынуждена констатировать, что за последнее время обеспеченные представители населения нашего города обрели значительную интеллигентность и светский лоск, напрочь избавившись при этом от прежних пережитков власти и денег – грубости, надменности, отсутствия элементарных норм вежливости. Сейчас эти господа – а это слово очень хорошо подходило собравшейся публике – с легкостью демонстрировали изящество манер и аристократическое достоинство, словно только что сдали архисложные экзамены по этикету и получили соответствующие дипломы.

– Ирина?

Шествуя между рядами пока еще пустых столов, я удивленно посмотрела вправо, недоумевая, кто бы это мог меня окликнуть. Неподалеку стояла совсем юная девушка, красивая, словно фея на картинке, рисованной по сказочному сюжету, и лучезарно улыбалась мне, словно старой знакомой. Хотя, как осенило меня уже через несколько секунд, она действительно была моей знакомой, вернее, дочерью той женщины, с которой мы однажды сошлись на почве общих интересов. Помнится, тогда я увлекалась водной гимнастикой и на одном из посещений бассейна обрела единомышленницу по имени Светлана, с которой было приятно общаться. Какое-то время мы поддерживали отношения, правда, в дружеские они так и не переросли, поэтому уже с полгода мы ничего друг о друге не слышали.

Красавицу Анюту я видела всего лишь раз, когда Светлана пригласила меня к себе в гости. Тогда девушке едва исполнилось семнадцать веселых лет, и она была гордостью матери. В период наших встреч Светлана с непередаваемым упоением говорила о ее красоте, многочисленных талантах и прекрасном характере, но я, признаться, до тех пор, пока сама не увидела Анну, считала материнское восхищение несколько преувеличенным. Однако при личном знакомстве девушка очаровала меня, поскольку восхваляемые достоинства действительно присутствовали в ней с избытком.

– Анюта, здравствуй! – я улыбнулась ей и подошла ближе. – Вот так приятная неожиданность! Какими судьбами здесь?

– А я сейчас работаю в «Классике»! – радостно сообщила мне сияющая Анюта. Ее глаза лучились довольством жизнью в целом и отдельными ее элементами в частности, и в порыве этого позитивного коктейля девочка явно слегка преувеличила. Надо отдать ей должное: она тут же поправилась. – Вернее, не работаю, а заканчиваю проходить стажировку. Меня взяли с испытательным сроком три месяца, а потом, скорее всего, зачислят в штат. Представляете?

Я тут же вспомнила в высшей степени великолепный торт – без ложной скромности произведение искусства, – которым угощали меня Анна со Светланой, когда я была у них в гостях. Кажется, Анюта заканчивает кулинарное училище, припоминала я. Между тем ее восторженные восклицания не смолкали.

– Сегодня я здесь вместе с другими девушками буду разносить блюда. Волнуюсь, но все равно чувствую себя такой счастливой!

Оставалось только порадоваться ее удаче, что я и сделала, выразив при этом уверенность, что она непременно проявит себя во время стажировки. Поговорив немного с девочкой относительно самочувствия ее мамы, я отправилась на свое место.

Немало времени потребовалось гостям, чтобы разместиться. Наконец на сцене появилась Меранцева, которая должна была произнести вступительное слово, то есть рассказать о том, как родилась и воплощалась в жизнь идея страусового мяса. Минуты через три после ее выступления наш Павлик, весьма скептически настроенный по отношению к экзотике вообще и в частности, еле слышно пробурчал:

– Ничего из этого я есть не буду! Они бы еще лягушачьи лапки нам предложили. Уж лучше я слопаю Леркину вареную резину!

* * *

– Быстрее, быстрее, Ирина! Тебя уже почти объявили! Ну где тебя носит?

Галина Сергеевна махала мне рукой, призывая поскорее подойти к кулисам, чтобы через секунду выйти на сцену. Признаться, я действительно замешкалась, нужно было тихонько выйти из зала сразу по окончании дегустации, но меня отвлек один из не самых тактичных репортеров, попросив описать свое отношение к представленным блюдам. Он как-то совершенно незаметно подкрался ко мне, так, что от растерянности я обернулась и взглянула в камеру, машинально дожевывая кусочек слоеного гребешка с начинкой из страусового мяса. Ох, неужели мое смущение будет выставлено напоказ?

Досадуя в душе на это происшествие, я случайно встретилась взглядом с мужчиной среднего возраста с очень приятной и интеллигентной наружностью. Он понимающе кивнул в сторону активно снующего по залу репортера и дружелюбно заметил:

– Была бы моя воля, я бы запретил присутствие этих кустарей в приличном обществе. Но что поделаешь, супруга настояла на том, чтобы пригласить журналистов, мотивируя это тем, что событие должно быть обнародовано. – Мужчина виновато развел руками, будто извиняясь за прихоть своей второй половины, и тут, словно что-то вспомнил: – Да, я же не представился! Позвольте исправить эту досадную оплошность. Меня зовут Максим Олегович Ледов, я главный редактор журнала «Классика», по совместительству супруг директора одноименного заведения.

– Инги Леонидовны? – с легким удивлением спросила я.

– Ну да, именно ее. Как видите, я счастливый человек, раз такая женщина удостоила меня своей любовью. – Максим Олегович обаятельно улыбнулся и кивнул в сторону сцены, где предположительно должна была находиться его жена.

– Да… – запнулась я, пытаясь подобрать подходящие слова, дабы должным образом отреагировать на столь редкое в наше время отношение двух уже, в общем-то, немолодых супругов. – Ох, Максим Олегович, я прошу прощения за то, что вынуждена вас оставить, но мне срочно нужно на сцену. Извините!

Последнее слово я произнесла уже на бегу. Сама виновата, в результате своего же ротозейства приходится удаляться в спешке. Ну да ничего, все в порядке, я как раз успеваю.

Меранцева уже сидела за столиком, который специально установили для съемки нашей передачи. Яркие прожектора над сценой сейчас чуть пригасили, создав привычную обстановку для съемок «Женского счастья». Представительницы прекрасного пола в зрительном зале только что имели возможность наглядно убедиться в том, что же такое счастье в одном из его проявлений. Я знала, что на устах многих сейчас вертится один вопрос, и он будет первым из тех, что будут заданы.

– Скажите, ваше счастье заключается в работе? И если да, то объясните, пожалуйста, почему: ведь напряженный труд не слишком соответствует традиционному представлению о женском счастье.

Я не ошиблась. Вопросы сегодня посыплются жесткие и каверзные, положение зрителей позволяет им спрашивать все, что они пожелают. Например, только что подала голос молоденькая девчушка, которой от силы восемнадцать, но она уже явно успела понять, что ей многое позволено.

Однако Меранцева держалась на высоте. На вопрос о счастье она ответила, что главным для женщины всегда остается семья, чем сразила наповал добрую часть сегодняшней публики. Я поискала глазами ее супруга и заметила, как он пробирается по второму ряду к единственно свободному в зале месту. Прозвучавшие только что слова вызвали в нем ответную реакцию: не сходившая с его губ улыбка стала заметно шире, а губы, казалось, послали Инге поцелуй.

Что касается работы, отвечала Меранцева, то она должна быть солидным дополнением к основе счастья, и лично она сумела найти такое дело, которое отвечало бы этим требованиям. После ответа на вопрос Меранцевой зааплодировали.

Передача прошла в теплой обстановке, несмотря на некоторые пикантные моменты, которые все-таки возникали время от времени. Но без них было бы неинтересно. В целом, можно было считать, что проект удался, и этот факт значил для меня очень много.

Уже когда передача подходила к концу, а я подводила некоторый итог, выразив основной смысл сказанного Меранцевой, по залу пронеслось вдруг какое-то тревожное волнение. Я не поняла его причины в тот момент, но чувство, одолевавшее меня сегодня с самого утра, вдруг возникло снова и сжало меня в своих тисках. Это было почти физическое ощущение, и такой силы, что я чуть не потеряла равновесие, когда поднималась из-за стола. Идя по сцене на совершенно деревянных ногах, я была почти уверена в том, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

* * *

– Что случилось? – спросила я, глядя в окаменевшее лицо Павлика и уже ни на секунду не сомневаясь в том, что что-то действительно произошло.

– Случилось… – эхом повторил оператор, отводя невидящий взор в сторону.

– Убили девушку, одну из тех, которые помогали представлять новые блюда, – раздался напряженный голос Галины Сергеевны. Она стояла совсем рядом, держась правой рукою за сердце.

– Нет! – кажется, я вскрикнула. – Нет, неужели…

Сразу же вспомнились все страхи, преследующие меня в течение нынешнего дня. Господи, это снова произошло с нами… Как после этого не поверить в законы эзотерики? Может быть, то, что происходит с нашей группой, есть результат отражения моих мыслей, их воплощение в действительности? Ведь я давно мечтаю о передаче «Независимое расследование…», а жизнь который раз преподносит мне подходящие сюжеты.

Милиция еще не подъехала, да ее, скорее всего, еще никто и не вызывал. За кулисами сейчас было довольно много народу, съемки передачи закончились, и люди сновали по закулисному пространству, улаживая свои дела. Некоторые еще даже не знали о случившейся трагедии – те, которые подошли только сейчас. Другие находились за кулисами в течение всей презентации, и они были в курсе случившегося. Согласно рассказу очевидцев, а в качестве одного из них оказался наш оператор, девушку нашли где-то около получаса назад, примерно тогда, когда были вынесено последнее блюдо из коллекции Меранцевой.

Я осторожно прошла сквозь толпу возбужденных и растерянных людей, и тут же крик ужаса, готовый вырваться из моих уст, перехватил дыхание. Посередине одной из подсобных комнат клуба лежала девушка, и в следующую секунду уже не оставалось сомнений в том, что это была… Анюта.

Глава 3

Цветущая красавица, сраженная злодейкой-судьбой, была определенно мертва, и неотвратимое понимание такой простой и несправедливой истины запечатлелось в моем мозгу, начиная делать свое страшное разрушительное дело. Истерика, заблудившись где-то в глубинах моего сознания, уже рвалась наружу, сметая и круша попытку взять себя в руки. «Убийство, убийство, убийство» – это слово, мысленно повторенное множество раз, прочно завладело моим разумом.

Несмолкающие голоса, которые на минуту словно отступили куда-то, сейчас вновь оглушили меня громким гулом. Я с немалым трудом попыталась осмыслить ситуацию, находясь в теперешнем своем состоянии. Насколько я могла судить по услышанным отрывочным фразам, никто не знал, в результате чего наступила смерть, однако версий возникло всего две: либо девушку отравили, либо она умерла от сердечного приступа. Второе было скорее теоретическим предположением, нежели объективным подозрением: Анюта едва достигла восемнадцати, в этом возрасте вряд ли умирают от больного сердца. О достоверности первого варианта свидетельствовал и тот факт, что рядом с телом был найдены осколки хрустального бокала, в котором, очевидно, было вино. Бокал разбила не сама девушка, а, скорее всего, тот, кто отравил ее. Вино забрызгало ослепительно белоснежный легкий костюм, в котором была Анна, а значит, бокал был брошен на пол уже после того, как она упала.

Совсем рядом со мной раздался судорожный всхлип, и вслед за ним донеслось приглушенное: «О боже!..» Я машинально обернулась, хотя любопытства во мне сейчас было меньше, чем когда бы то ни было, и увидела чету Меранцевых-Ледовых. Инга Леонидовна с полными от страха и изумления глазами смотрела прямо перед собой, а ее супруг вытирал платком выступившие на лбу капельки пота.

Милиция и «Скорая помощь» приехали где-то через полтора часа. Владельцы клуба не торопились вызывать их, ожидая, когда разойдутся последние посетители. Их можно было понять: кому хочется, чтобы такой чрезвычайный случай стал достоянием гласности. Однако, как ни крути, каждый каким-то образом оказывался связанным с происшедшим.

Все вокруг меня разом зашлось в суете, став неразборчивым общим фоном. Обрывки собственных мыслей, чужие возгласы и фразы, другие звуки слились в единую какофонию, которая сейчас здорово давила мне на слух. Будучи не в силах более выдерживать подобное, я отошла в дальний угол, где увидела небольшое окошко, уперлась руками в подоконник и прижалась носом к холодному оконному стеклу.

Совершенно некстати, как это всегда и бывает в сложные минуты жизни, мне вспомнилась хохотушка Света. Помнится, такой неунывающий тип людей мне всегда импонировал: вроде и жизнь не дарит им никаких особо радужных моментов, а они тем не менее умеют извлекать положительное из имеющегося. Вот и Светлана была такой. Личная жизнь, как она говорила мне в порыве откровения, не сложилась с юности – гуляющий муж, без зазрения совести променявший семью на призрачную перспективу свободы, – упорно не складывалась она и впоследствии. Дочка выросла, и только она, пожалуй, была отрадой для матери. Всю свою жизнь. Как оказалось, весьма и весьма короткую жизнь.

Судя по доносившимся звукам, можно было сказать, что за спиной у меня кипела жизнь, однако сейчас подобные слова больше подошли бы жанру черного юмора. Я заставила себя оторваться от подоконника – почему-то сейчас он казался мне спасительным плотом – и медленно пошла туда, где царила все более заметная Суета. Именно так, суета с большой буквы.

Она подхватила и меня, передав в руки своих исполнителей – людей, которые в силу своего темперамента и характера создавали ее. Кто-то уже посвящал меня в курс дела. Оказывается, врач, приехавший по вызову, косвенно подтвердил, что Анюта, скорее всего, умерла от отравления. Некто неизвестный, кто явно был ее хорошим знакомым, очевидно, предложил отметить грандиозное событие и испить по поводу его свершения вина. Бутылка «Саперави» стояла здесь же, в ней не хватало примерно трети до полного объема, из чего можно было сделать вывод, что убийца не тянул с выполнением своей задачи. Яд был обнаружен в одном втором бокале, из которого отпила Анна, и, судя по всему, был более чем сильным, потому что девушка умерла, даже не успев допить вино до конца.