Неотразимое чудовище (сборник)

Более того, отчего-то и мои мысли обрели мрачную окраску, будто я только что побывала в пристанище вампиров.

Еще этот ужасный туман! Сейчас он, казалось, засасывает в себя, как огромный троглодит, и более того – сам проникает в меня, превращаясь в туманную инстанцию.

Мы шли по улице, держась за руки, и наконец я поняла, что молчание становится невыносимым.

Мои мысли сбивались, и я никак не могла понять, «катит» Донатовский на подозреваемого или его надо из черного списка вычеркнуть с некоторым сожалением?

По каким-то деталям я вполне могла заподозрить его в убийстве. Тем более что иногда его «паранормальные» глаза зажигались лихорадочным огнем, и тогда я легко представляла его в образе маньяка. Если бы… Если бы с такой же потрясающей легкостью он не становился в одно мгновение совершенно иным!

Что там ни думай, а Донатовский – тип весьма загадочный. Чего стоят его рассуждения о смерти, которыми он порадовал меня в конце нашей беседы!

«Смерть, смерть – вот что является основой любого творчества!» – увлеченно тараторил Донатовский, не обращая внимания на то, что Пенс уже пытается выбраться на свободу.

Словно опасаясь, что мы освободимся раньше, чем он выскажет нам наболевшее, Донатовский занял такую позицию, при которой без его воли наше освобождение становилось невозможным, – то есть, попросту говоря, встал между нами и вожделенной дверью.

«Посмотрите сами, молодые люди, что движет любым поэтом, любым драматургом? Все то же. О нет, не надо говорить мне о любви! Любовь ничего не значит, если она не связана со Смертью! Много бы интереса было у вас к Ромео и Джульетте, если бы они остались живы? Только Смерть и вызывает к себе вечный интерес, завершая бессмысленную картину человеческого существования! Только она придает этому хаотичному явлению хотя бы какой-то завершенный смысл! Поэтому нам становятся понятны гении только после того, как всемогущая Смерть поставит в их метаниях точку, и мы наконец догадаемся, что они хотели нам сказать!»

– Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну, – вдохновенно процитировал он, все-таки выпуская нас. Его интерес к такому явлению, как смерть, был безусловен. Вот только что это было? Маниакальная страсть, вполне способная вылиться в извращенные формы, или простой юношеский, задержавшийся в сознании экзистенциализм?

Почему он, только что спешащий на встречу, вдруг начисто забыл о ней? Ему хотелось выговориться? Или убедить нас в чем-то?

Странная личность – этот человечек с горящими глазами… И понять его трудно, что-то в нем есть и отталкивающее, и в то же время возбуждающее жгучий интерес.

– А вот черт его и разберет, – пробормотала я, всматриваясь в туман, чтобы хотя бы определиться, где мы находимся.

Такого густого тумана я, сколько живу, – не помню! Видимость была настолько минимальной, что если ты возымел глупость задуматься и внезапно очнулся, определить, где находишься, можно было только с огромным трудом. Поскольку все предметы растворялись в серой пелене уже через несколько шагов.

– Просто ежики мы с тобой какие-то, – проворчала я. – Где мы хотя бы?

– На углу Волжской, – ответил Пенс.

Я призадумалась. Искушение было велико.

Недалеко отсюда находился высотный дом, и там, в одной из квартир улучшенной планировки, жила родная сестра Елизаветы Андреевны Ракитиной – Валерия Андреевна.

То бишь та, которую Рита внесла в черный список первой.

Та, которая могла знать о респектабельном джентльмене, встретившемся в кафе Донатовскому, немного больше.

Я остановилась. С одной стороны, если я не явлюсь пред очи моего босса, он начнет волноваться, и они совместно с Ванцовым устроят невесть что! Но с другой…

– Почему бы мне не попробовать, – привела я, на мой взгляд, весьма убедительный довод. – Как ты думаешь, Пенс?

По его взгляду я быстро определила, что он ничего не думает. То есть мыслительные процессы в его лохматой башке, безусловно, происходят, но они совершенно не касаются проблемы, занимающей мое воображение. Своим вопросом я достаточно нахально вырвала его из размышлений то ли о последних гонках или о еще более животрепещущей проблеме – где достать столь любимый моим другом «Beos». Он вздрогнул и вылупился на меня с таким удивлением, будто я вообще явилась невесть из какого измерения и меня тут быть не должно. Осознав, что я тут и с этим надо смириться, Пенс трагически вздохнул и заморгал глазами.

– Ты о чем? – рискнул поинтересоваться он.

– О Валере, – пояснила я. – Она ведь живет недалеко отсюда. Может, стоит к ней наведаться?

Пенс посмотрел на часы.

– Четыре часа, – сказал он. – Вряд ли она сейчас дома…

– Принимая во внимание род ее занятий, она именно сейчас должна быть дома, – сказала я. – Более того, она обязана быть дома! Или ты не думаешь, что она скорбит по поводу постигшей ее утраты?

И тут Пенс сказал фразу, которая вертелась и у меня на кончике языка.

– Знаешь, Сашка, у меня создалось такое впечатление, что пока я не видел скорбящих.

«А Рита?» – хотелось спросить мне, но, подумав, поняла – Рита тоже почему-то не особенно скорбит!

– В конце концов, мы пока знаем не все Лизино окружение, – сказала я. – Пойдем. Попробуем познакомиться с ее сестрой.

* * *

Для того чтобы побыстрее добраться до Валериного дома от театра, надо было пройти парком…

Стоп.

Я остановилась.

Тем самым парком, где убили Лизу. То есть получалось, что именно к Валере она и шла.

– Пенс, как ты думаешь, могла она идти после спектакля к своей сестре?

– Почему ты так решила?

Я огляделась. Парк был обычным, старинным, с аллеями, украшенными бюстами с отбитыми носами.

Скорее всего даже ночью он не оставался совершенно безлюдным, но Лиза пошла не по аллее. Почему она, прекрасно зная о том, что такие прогулки опасны, потащилась через детские площадки?

Ночью это, пожалуй, самое безлюдное место… Какого же черта она забрела туда, где вообще и днем-то с огнем никого не сыщешь, не говоря о ночи!

– И ничуть не ближе к выходу из парка, – сказала я задумчиво. – Так что мне совсем непонятно, как она там оказалась…

Решительно развернувшись, я быстро направилась именно туда.

– Сашка, я не успеваю за крутыми скачками твоих мыслей из стороны в сторону! – возмутился Пенс. – То мы собираемся посетить Валеру, то тебя несет в противоположную сторону, к контейнерам с мусором!

– Вот и я не могу ее понять, – проворчала я. – Почему она туда решила отправиться? Ведь не приволокли же ее туда силой!

– Могли напугать, – предположил Пенс.

– Ага, и по этой причине она побежала в самое безлюдное место? Логичнее было бы вырулить прямиком на проспект! По крайней мере там, если очень постараться, можно обнаружить ментов и пожаловаться им на преследование! Памятуя их безграничную запуганность нашим таинственным «душителем», они на все сто процентов не остались бы равнодушны к ее просьбе! А наша Лиза почему-то «гребет» к мусорке, как если бы она твердо решила для себя, что лучшего выхода, чем убийство, ей не светит! То есть получается, что она там назначила кому-то встречу?

– Почему ты думаешь, что она там назначила встречу?

– А что еще она тут забыла? Пошла собирать майонезные баночки, что ли? Может быть, мы имеем дело и с очень необычной дамой, я не спорю, но не до такой же степени! Ну-ка скажи – если бы тебе кто-то назначил встречу в таком жутком месте, в каком случае ты бы на нее отправился?