Марка страны Гонделупы

Иногда они бросали исподлобья друг на друга быстрые незаметные взгляды. Ёрзали на стульях. Но оба молчали, крепко стиснув зубы.

Так прошло пять минут. Потом десять. Потом пятнадцать.

И вдруг совершенно отчётливо из боковой двери раздалось:

– Владимира Чернопятко к врачу.

Петя вздрогнул. Быстро, как на пружинке, повернулся к Вовке:

– Тебя.

– Да, – еле слышно прошептал Вовка, и щёки его стали медленно бледнеть.

Петя почувствовал к своему недавнему врагу такую жалость!..

– Ты не бойся, – прошептал он. – Это не очень больно…

– Я не боюсь, – дрогнувшим голосом ответил Вовка и поднялся со стула.

В ту же минуту тот же голос из той же двери крикнул:

– Петра Николаева к врачу!

– Тебя тоже! – вскричал Вовка, и румянец мгновенно вернулся на его щёки. – Пошли вместе…

– Пошли! – воскликнул Петя.

И оба, рука об руку, они вошли в кабинет к врачу.

– Ага, два дружка-приятеля! Вместе в школу поступать, вместе оспу прививать! – весело встретил их старенький доктор.

– Вместе! – уже ничуть не робея, проговорил Петя.

Вовка же солидно объявил:

– Завтра наши документы пойдут относить в школу. Его и мои.

– Понимаю, понимаю, – сказал доктор. – Ну-ка, снимайте рубашонки… Я вас сначала послушаю, постукаю…

Из поликлиники шли они долго. Сначала остановились и сверили свои справки. Всё в них оказалось совершенно одинаково. Всё, вплоть до запятых. Конечно, кроме имён и фамилий.

Потом они ещё раз остановились, чтобы поглядеть на только что привитые оспины. И, хотя это были пустяковые, едва заметные царапины, каждый похвалился, как здорово он вытерпел «эту ужасную боль» и даже не пикнул.

У Петиной калитки они остановились.

– Давай сегодня шалаш строить! – предложил Вовка.

– Ладно, – согласился Петя. – Только лучше у нас в саду…

– Только поближе к нашему забору, – сказал Вовка.

– Не к вашему, а к нашему… – упрямо сдвинув брови, начал было Петя. Но одумался. Примирительно сказал: – А забор-то не ваш и не наш, а заводской.

– А ты думал! – усмехнулся Вовка.

На следующее утро мама пошла записывать Петю в школу. Он остался дома и не мог найти себе места от волнения. Он слонялся по саду, ничем не мог заняться. И Вовки, как назло, нигде не было. Даже десяток вишен, чудом уцелевших среди листьев, не доставили Пете никакого удовольствия. Он съел их с мрачным видом, хотя вишни были необычайно сладки той особенной сладостью, какая бывает у последних ягод, перезрелых и чуть провяленных солнцем.

Уж какие там вишни, когда мамы нет и нет! Все-таки странно, почему так долго? Может, справка об оспе не годится? А вдруг они уже опоздали? Вот ведь какая мама! Он просил её пойти пораньше, а она выбралась только в половине десятого…

Да, да, так оно и есть – его не приняли! И она нарочно не идёт, чтобы его не огорчать.

И вдруг…

– Петя! Петушочек!

Петя видит: в раскрытой настежь калитке стоит мама.

Мама щурится от солнца, ищет его глазами и не видит.

Петя хочет бежать ей навстречу, но ноги его не слушаются.

– Мама, – шепчет он. – Мама…

А мама зовёт его:

– Ну иди же ко мне! Иди скорее! Первоклашка ты мой…

И сама бежит навстречу Пете.

– Да? – У Пети дух захватывает от восторга. – Да?

– Да, да! – смеётся мама. – Да, да, да!

Петя заливается румянцем, несколько раз подпрыгивает и орёт на весь сад:

– Ура!

– Ур-ра! – доносится из соседнего сада. Над забором появляются щёки помидорового цвета и блестящие глаза Вовки.

– И тебя тоже? – кричит ему Петя и бежит к забору.

– Приняли! – кричит Вовка и тут же на глазах у изумлённых мамы и Пети совершает великолепнейший прыжок: с самого верха забора прямо к ним в сад.

Глава третья

Первый пенал

Когда был съеден завтрак и одна за другой три сливочных тянучки, Петя с озабоченным видом взглянул на маму: