Люди шторма

Омар – ленивый самодовольный толстяк, с колыхающимся, словно грелка, животом, торчащим из-под форменного ремня, – делано удивился:

– Зачем так спешить, дорогой Байрам? – Подполковник МГБ облизал жирные от плова губы. – Поехали ко мне домой! Манты, самса, шашлык, вино самое лучшее… Все для тебя! А стройка никуда не денется. Что, убежит куда-нибудь до утра?

– Таких, как ты, слушать – в тюрьму попадешь! – раздраженно буркнул олигарх. – Четыре месяца до торжественного открытия осталось, и ни дня больше.

– Ну, в тюрьму в нашей стране только по справедливости сажают. За нарушение государственной границы, например. – Племянник снова облизал жирные губы. – Или за контрабанду наркотиков. А ты, дядя, гордость нашей молодой республики, уважаемый бизнесмен, один из оплотов развивающейся экономики.

– Про русских нарушителей потом расскажешь. – Байрам отвернулся к окну.

Дорога от аэропорта до города-порта обычно занимала полчаса. Черный «Мерседес» в сопровождении мотоциклистов и джипов охраны мчался по нагретому за день шоссе. Иногда попадались придорожные кишлаки – после лощеной столицы они выглядели невероятно бедно: покосившиеся дома из обожженного на солнце кирпича, подслеповатые окна, линялые ковры на веревках. Вскоре из-за поворота вынырнуло бескрайнее поле хлопчатника, по которому ползало несколько десятков женщин с фартуками для сбора хлопка.

– И эта хлопковая плантация, между прочим, тоже твоя, – напомнил Омар Сахатов тоном Кота-в-сапогах, объявляющего, что все вокруг принадлежит маркизу Карабасу.

– Да знаю и без тебя. – Байрам был задумчив, ему явно не хотелось говорить. – В центр поехали. Стройку покажешь.

Ввиду приезда в портовый город высокого гостя все улицы, ведущие к морю, были перекрыты. Регулировщики, испуганно глядя на страшный черный «Мерседес» с правительственным номером и трехцветными мигалками на крышах джипов, вытягивались во фрунт. Редкие прохожие спешили спрятаться в чайханах и магазинах – зачем лишний раз мозолить глаза агентам госбезопасности в штатском, которых только на главном проспекте наверняка было несколько сотен?

Описав полукруг, лимузин остановился у серобетонного пьедестала, уже высившегося на набережной. Неподалеку от него темнел огромный котлован. Ведь хитрый Сахатов не был бы самим собой, если бы не нашел способ личного обогащения за счет установки статуи Отцу нации. Перед исполинским конником предполагалось создать ухоженный мемориальный парк с клумбами, розариями, аттракционами и скамьями для отдыха. А под самим парком – огромный торговый комплекс, с платными паркингами, бутиками, чайханами, ресторанами, игорными залами и даже небольшим базаром. Не стоит и говорить, кто должен был стать хозяином этого подземного бизнеса, который сам президент в пароксизме щедрости пообещал навсегда освободить от налогов…

Работа шла полным ходом. Деловито урчали бетономешалки, летели искры электросварки, лязгала арматура. Подъезжавшие самосвалы то и дело сбрасывали наземь гравий. Отчетом прорабов и архитектора проекта – мол, план выполнен на сто двадцать процентов, идем с опережением графика – олигарх явно остался доволен.

– Строительство идет не только днем, но и ночью, – счастливо блестя глазами, объявил главный инженер. – Мы уже и прожектора завезли. Атмосфера небывалого энтузиазма, в которой проходит возведение монумента нашему дорогому президенту…

– А что там у нас с самим памятником? – перебил Сахатов-старший, обернувшись к скульптору, прибывшему на место строительства еще вчера.

– Материалы поступят завтра после обеда, – ответил тот. – Отливка бронзовых конструкций займет не больше двух недель. Тем более что формы давно готовы. Остановка за немногим – отыскать глину нужного химического состава и консистенции. Мой помощник этим сейчас как раз и занимается. Думаю, через несколько дней обязательно найдет, земля у нас богатая. Он бы и раньше управился, если бы не вымогательство местной полиции.

Байрам вопросительно взглянул на племянника. Тот инстинктивно подобрал живот и выпрямил спину.

– Помощнику скульптора выделена наша машина, я ее специально на время у своего заместителя отобрал, – заученно отрапортовал он. – Полиция по всему побережью получила предписание: не останавливать этот автомобиль ни под каким предлогом.

– Стараешься, стараешься, теперь вижу, – подобрел Байрам. – Ладно, поехали к тебе… Ты там что-то про самсу, шашлыки и вино говорил? Заодно и про русских моряков мне расскажешь…

* * *

– Медленно разворачиваешься и с поднятыми руками идешь от моря наверх. И не вздумай бежать – пристрелю! – с заметным акцентом проговорил неизвестный, вжимая автоматный ствол в затылок боевого пловца.

Виталий оставался на удивление спокойным – ведь его психика отличалась тренированностью, да и подобные внештатные ситуации предусматриваются на многочисленных тренингах спецназа ВМФ…

Осторожно скосив глаза вниз, Саблин различил тень автоматчика. Он был один, но это вовсе не означало, что где-нибудь рядом не скрывается напарник. Второй автоматчик мог быть где угодно.

Боцман понимал: главным теперь было – усыпить бдительность неизвестного. Поднимая руки над головой, Виталий послушно пошел в указанном направлении. Баллон с дыхательной смесью был тяжел, ласты мешали идти по песчаному пляжу. Теперь автоматный ствол не упирался в затылок боевого пловца – судя по тени, конвоир двигался сбоку-сзади на незначительном отдалении.

Понуро опустив голову, Саблин двигался в сторону невысокой дюны. Путь к дюне лежал через корабельное кладбище; в противном случае пришлось бы делать значительный крюк.

Ржавый буксир, перевернутый на бок, был уже совсем близко. С палубы его свисала толстенная, с человеческую руку толщиной, якорная цепь. Это был шанс, настоящий подарок судьбы…

Дойдя до буксира, Боцман немного пригнулся и, схватив конец цепи, резким движением направил ее назад, метя в голову позади идущего. Звук удара, короткий вскрик, шелест песка под подошвами автоматчика, удар о землю падающего тела… Мгновение – и боевой пловец, метнувшись назад, уже выворачивал руку конвоира, другой рукой вжимал его голову в песок. Тот попытался было увернуться, но резкий удар локтем в затылок заставил сопротивлявшегося раскрыть рот и выпучить глаза. Следующий удар чуть левей темени и вовсе его обездвижил. Схватив дюралевый пенал, Саблин уже определил путь к воде, когда откуда-то с верхушки дюны неожиданно прогремела автоматная очередь. Песчаные фонтанчики, вздымаемые пулями, заплясали в каком-то метре от Боцмана. Бежать к морю в стесняющем движения гидрокостюме, с тяжелым баллоном за спиной не имело смысла: автоматчик сто раз успел бы подстрелить жертву.

Боцман поднял с песка «калашников» конвоира и осторожно отполз за буксир. Из-за дюны показалась голова стрелявшего, и Саблин, вскинув оружие, нажал на спусковой крючок, но не попал, потому что голова исчезла за какое-то мгновение до этого. Продолжая удерживать дюну на мушке, боевой пловец принялся осторожно отползать назад.

И тут автоматная очередь прогрохотала откуда-то сбоку. Пули с мерзким чавком прошили обшивку буксира над самой головой Виталия. Судя по всему, это был уже другой автоматчик – первый вряд ли успел бы так быстро переменить позицию. А это, в свою очередь, означало, что положение Боцмана становилось безвыходным: перекрестный огонь – штука скверная, да и позиция второго стрелка оставалась невыясненной… А ведь на берегу могли прятаться и другие бойцы!

Выход напрашивался сам собой: спрятаться в чреве списанного буксира и отстреливаться до последнего патрона. Саблин быстро скинул ласты, подтянулся на ржавом блоке, свисавшем над головой, и, проскрежетав заспинным баллоном по ржавому железу, очень удачно нырнул в световой люк.

Стрельба на какое-то время стихла – видимо, стрелявших озадачило исчезновение Саблина. Прошла минута, две, три… Боевой пловец припал глазом к щели в палубе. На вершине дюны обозначился силуэт одетого в камуфляж человека без оружия. Удерживая над головой длинную палку с белой материей, он всем видом показывал, что направляется для переговоров. Однако это, скорее всего, было уловкой, чтобы затянуть время: несомненно, его напарник уже вызвал подкрепление. Саблин поднял автомат, высунул ствол в щель и, прицелившись, пустил короткую очередь под ноги камуфляжнику с белым флагом.

– Стоять! – прикрикнул Боцман.

Парламентер остановился, обернулся, что-то крикнул и, услышав короткий ответ (Виталий не разобрал, какой именно), бросил белый флаг, быстро отбежал назад и спрятался за дюной.

И тут произошло нечто неожиданное. Со стороны дюны донеслось два быстрых негромких хлопка – будто бы воздушные шарики лопнули. Боцман так и не понял, что случилось… Однако меньше чем через минуту снаружи послышались чьи-то торопливые шаги, и негромкий баритон снаружи произнес по-русски и без акцента:

– Они уже не выйдут. Сейчас ты очень быстро спускаешься к воде, плывешь к своему маяку и до наступления темноты не высовываешься. Местные полицейские приняли тебя не за того, кто ты есть на самом деле.

Несомненно, именно говоривший, спустившийся, словно ангел с небес, в самый драматический для спецназовца момент, и избавил Саблина от возможных неприятностей…

Человек этот не мог быть провокатором: а то откуда бы он знал про маяк? Видимо, это и был тот самый агент, который, со слов Нагибина, и оставил пенал для Виталия. Но почему он вернулся? Почему посчитал необходимым подстраховать Саблина? Почему полицейские подпустили его так близко к себе?

Задавать лишних вопросов не хотелось, да и смысла в них не было. Выбравшись из чрева буксира, Боцман быстро надел лежавшие на песке ласты и, не оборачиваясь, двинулся в сторону моря…

Глава 4

Предложение капитана Горецкого относительно побега выглядело вполне разумным. По крайней мере, попытаться удрать из тюрьмы было куда лучше, чем сидеть в камере, ожидая, какие новые пытки придумают следователи. Правда, массовый побег был загодя обречен на неудачу, а потому даже не рассматривался экипажем «Астрахани».

– Значит, надо бежать кому-нибудь одному, – подвел черту капитан и, обведя глазами камеру, прищурился: – Кому именно? Давайте решать.

– Вам, Арсений Алексеевич, и надо, – поразмыслив, ответил старший механик.

– Почему именно мне?

– Во-первых, вы – самый опытный, – подхватил корабельный доктор. – Во-вторых, хорошо знаете этот город, в порт заходили неоднократно. В-третьих, слово капитана значит для нашего пароходства куда больше, чем слово простого матроса.

– А потом, главной жертвой они избрали тебя, – напомнил старпом очевидное. – Значит, и дальше будут пытать этим чертовым излучателем. Только вот как отсюда бежать?

– После отбоя расскажу, – пообещал Горецкий; он уже согласился с тем, что попытаться бежать следует только ему одному. – Только мне надо, чтобы кто-нибудь отломал ножку от во-он той металлической табуретки. Кто из вас самый сильный, ребята?..

Побег был запланирован сразу после отбоя: ведь именно в это время, как наверняка уже знал Горецкий, в тюрьме происходила смена охраны. Под потолком погасла единственная лампочка в зарешеченном цилиндре, вся камера принялась напряженно прислушиваться к шагам вертухаев в коридоре, к лязгу дверей, звукам в соседних камерах…

Наконец, все стихло. Арсений Алексеевич снял с нар простыню, включил в рукомойнике кран и сунул в воду. Затем – еще одну. Затем – еще… Когда простыни хорошенько намокли, Горецкий свернул их в жгуты и обвязал два соседних стальных прута оконной решетки – тех, что были слева. Залез на нары, сунул в это мокрое кольцо отломанную ножку табуретки и принялся крутить, словно бы закручивал тиски. Двойной мокрый жгут толщиной с человеческую руку постепенно утончался, на пол камеры потекла вода. Камера следила за действиями Арсения Андреевича, затаив дыхание.

– Фу-у-у… – Капитан вытер вспотевший лоб и кивнул старпому: – Равиль, помоги…

– Где ты этому научился? – Нигматуллин налег на рычаг, завинчивая импровизированный канат все туже и туже.

– Дед рассказывал, – шепотом пояснил Горецкий. – Он в сорок втором году в окружение к немцам попал, его в деревенскую тюрьму сунули до рассвета. Так ночью и удрал…

Влажная хлопковая простыня, свернутая в жгут, по прочности может сравниться с корабельным канатом. Равиль упорно продолжал накручивать ножку табуретки, белое кольцо вокруг двух прутьев становилось все туже, и наконец металлические штыри стали прогибаться, сближаясь друг с другом. Уставшего Нигматуллина сменил старший механик, того – судовой врач… Вскоре оба прута, изогнувшись буквой «Х», наконец коснулись друг друга. Таким же образом были выгнуты два соседних прута – те, что справа. Спустя полчаса между прогнутых стальных штырей зияла дыра, достаточная для того, чтобы худощавый человек мог вылезти наружу. Оставалось лишь открыть форточку…