Гастроли Жигана

Через минуту после начала разговора Макеев свернул с Садового к центру, затем, еще через минуту, развернулся и поехал в другом направлении. Словом, отследить машину не было никакой возможности.

Панфилов, хоть и не был уверен, что их с Макеевым попытаются вычислить, но все же счел такие меры предосторожности необходимыми.

Он не хотел подвергать успех начатой ими операции риску.

Справедливости ради надо отметить, что предосторожность оказалась не лишней. Часа через два после того, как он получил от диспетчера всю информацию, которую удалось добыть агентам сыскной фирмы «Престо», Константин позвонил тому самому менеджеру, который продал ему телефон и с удовлетворением узнал, что владельцем номера интересовались какие-то личности, назвавшиеся частными детективами, и, получив сведения о мифическом Иване Ивановиче, проживающем в Кремле, в недоумении удалились.

Естественно, из всего, что им сообщил диспетчер, Панфилова с Макеевым больше всего заинтересовал контакт с толстяком, который застрял в Кунцеве. Без сомнения, на улице Красных Зорь толстяк оказался не случайно, и можно было начинать дальнейшую разработку операции. Но Панфилов решил выкачать все, что можно, из услужливой, хотя и чересчур любопытной сыскной фирмы и передал диспетчеру требование установить личность и род деятельности толстяка, справедливо рассудив, что самим им заниматься сбором подобной информации нет никакого резона – можно засветиться раньше времени.

Через несколько часов диспетчер смог сообщить Константину, что толстяк является первым по влиянию человеком в кунцевской группировке, кличка его Большой и что здание, в котором он исчез, что-то вроде их штаб-квартиры.

Этого было уже более чем достаточно. Макеев вновь воспользовался своими старыми связями, и еще через несколько часов компаньонам стало известно, что кунцевская группировка переживает сегодня не лучшие времена, уступив филевцам контроль над Крылатским, а раменским – над Кутузовским проспектом.

Чтобы поправить положение, кунцевцы забили большую стрелку в Суворовском парке, как раз посередине между Филевским и Кунцевским парками, и устроили грандиозную разборку со стрельбой из автоматов и взрывами. Ничего этим не добившись и только потеряв половину личного состава, кунцевская группировка вынуждена была утереться и довольствоваться небольшим участком Москвы, ограниченным куском Московской кольцевой автодороги, Рублевским шоссе и Рябиновой улицей.

Но это были уже слезы, а не территория. А тут еще брожения внутри самой группировки начались. «Рядовые» начали осуждать действия «генералов», дело вообще запахло революцией.

Тогда кто-то из первых лиц в группировке, по предположениям эмвэдэшных аналитиков, именно толстяк по кличке Большой, настоящее имя которого было Виктор Иванович Протасов, и предложил перейти от открытой демонстрации силы своим противникам к тихой, «партизанской», в его понимании, скрытой войне.

Лично Большим были отобраны трое наиболее подходящих, с его точки зрения, кунцевских братанов и отправлены «к соседям в чуждые пределы» с четким заданием – обезглавить несколькими меткими выстрелами и филевцев, и раменских, и, на всякий случай, еще и строгинцев, чтобы получить контроль над всем правобережьем Москвы-реки южнее Волоколамского шоссе.

Из этой затеи тоже почти ничего не вышло, так как убитым оказался только лидер раменской группировки. Двое других посланцев Большого «в расположение части», как говорится, не вернулись, и сведений о смерти тех, кого они должны были убрать, к Большому тоже не поступало. Пропали оба его паренька, словно сгинули, что, скорее всего, так и было на самом деле.

Но он не опустил руки и понял, что все дело в кадрах, которые он начал подбирать с целью продолжить впоследствии «тихую» войну с соседями. Но в процессе подготовки профессиональных стрелков-киллеров Большой набрел вдруг на золотую жилу.

Кто-то из его воспитанников ляпнул кому-то из своих друганов в Центре о новых веяниях, которые появились в Кунцеве, и тут же получил предложение попробовать свои силы на практике. Не бесплатно, конечно. Не решившись на откровенную инициативу, чреватую дисциплинарными наказаниями, самое мягкое из которых заключалось в «лишении живота», как прежде на Москве выражались, стрелок обратился за разрешением на такой эксперимент к Большому, а тот сразу сообразил, какие перспективы у них открываются, коль скоро Центр испытывает недостаток в киллерах.

С этого дня подготовка пошла значительно интенсивнее и через непродолжительное время Большой располагал пятеркой очень неплохих ребят, способных выполнить любой заказ на ликвидацию в центре Москвы. Был у него и еще пяток ребят, подающих пока надежды.

С ними он усиленно работал в том самом здании, до которого его и проследили после разговора с Лешей Газетчиком. Вернее, работали те, кто поопытней, из первой пятерки, он наблюдал и вмешивался лишь в тех случаях, когда считал необходимым.

Последние два дня Большой был сильно не в духе. Добродушная внешность могла обмануть человека, впервые с ним встретившегося, но те, кто знал Большого не первый, как говорится, день, сразу отмечали мрачное раздражение, сквозившее в его взгляде, спешили свернуть с его дороги и не смотреть на него лишний раз, чтобы не стать громоотводом для его злости.

Посланный на выполнение заказа Мишка Соловьев по кличке Соловей, один из лучших в его команде, не вернулся в Кунцево. Мало того, не вернулся вечером того же дня, когда он должен был выполнить заказ, за который Большой уже получил неплохие деньги от солидных людей. Большой увидел своего Соловья на экране телевизора в программе «Дежурная часть». Какая-то сука уложила его на асфальт, и теперь он смотрел в черное ночное московское небо обезображенным лицом. Его даже узнать было трудно.

Большой понял, что это Соловей, поскольку речь шла об убийстве человека, пытавшегося совершить покушение на жизнь Гусева, за которого Большому заплатили неплохие бабки. К тому же досужие телевизионщики разыскали сумку, в которой Соловей нес свой автомат на место выполнения заказа. Сумку Большой сразу узнал. Он сам ходил с ребятами по спортивному магазину и подбирал эти сумки, чтобы было удобно носить и расстегивались мгновенно.

Особое беспокойство Большого вызвало сообщение журналистов, что киллера, охотившегося за Гусевым, убил не охранник и не милиционер, а неизвестный человек, выстреливший киллеру в голову из пистолета и успевший скрыться до приезда милиции в районе пересечения улиц Малой Никитской со Спиридоновкой.

Большой подозревал, что кто-то из соперничающих с ними группировок разведал его планы и вознамерился составить конкуренцию. Самым эффективным средством было выбить одного за другим бойцов Большого, чтобы некому было выполнять заказы, которые последнее время сыпались на него один за другим золотым дождем.

Кроме того, беспокоили обязательства перед заказчиком, который уже оплатил убийство Гусева. Нужно было отрабатывать деньги и как можно скорее, иначе могла пострадать его репутация, и он запросто лишился бы новых заказов. Но и спешить было нельзя – Гусева после покушения усиленно охраняли, и не только свои.

Происшествием на Малой Никитской, по слухам, заинтересовалась ФСБ и тоже приглядывала за директором аэропорта «Шереметьево», подозревая, что тот замешан в каких-то международных аферах и покушение – своего рода предупреждение ему.

Знал Большой и то, что скоро начнут ползать по Кунцеву ментовские слухачи и доносчики, вынюхивая, с кем последнее время общался Соловей, в каких делах был задействован, собирать о нем всевозможную информацию. Раз уж он узнал Соловья в трупе с обезображенным лицом, менты тоже докопаются, можно в этом не сомневаться.

А тут еще какой-то дерьмовый придурок наблюдает за спортзалом, в котором сутками проводил время Большой со своими питомцами. Припарковал машину напротив и думает, что его задристанный «москвичонок» не привлек внимания! Тоже мне – наблюдатель!

Нервы у Большого не выдержали, и он коротко скомандовал пареньку из второй резервной пятерки, который был перспективнее других и которым Большой намеревался заменить выбывшего Соловья:

– Сходи, Химик, сделай ему ТО-1, а заодно и ТО-2. Надоел. Глаза мозолит.

Девятнадцатилетний Химик, прозванный так за то, что любил рассказывать, как его выгоняли с первого курса химико-технологического университета за удавшуюся попытку в лабораторных условиях получить тринитротолуол. Полученное вещество оказалось очень нестойким и взорвалось через пятнадцать секунд после образования. Единственной жертвой эксперимента стал сам Химик, которого вышибли из университета после категорического отказа его родителей оплатить ремонт лаборатории.

Испытывавший болезненное влечение к химическим опытам со взрывчатыми веществами, Химик начал искать применение своим доморощенным талантам и нашел себя в группировке Большого.

Он специализировался на ликвидациях с помощью взрывов и был, по мнению Большого, весьма перспективным кадром, поскольку обладал нетрадиционным мышлением и ярко выраженной склонностью к изобретательству.

На этот раз Химик ничего особенного выдумывать не стал, он использовал одно из опробованных своих изобретений. Оно представляло собой простейшую радиоуправляемую модельку – маленькую платформу на колесиках. На платформу помещалось необходимое количество вещества, названия которого Химик не знал, поскольку синтезировал его в ходе одного из опытов и аналогов ему в справочной литературе не нашел. Вещество, впрочем, не обладало разрушительной силой тротила, но перевернуть машину, под которой производился взрыв, ему было вполне под силу. Срабатывало оно от самой слабой электрической искры.

Химик насыпал в специальный резервуар, установленный на платформе величиной с книгу обычного формата, грамм двести изобретенного им вещества, проверил, в порядке ли разрядник. Поставил платформу на асфальт метрах в двухстах от «Москвича» и нажал на кнопку «вперед» на пульте управления. Платформа медленно покатилась по проезжей части вдоль бордюра, не привлекая ничьего внимания, поскольку в высоту была всего сантиметров десять.

Единственное, за чем ему приходилось внимательно следить, это чтобы платформа не врезалась в какое-либо препятствие и не взорвалась раньше времени, поскольку разрядник, тоже собственной конструкции Химика, часто барахлил и начинал искрить от удара.

Но на этот раз все прошло гладко. Устроившись на крыше спортивного зала, Химик наблюдал за своей платформочкой в бинокль и без труда загнал ее под днище «Москвича», в котором устроился наблюдатель.

Затем он закурил и, приготовившись к очередной порции наслаждения, которое он испытывал от каждого взрыва, нажал на пуск разрядника.

«Москвич» подпрыгнул, из-под него вырвались в одну сторону языки огня, и взрывной волной машину перевернуло на бок, почти не отбросив от того места, где она стояла. Однако тому, кто сидел в ней, пришлось туго. Особенность примененного Химиком вещества была в том, что оно вызывало возгорание всех горючих веществ, которые оказывались в зоне взрыва.

Мгновенно вспыхнуло горючее в баке машины, и второй взрыв окутал «Москвич» столбом пламени. Огонь охватил всю машину, и выбраться из нее не было никакой возможности. Тот, кто сидел в салоне, не успел открыть покореженные первым взрывом дверцы и выпрыгнуть.

– Отличная работа! – одобрил Большой, наблюдая за взрывами из окна спортивного зала. – Молодец, Химик! Надо будет поручить ему доделать то, что не успел Соловей. Пусть начнет с Гусева. Если справится, толк из него выйдет...

Глава 4

Взрыв стоящего напротив спортзала «Москвича» застал Панфилова и Макеева в тот момент, когда они выдвинулись на исходные позиции для ликвидации основного ядра кунцевской группировки во главе с Большим.

Макеев установил гранатомет напротив главного входа в спортзал в небольшом сарайчике, неизвестно для каких целей оставленном при сносе старых построек. От сарайчика был хороший путь отхода через окружающие его разросшиеся кусты к пустырю на соседней улице, где Макеева поджидала его машина.

Панфилов занял позицию напротив другого входа в спортзал, которым и должны были, по его предположению, воспользоваться находящиеся в спортзале кунцевские братаны после того, как Макеев произведет пару выстрелов по большим окнам спортивного зала.

Гранаты должны были разорваться внутри помещения и наделать немалый переполох среди находящихся внутри здания. Тех, кто вздумает воспользоваться для бегства окнами, будет поджидать тот же Макеев, вооруженный автоматом.

Взрыв машины насторожил Панфилова и вызвал у него серьезное беспокойство. Это было непредвиденное обстоятельство, вмешательство со стороны в намеченную ими операцию. Панфилов не мог предположить, что Макеев проявил идиотскую инициативу и взял на прицел совершенно безобидный «москвичок» вместо того, чтобы действовать по заранее намеченному плану.

До времени начала операции оставалось еще пятнадцать минут, и Панфилов ломал голову, что бы мог означать этот неожиданный фейерверк и как теперь изменится ситуация. Даже если предположить, что взрыв каким-то образом произошел случайно и не имеет никакого отношения к Большому и его братве, собравшейся на тренировку в спортзале, нужно быть готовым к тому, что через несколько минут сюда слетятся менты и начнут внимательно прочесывать подряд всю окружающую спортзал местность в поисках возможной причины взрыва и свидетелей.

Они непременно обнаружат и Макеева, засевшего с гранатометом и автоматом в сарае напротив входа в спортзал, и самого Панфилова, расположившегося на первом этаже стоящего рядом со спортзалом здания. И начнется такая чушь собачья, что просто противно от всего этого становится, как только представишь.

«На месте Макеева, – думал Панфилов, – я бы не стал дожидаться, пока ментов в округе станет больше, чем воробьев на деревьях, а перенес бы начало операции на пятнадцать минут раньше. Надо же уметь принимать самостоятельные решения и действовать сообразно с меняющимися на глазах обстоятельствами, а не упираться лбом в заранее намеченные планы. Я ведь тоже не мальчик, соображу, что к чему, и поддержу инициативу напарника».

Панфилов начал злиться и прикидывать, как ему незаметно убраться от спортзала, когда раздался резкий хлопок выстрела, и из окон спортзала, выходящих на ту сторону, с которой наблюдал за ними Панфилов, посыпались стекла. Следом раздался еще один выстрел, и теперь уже Константин увидел сквозь разбитые стекла клочья метнувшегося по внутренним помещениям огня.

«Молодец, Сашка! – подумал Панфилов. – Соображает, голова ментовская!»

Но долго умиляться у него не было времени. На пороге распахнувшейся двери запасного выхода из спортзала показалась в клубах дыма приземистая фигура. Панфилов, не размышляя, как сделал бы на его месте Макеев, срезал выбежавшего короткой очередью. Константин отчетливо видел, как из груди у того брызнули небольшие фонтанчики крови.