Поднебесные убийцы

Поручив организацию сборов своей команды сержанту Маслюхину, Андрей отправился домой. Несколько дней назад с очередной «вахты», как прозвал он эти поездки в Нижний Новгород, вернулась Галя. Теща слегла всерьез, и Галине приходилось теперь чуть ли не месяцами проводить у ее постели. Когда наступало облегчение и та могла передвигаться самостоятельно, Галя сразу же возвращалась к Андрею. Но проходила неделя, и в прихожей снова требовательно дребезжал звонок телефона.

Иногда случалось и так, что прибытие Гали совпадало с отсутствием Андрея. В такие, как он называл их, «замороченные» периоды они не виделись по месяцу и больше. Лавров понимал положение жены, которая была вынуждена буквально разрываться между ним и матерью.

Та так и не смирилась с тем, что дочь расписалась без ее благословления с «каким-то непутевым майоришкой». Он догадывался, сколько нервов приходится тратить Гале на все эти дорожные мытарства, сколько ее душевных сил уходит на выслушивание необоснованных упреков в его и ее адрес, как ей сейчас приходится тяжело. Поэтому за год, прошедший с момента их знакомства, он ни разу ее ни в чем не упрекнул. Галина, несмотря ни на что, оставалась с ним, и Лавров это ценил чрезвычайно.

Еще во время разговора с генералом он ощутил внутренний укол – как же теперь сказать Гале, что он опять куда-то уезжает? За последний месяц вместе были-то всего меньше недели. Разумеется, Федину он и виду не подал, что не очень-то рад завтрашней командировке – армия есть армия, и здесь не принято капризничать «хочу – не хочу». И все же… Каково ей будет узнать, что он опять отправляется куда-то очень далеко, на неопределенно долгий срок?..

Войдя в прихожую, Андрей замер на пороге. Внутреннее чутье внезапно подсказало, что сейчас он узнает нечто такое, что его едва ли сможет обрадовать. Не разуваясь, он прошел к двери в зал и, заглянув, увидел Галину, которая паковала дорожную сумку. Внутри тут же словно что-то оборвалось. Какая-то последняя струна на незримой лире души, которая до сего момента, невзирая ни на какие передряги, продолжала упрямо вызванивать песнь их любви, песнь их – увы! – уходящего счастья.

– Слава богу! – увидев мужа, обрадовалась Галина. – Я так боялась, что ты задержишься на службе, и я уеду, не увидев тебя.

– Опять осложнение… – Лавров понимающе покачал головой. – Надеюсь, надолго это не затянется. Хотя… Господи! О чем это я? Сам же завтра отбываю в Москву, а оттуда на Алтай. Надеюсь, за пару недель с делами там управимся. Ладно… Что уж теперь? Приеду раньше, чем ты – подожду. Если вернусь позже тебя – заранее прошу извинить. Там не все от меня будет зависеть…

– Андрюша… – Галя подошла к мужу и, обняв за плечи, положила голову ему на грудь. – Боюсь, теперь я уезжаю на очень долгое время. Маму забирает к себе в Канаду ее старшая сестра, тетя Надя. Она туда уехала с мужем еще лет двадцать назад. Недавно он умер. Да и сама она постоянно болеет. Живет совершенно одна – детей у них с дядей Гербертом не было. И вот просит маму переехать к ней на постоянное место жительства. Вид на жительство, сказала, оформит – денег у нее куча. Главное, считает она, рядом с ее домом хорошая клиника, где они обе смогут лечиться. И вот теперь – что уж поделаешь? – я туда еду с мамой…

– Господи! – Лавров до боли сжал супругу руками. – Да за что же это мне?! Ну почему я должен тебя терять?!! Где же эта справедливость, черт ее побери? Или она уже совсем переродилась в нечто другое, и я обречен на то, чтобы только расставаться? Галя, давай договоримся, что хоть через год или два, но ты обязательно вернешься. Постой! Ты… Ты беременна? У нас будет ребенок?

Он чуть отстранился и недоуменно посмотрел на жену. За беготней, за хлопотами он даже не заметил, что с некоторых пор ее фигура приобрела едва заметные, но характерные для беременной женщины изменения.

– Да, мне сказали, что будет сын, – почти шепотом произнесла Галина. – Прости, что вовремя этого не сказала. Поверь, мне самой тоже очень обидно, что у нас все так неудачно складывается. Но… Не могу же я оставить мать одну! Понимаешь? Не могу! Да, она очень несправедлива, прежде всего к тебе. Но что же теперь поделаешь? Матерей ведь не выбирают, правда? Так уж получается, что мне назначено быть подле нее до… О господи, прости!.. До самого ее последнего часа.

Чувствуя, как внутри все напрягается и на душе становится тяжело, Лавров молча стоял, не отрывая взгляда от Галины.

– Галя, обещай мне, что хоть через год, хоть через пять или десять лет мы снова будем вместе! – Андрею казалось, что еще минута, и он задохнется от душевной боли, сдавившей грудь. – Обещаешь?

– Андрюша, я постараюсь… – Супруга осторожно высвободилась из его рук. – Твердо обещать могу только одно, что наш сын будет знать, кто его отец, и что тобой он будет гордиться. Знаешь, провожать меня не надо. Я сейчас и так буквально принуждаю себя ехать в Нижний. Боюсь, что передумаю в самый последний момент, а потом буду клясть себя за эту слабость. Вот уже и такси… – со вздохом добавила Галина, услышав сигнал автомобиля, донесшийся с улицы.

– Ну, ты хотя бы мне пиши… – обессиленно выдохнул Лавров.

Из-за разом навалившегося ощущения крайней несправедливости ему хотелось рвать и метать, разносить все сущее в клочья.

– Конечно! Я обязательно буду тебе писать! – Взяв сумку и поцеловав супруга, Галя направилась к выходу, но внезапно остановилась и обернулась. – Андрюша, помнишь наше знакомство? Я иногда вспоминала тех женщин, которые там, в санатории, добивались твоей взаимности, и мне однажды подумалось: какая же я тогда была глупая максималистка! В чем я смела тебя упрекать? В чем смела упрекать их? Я ведь тогда не понимала, что жизнь есть жизнь и ее законов не отменишь. Поэтому… Даже если нам больше не суждено встретиться, я все равно буду любить только тебя. Ну а ты… Если встретишь ту, что… подарит тебе свою любовь, свое тепло – не обижай ее отказом. Просто знай, что это – я, только немного другая…

С трудом сдерживая слезы, Галина быстро вышла из комнаты. Хлопнула дверь. Через минуту загудел мотор отъезжающей машины. Не выдержав, Лавров подбежал к окну и проследил взглядом за «десяткой» с оранжевым гребешком, которая уносила его любимую женщину в какую-то далекую даль, откуда ей вернуться к нему будет очень трудно, а ему поехать к ней вряд ли возможно.

* * *

…Колеса звонко отстукивали километр за километром, отмеряя бесчисленные перегоны между станциями и полустанками. Сколько раз ему уже доводилось слышать эту ни на что другое не похожую мелодию дальнего пути? Андрей лежал на диване двухместного купе, в котором размещался вместе с руководителем экспедиции, и временами поглядывал в окно. Он снова в дороге…

Их «археобанда», как именовал состав экспедиции склонный к юмору ее руководитель, известный ученый Петр Дёмин, прибыла на Казанский вокзал в восьмом часу вечера. Более двадцати человек научных сотрудников различных рангов – учитывая значимость объекта предстоящего поиска, академик Дёмин решил не скупиться, тем более что выделенные средства это позволяли – сопровождали шестеро спецназовцев ВДВ, для конспирации оформленных членами экспедиционной команды.

Конспирироваться пришлось, прежде всего, от иноземных мафиози (которые наверняка планировали подстроить в пути какую-нибудь каверзу), чтобы представители Триад пока что были в неведении о возможностях команды Дёмина по части вооруженного отпора возможным провокациям с их стороны. Враг, который не знает о предпринятой защите, не столь опасен, как враг осведомленный. Но не лишней конспирация была и в отношении армейского начальства. Как стало известно, в последний момент кто-то из крупных чинов МО дал отмашку по части отмены сопровождения археологов спецназом. Поэтому официально команда майора Лаврова отправлялась на Алтай с единственной целью – отработать сплав по горным рекам.

Поезду, который преодолевал более чем три тысячи километров между Москвой и Барнаулом за двое с лишним суток, предпочтение было отдано не случайно. После покушения академик Дёмин окончательно решил ехать только поездом. Было яснее ясного, что отморозки из Триад ради его устранения могут пойти и на то, чтобы устроить авиакатастрофу.

Время в поезде кажется необычайно тягучим и малоподвижным. Особенно для такого человека, как Лавров, который привык жить в постоянном движении. Но тут уж ничего не поделаешь – приходилось с этим мириться. Единственное, что очень досаждало, это непрошеные воспоминания о только что пережитом. Говорят, что «с бедой надо переночевать», и тогда ощущение боли притупится. Но, похоже, это правило на Лаврова не распространялось. Проснувшись утром под перестук колес, первое, что вспомнил Андрей, – их расставание с Галиной. Вопреки его воле мысли снова и снова возвращались к событиям вчерашнего дня. Лавров мысленно снова и снова видел Галю, стоящую на пороге, и его грудь словно стягивало железным обручем. Увидятся ли они еще хоть когда-нибудь?

– Я вот тоже однажды пережил нечто подобное… – неожиданно заговорил Дёмин, поднявшись со своего дивана. – Тоже расстались, и тоже, как мне тогда казалось, навсегда. Поверишь ли – душа рвалась на части! И кто бы мог подумать, что всего через пару лет все вдруг уладится само собой… Да еще как уладилось-то здорово! Потом было даже смешно вспоминать – и чего сам себе душу травил, чего кручинился?

Сухощавый и крепкий, выглядевший значительно моложе своих шестидесяти шести, он приятельски улыбнулся, глядя на Андрея. Сложив руки в замок, Пётр Михайлович с хрустом сделал несколько разминочных упражнений.

– По мне здорово заметно, что я не в своей тарелке? – Лавров удивленно покосился в сторону своего соседа по купе и одновременно подопечного – охрану академика он взял лично на себя.

– Андрей, ты сильный, волевой мужчина, – Дёмин понимающе улыбнулся. – Но есть такие чувства, которые вынуждают страдать даже самого сильного. И прежде всего, это любовь. Её не скроешь. Если она настоящая, её в себе не задушишь… Но её можно хотя бы на время усыпить, убаюкать. И не только можно, но и нужно. Иначе… Все силы, и душевные, и физические, уйдут на одни лишь переживания – уж поверь мне.

– Согласен… – глядя в потолок купе, Лавров чуть заметно кивнул. – Я и сам всё это прекрасно понимаю. Ладно! С этими душевными терзаниями пора кончать. Всё! Точка! Баста! Вы не будете против, если я прямо сейчас начну выполнение некоторых упражнений из раджа-йоги?

– Да сколько угодно! – рассмеялся академик, поднимаясь с дивана. – А я пока выйду в коридор, немного разомнусь.

– Хорошо, Пётр Михайлович, идёмте, прогуляемся. – Лавров сунул за пазуху пистолет и тоже поднялся на ноги.

– Андрей! – Дёмин укоризненно покачал головой. – Ты меня что же, теперь и в туалет будешь сопровождать?

– В туалет буду не только сопровождать, но и проверять его на наличие мин-ловушек, в том числе и газовых, – без тени улыбки уведомил Лавров. – Вот выйдем в горы, там – обещаю – опеки поубавлю. А здесь вам придется терпеть мою назойливость.

– Ну, идём, идём, сударь перестраховщик… – безнадёжно махнул рукой академик. – Куда уж от тебя денешься?

Андрей, выйдя в коридор первым, быстро окинул взглядом всё его пространство. В дальнем конце у открытого окна стояли трое эмэнэсов, которым что-то азартно рассказывал Макс Красилин. Пару секунд понаблюдав за его жестикуляцией, Лавров догадался, что тот повествует о вчерашнем происшествии с Фёдором Эбергардтом. «Надо же! – мысленно усмехнулся он. – Прямо пиарит меня по полной программе. Ну артист…»

Справа, улыбаясь, о чем-то беседовали молоденькая лаборантка, недавняя выпускница МГУ, и известный в батальоне сердцеед Костя Усатов. «Ого! – Андрей внутренне насторожился. – А наш Костя, я гляжу, не теряется, бабник хренов! Надо будет ему мозги-то вправить. А то охмурит дуреху, и – гуд бай. А нам всем красней потом за него…»

– Не надо ему ничего говорить… – проследив за его взглядом, вполголоса произнес Дёмин. – Катя девочка неглупая, с характером. Голову никогда не теряет и за себя постоять может. И уж если между ними что-то будет, то, поверь, не вследствие ее легкомыслия или его донжуанских талантов. Значит, и в самом деле возникло что-то обоюдное.

Лавров изучающе посмотрел на академика и негромко рассмеялся.

– Пётр Михайлович, вы меня не перестаете удивлять. Во-первых, надо отдать должное, вы очень тонко чувствуете чужие настроения. Прямо как мысли читаете. А еще, что я заметил, очень снисходительно относитесь к чьим-то слабостям. Скажем, к тому же вон Косте, который пудрит мозги вашей сотруднице с единственной целью – реализовать свой инстинкт самца.

Дёмин краем глаза взглянул в сторону щебечущей парочки и чему-то задумчиво улыбнулся.

– Ну, что касается чтения мыслей… Наверное, на то я и академик, чтобы уметь использовать свой мозговой аппарат по назначению, – он чуть пожал плечами. – Кстати, ты ведь тоже, я гляжу, очень даже лихо «сканируешь» чужие мысли и настроения. А снисходительно отношусь к людям, прежде всего, потому, что себя никак не отношу к сонму святых. В частности, так сказать, официальных. Их, надо сказать, на сегодня уже столько натиражировали, что в раю, мне так думается, сейчас, как в трамвае, – не протолкнуться.

С ходу поняв, в чём соль иронического посыла, Андрей от души рассмеялся. Проходившая мимо хорошенькая проводница, стрельнув в их сторону пронзительно-синим взглядом большущих глаз, с видом, преисполненным важности своей миссии, проследовала дальше. Демин посмотрел ей вслед и уверенно констатировал:

– А ты ей понравился. Нет, это абсолютно точно – она сражена наповал. У бедняжки даже походка переменилась… Ты со мной не согласен?

Но Лавров почему-то даже не обратил внимания ни на проводницу, ни на замечание своего собеседника.

– Пётр Михайлович, а вы женаты? – неожиданно спросил он, думая о чем-то своем.

– Да, уже сорок лет, – с какой-то ностальгией в голосе ответил тот. – Ты хочешь спросить, не изменял ли я своей жене? Каюсь, было. Но всегда любил только ее. А романы на стороне… Это случалось в периоды долгой разлуки, когда моя природа начинала бунтовать, отнимая сон и желание работать. Нет, есть люди абсолютно ответственные, как, например, мой старый друг, профессор Ростохин. Тот, даже месяцами находясь в поездке, помню, не позволял себе и мимолетного взгляда в сторону женщин. Да-а! Я таких людей уважаю и даже немного им завидую. Но сам на это не способен. Увы!

Они стояли у окна и разговаривали, что называется, «за жизнь», о чём-то временами споря, что-то друг другу доказывая, что-то уточняя, но независимо от темы и тональности разговора Андрей «на автопилоте» неотрывно отслеживал окружающую обстановку. Не привлекая к себе внимания, он внимательно изучал всех, кто проходил мимо них, кто так или иначе реагировал на их присутствие в коридоре. Но все как будто выглядело спокойно, ничто не вызывало каких-либо сигналов тревоги в подсознании, настроившемся на выявление опасности.

Академик Дёмин, не раз бывавший на Алтае и как руководитель экспедиций, и в качестве туриста – он обожал конные маршруты и сплав по горным рекам, – в ходе разговора упомянул о красотах этого необычного горного края.

– …Не понимаю, какого черта наши снобы из года в год тащатся в Турцию, Египет, еще куда-то? – с иронией размышлял он вслух. – Нет, съездить посмотреть мир – дело нужное. Но если они не видели собственной страны, если турецкие отели знают лучше, чем даже Подмосковье, то кто они тогда, если разобраться? Да, я бывал за границей, и не раз. Ну и что там, в Турции, хорошего? Перемолотый сотнями тысяч ног песок на пляже и море, уже задыхающееся от пота, смытого с сотен тысяч спин? Европейцы умнее. Они едут к нам на Алтай, они видят настоящую, еще не загаженную, не истоптанную природу. Ты там еще не бывал?

– Да был как-то раз со своими орлами в ходе отработки пеших марш-бросков по горным перевалам… А так – когда ещё туда можно попасть? – Лавров сокрушенно развел руками.