Крот против оборотня

– Я о гибели оперуполномоченного уголовного розыска из окружного УВД на западе Москвы хотел с вами поговорить.

– А, этот случай. Я в курсе: старший лейтенант Козлов Петр. И что? Там же занимается главк собственной безопасности министерства.

– Я полагаю, Виктор Сергеевич, что честь управления обязана нас подтолкнуть к участию в расследовании этого… происшествия. Попрошу вас ознакомиться с материалами и доложить мне свои соображения.

– Вас на совещания дергают? – Корнеев догадался, что Лазарев просто хочет хорошо выглядеть, делая вид, что он в курсе всего, что происходит в городе. – С материалами, которые имеются в дежурной части, я ознакомился. Дело там непонятное. Эти склады почти на Кольцевой, труп уголовника, и тоже с пистолетом. Внешне похоже, что они убили друг друга в перестрелке, но в нашем деле опираться на внешний вид не стоит.

– Что за уголовник, вы навели справки о нем?

– В базе данных он у нас есть. Серый!

– Это кличка?

– Нет, кличка у него Сеня Морячок. А «серый» на нашем сленге означает, что давно нигде не фигурировал и не всплывал по контактам, то есть преступник завязал или надолго лег на дно. Дежурный следователь из Следственного управления, который выезжал с бригадой, – молодая девочка, опыт у нее – птички клювик. Я посылал своего парня, так что у меня информация фактически из первых рук.

– Так что же вы мне голову морочите? – возмутился Лазарев. – Оказывается, вы все практически знаете.

– Вы же мне не сказали, по какому вопросу просите зайти, вот я и ждал. Как только вы спросили, я вам и ответил. По-моему, все правильно и в рамках субординации.

– Что-то мне не нравится твое настроение, Корнеев.

– Мне оно самому не нравится. А причина простая – я всю неделю как мокрая соль.

– В смысле? Почему мокрая соль?

– Не высыпаюсь, – хмыкнул Виктор Сергеевич, наблюдая за реакцией полковника.

Собственно, реакции никакой не было. Лазарев недоуменно смотрел на сыщика и хмурился, видимо, от мысли, что Корнеев либо пьян, либо тихо умом тронулся на этой работе. При чем тут соль? Корнеев попытался объяснить и показал рукой сначала солонку, из которой не высыпается соль, потом подложил руки под щеку и изобразил, как ему хочется спать, а он не высыпается уже неделю. Дальше в лес – больше дров!

– Я настоял, Алексей Юрьевич, чтобы на это дело поставили старшего следователя Храпова, – произнес он, чтобы уйти от своей неудачной шутки и вернуться к теме разговора.

– Следователя Храпова? – брезгливо сморщил нос Лазарев. – А его разве не уволили? Господи, и как его там держат? Это же алкоголик, он же совсем опустился, у него вид, как… как…

Корнеев воспользовался тем, что полковник никак не подберет слова к болезненной для него теме внешнего вида офицеров, и поспешил вставить:

– Храпов, при своей тяге к алкоголю и внешней неопрятности, является самым опытным следователем. Я бы сказал, что у него опыт помножен на талант. Он у них там до такой степени незаменим, он им такие дела вытаскивал, что ни один более или менее нормальный начальник не посягнет. Его, наоборот, защищают и выгораживают. И заметьте, что он не зазнался и своим положением не пользуется в корыстных целях. Он профессионал! Профессионал до мозга костей! А тут очень много неизвестных, и все остальное очень непонятное.

– Ладно, мне, в конце концов… нам важен результат, и если начальство Храпова считает возможным с ним нянчиться, на здоровье…

Дмитрий Владимирович Храпов проснулся от раздражающего звука будильника в своем мобильном телефоне. Мерзкий, противный, тошнотворный звук, но он сам такой выбрал именно для того, чтобы иного выхода, как только подняться и выключить его, не было.

Тошнотворный – это точно, особенно если учесть, что вчера Дмитрий Владимирович опять сорвался и перебрал. Как там говорят? Головка бо-бо, денежки тю-тю? Звонок будильника сверлил и сверлил больной мозг. Терпеть это было невозможно. Дмитрий Владимирович отбросил одеяло и сел на диване, спустив босые ноги на пол. Линолеум приятно холодил ступни, по полу тянуло утренней прохладой с лоджии. Головой бы на этот пол, лбом бы к нему прижаться.

Со вздохами и стенаниями следователь поднялся и нащупал на столе мобильник. С третьего раза он нажал нужную кнопку, и аппарат замолчал. Блаженная тишина! Век бы слушал и слушал. Где-то тут стакан и две таблетки… А, черт, вчера он был в таком состоянии, что… Похмелье, похмелье! Граммов пятьдесят бы махнуть, и сердечко снова заработает, и сосудики придут в нужный тонус, и мир откроется снова живыми красками, а не будет давить на виски болезненной серостью.

Дмитрий Владимирович взял за железное правило не похмеляться алкоголем. Понимал, что, начни, и понравится. И скоро будешь «не просыхать» сутками. И тогда неизбежное: увольнение из прокуратуры, такие же алкаши, лавка во дворе, а потом… В лучшем случае смерть на дешевой кровати в городской больнице, в худшем – под лавкой во дворе.

Мысль о том, что следует бросить пить, Дмитрий Владимирович от себя гнал. Отмахивался как от назойливой мухи, как от комара, который звенит и звенит ночью где-то над ухом. Не хотелось думать, что ты, умный и сильный, пусть когда-то сильный, мужик, не можешь этого сделать. Воли не хватает. Сила воли – какие коварные слова! Они в состоянии втоптать в грязь любого человека, независимо от статуса и былых заслуг. И не обязательно слыть сильно пьющим, можно вообще ничем не выделяться среди себе подобных. Не можешь бросить курить – нет силы воли, не можешь пойти к начальству и потребовать – нет силы воли, не можешь уйти от жены – нет силы воли, не можешь отказать настырному сослуживцу, который вот уже год занимает и занимает у тебя деньги самым бессовестным образом, – нет силы воли. Ярлык, который легко прилепить и тяжело отодрать.

Как все это началось? Да как обычно начинается у людей, переутомляющихся на работе, у людей, которым позарез нужна ясная и чистая голова. Нужно подстегнуть организм, чтобы хоть еще пару часиков поработать сегодня, продержаться, потому что у тебя интересная работа, работа, без которой ты не можешь, которая и есть твоя жизнь. А потом? Потом рюмочку от усталости, рюмочку для настроения, для аппетита, потому что сегодня день пятой Конституции Албании или островов Фиджи.

«Почему я пью? – думал Дмитрий Владимирович, стоя согнувшись и держа голову под струей холодной воды. – Потому что не могу не пить. Брошу, и начнутся проблемы на работе, потому что появятся проблемы с работоспособностью. И выгонят, невзирая на прошлые заслуги. Не перестану пить – также выгонят, невзирая на прошлые заслуги. Получается, что пей – не пей, а конец один. Вот в чем правда жизни! Конец».

Дмитрий Владимирович разделся и залез под душ. Одной рукой он держал лейку над головой, второй крутил краны, делая воду то сильно горячей, то сильно холодной. Контрастный душ был единственным спасением по утрам. По таким утрам. Только взбодрить сосуды, заставить бежать кровушку через все усталые измученные члены, только заставить сердечко качать, качать и качать. Старое оно, слабо качает. Устало.

Слово «конец» стало слишком часто приходить на ум. Семьи уже нет, давно нет. И любовниц давно уже нет. А что есть? Только жизнь «на троих» – он, работа и водка. И взбодрить к жизни некому и нечем. Когда тебе за пятьдесят, то ты очень отчетливо начинаешь понимать, что все. Многого уже у тебя не будет. Ни пылкой любви, ни карьерного роста, ни творческих успехов. Невольно выстраивается ритм на доживание до пенсии, а потом на доживание… Просто на доживание.

Вот, наверное, в чем дело. В том, что исчезает перспектива в жизни, реальность подменяется искаженным восприятием мира – а это дает алкоголь. С ним и радоваться веселее, и грустить можно до слез, и слиться так, чтобы всю посуду вместе со шкафами переколотить. А еще точнее – одиночество. Вот корень всех зол в человеческой среде.

На кухне пустынно. Сварив себе кофе, Дмитрий Владимирович выпил чашку, закурил и посмотрел на холодильник. Ничего не хочется, в рот не лезет. Решительно встав, он открыл его, достал коробку холодной ряженки. Потом снова сел, отрезал кусок хлеба и стал откусывать, запивая большими глотками. Холодная ряженка, кислая, с большими комками, приятно.

Следующим разочарованием была картина форменной рубахи и форменных брюк, которые он увидел частично на стуле, а частично на полу возле стула. Это его вчера не только в лужу угораздило коленом наступить, а еще и вырвало. Прямо на грудь. В чем же идти? А тут еще… в ГУВД с утра надо. Открыв дверку стиральной машины, он зло зашвырнул туда грязную одежду. А что с чистой? Открыв шкаф, он увидел сиротливо висящую на плечиках льняную. Последняя чистая вещь.

Ругаясь и обзывая себя всякими обидными словами, Дмитрий Владимирович сгреб грязные рубашки прямо из корзины с бельем и затолкал в барабан стиральной машины.

Докатился, старший следователь Следственного управления!

Подполковник Корнеев в форме, тщательно выбритый и надушенный приятным парфюмом, сидел на переднем сиденье, чуть повернувшись боком, и рассказывал. Храпов Корнеева знал давно, лет, наверное, пять. Приходилось им сталкиваться по работе неоднократно, и каждый раз следователь убеждался в особых талантах «муровца». Например, находить общий язык практически с любым человеком, независимо от ситуации. Важное качество для сыщика.

Вот и Храпов сейчас смотрит на него, хмурится, почти злится… нет, не получается злиться на то, что подполковник выглядит выспавшимся, что он опрятный, выбритый. Вот Дмитрий Владимирович побриться не успел, и лицо у него после вчерашнего серое, и одежда мятая, а нужно было быть в форме, потому так сегодня этого служба требовала.

– Марьина Роща, – констатировал Храпов, глядя в окно, когда они проехали Рижский вокзал. – Исконно бандитские места.

– Везде своих группировок хватало. Солнечногорские, одинцовские, люберецкие. Вон ждет нас!

Храпов пригнулся в машине, чтобы посмотреть через боковое стекло. Так и есть. Медом им тут, что ли, намазано? И что они всегда лезут на места преступлений? Ведь делать им тут нечего, в осмотрах участия не принимают, людей не опрашивают. Ну, какого…

Полковник Лазарев из ГУВД Москвы расхаживал, заложив руки за спину, прямой как палка, и что-то вещал, явно нравоучительное. Перед ним чуть ли не навытяжку стоял наряд полиции в составе прапорщика и старшего сержанта. Молодые парни с широченными довольными лицами сдерживали иронию, но сейчас зайдут за угол и наверняка начнут ржать от души. И два капитана поодаль тоже посматривали на Лазарева с иронией. Недолюбливали Лазарева в Управлении, и в прокуратуре недолюбливали. Лез он все время всех воспитывать, поучать. Поборник морали и правопорядка. А самому в автосервисе машину после аварии бесплатно починили. Точнее, не ему, а дочери. И принял он это как само собой разумеющееся. Как должное, как уважение народа к себе лично.

Храпов поздоровался, ощущая на себе осуждающий взгляд Лазарева. Тем не менее полковник руку ему подал и заговорил вежливо:

– Вот, Виктор Сергеевич вам сейчас изложит суть. У нас в Управлении есть мнение, что это событие не должно остаться без внимания. Погиб офицер полиции, и необходимо разобраться в ситуации досконально.

– Я уже почти все изложил, – чуть улыбнулся Корнеев, идя впереди. – Осторожнее, здесь специально доски положили, а то не перейти. Представляете, как после вчерашнего дождя тут группа лазила? Вот здесь, в этом складском помещении…

К Лазареву подошли двое в костюмах, назвавшиеся представителями компании. Полковник, кажется, с удовольствием остановился с ними и не пошел в складское помещение.

Корнеев ругался, дважды отряхивал штанину, но видно было, что настроение у него улучшилось. Они вошли через неплотно прикрытые, старые, ржавые ворота в огромный склад из арочных бетонных конструкций. До этого именно склада ремонт еще не добрался, хотя в квартале отсюда логистический комплекс уже начал функционировать. Пыль, хлам, запах псины, следы протечек с потолков. Корнеев уверенно вел следователя.

– Вот, – показал он на стену из красного кирпича, – это у них подсобное помещение было. Там их и нашли.

– И как их нашли, – спросил Храпов, посмотрев сыщику в глаза, – если сюда никто не ходит и не ходил уже несколько недель?

– Мне приходила в голову эта мысль, – улыбнулся Корнеев. – Во-первых, сторож ночью слышал выстрелы, но побоялся заходить, потому что тут нет освещения. А утром смена по его настоянию отправилась выяснять, что за грохот был. И потом, тут работают проектировщики, которые иногда приходят для замеров. Выстрелы, кстати, сторож слышал около двух ночи.

Корнеев шагнул в разбитый и развороченный дверной проем и включил фонарь. Бетонный пол был буквально усеян битым кирпичом, всяким строительным мусором, обломками каких-то досок. Хорошо были видны два темных пятна, которые могли быть только пятнами крови.

– Морячок лежал вон там у стены, – стал показывать Корнеев. – Пуля попала ему в грудь чуть правее сердца. Видимо, он был еще жив какое-то время, оставаясь в бессознательном состоянии.