Лобовая атака

– Позиция хорошая, – тоном знатока сказал Логунов. – Слева болото, справа овраги. Кроме как у подножия нашей высотки, нигде не проехать. А дальше чистое поле, есть где развернуться. Если немцы высоту возьмут, они будут держать под контролем очень большую территорию и две дороги. Одно слово, господствующая высота.

– С такими силами нам долго не продержаться, – серьезно сказал Бочкин. – Видел я сегодня позиции. Многое восстановили, но перепахано было снарядами и бомбами страшно. Вот попрут танки завтра, и чем мы их задержим? Кроме нашей «Семерки», тут только несколько пушек-сорокапяток да бронебойные ружья.

– Нет, Коля, ты не прав, – усмехнулся Соколов. – Ты просто не знаешь, что такое танк в укрытии, что такое закопанный танк. Мы можем стрелять прицельно на дистанции до полутора километров. Это чтобы наверняка. Можем и на большей дистанции, но лучше начинать выбивать немецкие танки на полутора километрах. И учти, что они нас не сразу увидят, учти, что им будет видна только башня. Да еще такая обтекаемая, как у нашей «тридцатьчетверки». Это орудие на позиции они могут подбить легко. Попал снаряд в орудийный «дворик», и все. Орудийный расчет погиб, орудие повреждено осколками. Панорама прицела, например, «откатник». А нас осколками не испугаешь, нас и не каждый снаряд возьмет, если даже прямое попадание будет. Вот и считай, сколько мы можем вреда принести немцам, какой урон!

– Ну это да, – согласился Бочкин. – Хорошо, что у нас не «БТ» какой-нибудь.

– Да, сюда бы два-три танка «КВ», – сказал Соколов. – Немцы бы вообще не прошли никогда. Я слышал, как рассказывали командиры-танкисты про случай в Литве.

Это было на второй день войны. Один танк «КВ» оказался на пути немецкой танковой дивизии в районе городка Расейняй[1 - Этот случай описывал в своих мемуарах генерал-полковник Эрхард Раус, который в июне 1941 года был полковником и командовал танковой группой в составе 6-й танковой дивизии 41-го танкового корпуса вермахта. Этому эпизоду он посвятил в мемуарах целых 12 страниц. Немцы похоронили экипаж, если верить Раусу, с воинскими почестями.]. Точнее, он оказался в тылу между наступающими передовыми частями дивизии и путями тылового снабжения. У ребят просто кончилось горючее, и они не смогли выйти из окружения. А немцы никак не могли обойти танк. Не было там на местности такой возможности. Они ничего с нашим «КВ» не могли поделать двое суток. А он ведь стоял на открытой местности. Правда, броня у него не то что у нас. Но все-таки он был один. Его обстреливали, к нему пытались подобраться саперы, чтобы подорвать, на него пытались выставить артиллерийскую батарею, мощную зенитную пушку, которая только и могла пробить его броню. Наши танкисты уничтожили колонну грузовиков, батарею, несколько танков. Но не это главное, а то, что в результате действий экипажа целая дивизия задержала наступление на двое суток и понесла потери на передовой из-за не вовремя подвезенных горючего и боеприпасов.

– Ну мы, конечно, не «КВ», – солидно поддержал командира Логунов. – Но и у нас есть подкалиберные бронебойные снаряды и в нас попасть не так просто. И мы не одни. Так что повоюем, хлопцы!

Танкисты промолчали. Наверное, каждый подумал о своем. А может, просто все так устали за этот день, что даже говорить не было сил. После такого трудного и опасного рейда по тылам снова оказаться на передовой, выкопать танковый окоп размером четыре на пять метров и глубиной чуть больше метра да еще с аппарелью спуска длиной два с половиной метра.

Алексей закрыл глаза. Напряжение спадало, и его мысли вернулись не к последним боям, не к картинам гибели танков его взвода. В памяти всплыли аллеи городского парка Куйбышева, засыпанные кленовыми и березовыми листьями. И он, торопливо бегущий по аллее, и девочка в берете и коротком синем пальто с букетом красных листьев в руке. Давно… еще до войны… Как будто десятки лет назад…

– Товарищ младший лейтенант, – кто-то сильно тряс Соколова за плечо, – товарищ младший лейтенант, немцы!

– Что? – Соколов сразу проснулся, как будто вынырнул из другого мира, из своих видений, и увидел перед собой Омаева.

– Звук моторов, много, – быстро заговорил радиотелеграфист-пулеметчик. – Приказ от комбата укрыться в щелях и ячейках. Перед атакой будет авиационный налет. Пришло сообщение с поста ВНОС[2 - Пост ВНОС – Пост воздушного наблюдения, оповещения и связи.] в полосе обороны дивизии. На нас идут бомбардировщики.

– Поднимай экипаж! – Соколов вскочил на ноги и стал застегивать ремни портупеи, поправляя на ремне кобуру с пистолетом.

Небо посветлело, рассвет был бледным, холодным, без обычных ярких красок. Небо за ночь почти очистилось от туч. По опушкам лесочка внизу со стороны позиций немцев полз туман. Танкисты побежали к своей «семерке». Нужно бы брезентом накрыть люки, надеть брезентовый чехол на орудие, чтобы земля от разрывов бомб не попала внутрь. Соколов сам стал проверять крепление маскировочной сети, натянутой над танком. Легкий мандраж то ли от застывшей во время сна спины, то ли от волнения перед налетом мешал, пальцы не слушались, но Алексей упорно проверял узлы, стараясь думать только о деле, только о соответствующих пунктах Боевого Устава. Дурацкое состояние, оно уже было знакомо лейтенанту. Во время боя, когда ты идешь на вражеские танки, на позиции, на артиллерийские батареи, то все зависит от тебя, от твоего экипажа. Ты выбираешь путь, по которому поведешь танк, путь, на котором танк наименее виден противнику, когда сокращается время прицеливания и враг ведет в основном неприцельный огонь по твоей машине, когда ты маневрируешь, выходишь из зоны сплошного огня, сам стреляешь, выбирая цели и поражая их огнем пушки и пулеметов. Но когда тебя молотят тяжелые орудия с закрытых позиций или когда на тебя валят и валят с неба бомбы немецкие бомбардировщики, с воем входят в пикирование, то чувство беспомощности возрастает. Ты ничего не можешь сделать. Во время танкового боя ты можешь свести влияние случайности к минимуму, во время авиационного налета все зависит только от случайности. Все!

– Всем в укрытие! – крикнул Соколов, глядя в небо.

Один, два, три, четыре, шесть, двенадцать… Бомбардировщики, с хорошо заметными в светлеющем небе неубирающимися шасси, разворачивались где-то над рекой, вытягивались в одну линию и вставали в круг. Сейчас начнется, подумал Соколов, натягивая на голову шлемофон. Слабенькая защита, но хоть от земли и камней немного спасет голову.

Вот первый самолет свалился на крыло и круто пошел вниз. Пилоты включили сирены, и воздух наполнился тошнотворными вибрирующими звуками, действующими на психику еще больше, чем осознание падающих тебе на голову бомб.

Алексей стиснул зубы, которые начали ныть от протяжного тоскливого воя сирен пикировщиков, и присел у края окопа, не заходя в блиндаж. Лейтенант смотрел, как от самолета отделились две точки, и он стал выходить из пикирования, постепенно набирая высоту. Второй самолет пошел вниз, завалившись на крыло, и снова завыли сирены. Где-то в районе командного пункта батальона в воздух взлетела черная земля. Под ногами вздрогнуло так, как будто сама земля ударила Соколова снизу под пятки. Он машинально ухватился за край бруствера.

Казалось, что бомбы падали прямо на него. Алексей втянул голову в плечи и прикрыл глаза. Снова удар по ногам. С бруствера сыпался песок, и Соколов подумал, что еще полчаса, и их танковый окоп засыплет полностью. Следующий взрыв – черный фонтан взлетел вверх, и вместе с ним взлетел Соколов. На миг Алексей потерял ориентацию, в глазах потемнело. Он ударился спиной и на миг потерял сознание. Дыхание перехватило, горло забило пылью, кислой вонью от сгоревшей взрывчатки. Он повернулся на живот, не чувствуя ног, и стал кашлять и отхаркиваться. Лейтенанту даже показалось, что авианалет закончился и взрывы прекратились. Но нет, танковый окоп вздрагивал под ним, ходил ходуном, как живой. Оглушенный Алексей почти ничего не слышал, он только ощущал всеми своим внутренностями взрывы.

Встав на колени, Соколов снова попытался подняться на ноги и посмотреть, что делается на позициях батальона. Картина перед ним предстала страшная. Взрыв за взрывом вздымались чуть ли не в окопах. Тонны земли взлетали вверх и снова падали вниз, заживо хороня бойцов. Еще немного, и ничего не останется не только от обороны, но и от самой высоты. Соколову казалось, что и высота уже стала ниже, что ее бомбами расплескали, разбросали по всей округе вместе с телами красноармейцев. И сейчас попрут танки и пехота, а здесь их будет ждать только перепаханное поле с торчащими из земли изуродованными телами, отдельными конечностями, обломками винтовок и пулеметов. Расщепленные бревна от развороченных взрывами дзотов и блиндажей будут валяться и на высоте, и за ней, и перед ней по всему полю, до самого леса. Алексей зажал голову руками и опустился на дно окопа. Безумие, безумие, безумие… Когда это все кончится?..

Лейтенант почти ничего не слышал. Он сидел у стенки окопа, покачиваясь из стороны в сторону и зажимая голову руками. Осознание, что земля успокоилась под ним, пришло неожиданно. Тревожное осознание, как предчувствие чего-то еще более страшного. Он опустил руки, с удивлением увидел, что взрывами его танк не засыпало по самую башню, как он опасался. «Семерка» стояла, гордо выставив ствол пушки вперед. Маскировочная сеть только в некоторых местах провисала из-за нападавшей на нее земли. Алексей вскочил на дрожавших еще ногах и посмотрел в поле и на лес далеко внизу.

Они уже шли. Обтекая лесок с двух сторон, танки выходили в поле, минуя небольшой овражек. Они разворачивались в линию для атаки. «Десять, шестнадцать… нет, восемнадцать танков. А вот следом стали выползать полугусеничные бронетранспортеры. Десять… – Соколов вспомнил про бинокль, достал его из чехла на груди и поднес к глазам, – пятнадцать, двадцать два». А следом появились грузовики. Большие, трехосные. В кузове каждого, как грибы, глубокие немецкие каски. Как много их.

– К бою, экипаж, – хотел крикнуть Алексей, но в горле от пыли и гари так першило, что смог выдавить только несколько хриплых звуков.

Из блиндажа высунулось лицо Логунова. Сержант посмотрел на командира, увидел, как тот машет рукой, все понял и крикнул экипажу:

– К бою! Занять позиции! Бочкин, в башню! – Логунов встал рядом с лейтенантом и стал смотреть в поле. – Мать честная! Как же мы их остановим?

– Остановим, – откашливаясь и сплевывая, сказал Алексей. – Давайте, Василий Иванович, дальше восьмисот метров не стрелять. Не выдавайте позиции. Только на постоянном прицеле. Я буду давать цели. Откройте люк механика.

– Есть, – коротко вскинул сержант руку к шлемофону и полез на башню.

Соколов отодвинул брезент и заглянул в блиндаж. Омаев, прижимая приклад танкового пулемета, чуть поворачивал ствол, наводя его то на одну цель, то на другую. На лежанке возле его правого бедра на брезенте были сложены два с небольшим десятка пулеметных дисков. Механик-водитель Бабенко вопросительно посмотрел на командира.

– Руслан, прицел на 400 метров. Твоя задача – отсекать пехоту от танков. Не стреляй длинными очередями.

– Так точно, – не поворачивая головы, ответил Омаев и продолжил водить стволом пулемета.

– Семен Михайлович, вы свою задачу помните? – спросил Алексей механика-водителя.

– Да, конечно, – снова совсем не по-военному ответил Бабенко и чуть ободряюще улыбнулся командиру. – Помогать пулеметчику, вовремя подносить диски из танка. Вовремя набивать новые, если немцы продолжат атаковать. Да вы не переживайте за нас, Алексей Иванович. Мы справимся с Русланом.

Соколов постоял немного, потом кивнул и вышел в окоп. Немцы все разворачивались. Танки еще не начали стрелять. Сейчас они шли в два ряда, за ними на расстоянии метров сто в два ряда вытягивались бронетранспортеры. «Как близко идут», обратил внимание лейтенант. Раньше немцы держали расстояние поддержки между танками и бронетранспортерами в 200 метров. Видимо, война заставила их пересмотреть свои боевые уставы. Знают, что русские не побегут, когда танки будут возле самых окопов, а начнут поджигать танки гранатами, бутылками с бензином. И значит, немцы пехоту перед самыми окопами пустят вперед. Выбивать охотников за танками.

Соколов подошел к люку механика-водителя, дотянулся до кабеля ТПУ и подключил к разъему шлемофона. Теперь он мог руководить боем. Подняв бинокль, Алексей снова стал смотреть на поле. Грузовики еще шли за бронетранспортерами, но скоро они высадят пехоту и повернут назад к лесу. Восемнадцать танков и примерно два батальона пехоты. Дистанция около километра. Еще вчера Соколов с помощью дальномера наметил ориентиры и расстояние до них. Зная высоту танка и высоту бронетранспортера, легко определить расстояние до них. А их с прошлых атак стоит здесь немало. От устья овражка – километр. Вон от той отдельно стоящей сосны с обгоревшим боком – восемьсот метров. Но лучше выждать несколько секунд.

– Бронебойным, – приказал Соколов через ТПУ, услышав, как Логунов продублировал его приказ заряжающему.

«Так, с правого фланга работают свои противотанковые средства, а здесь моя тактика, – думал Соколов машинально. – Если удастся подбить два танка в секторе «ноль – влево 20 градусов», тогда немецкая техника будет обходить этот затор. Они будут поворачиваться боком, объезжать. «Сорокапятки» их будут бить в борт. Но пушки возьмут немецкие танки и в лоб, а вот противотанковым ружьям нужно расстояние раза в два меньше. Эх, побольше бы их![3 - Испытания первых систем ПТР (противотанковых ружей) проходили в СССР еще в 1936–1938 годах, а массовое производство утвержденных образцов началось только в сентябре 1941 года. Но первые образцы ПТР, в основном тульского производства, попадали на фронт уже в июле 1941 года. По некоторым оценкам, до 1000 образцов (в основном опытных).] Ведь эффективное же оружие.

Нет, рано устраивать затор, на 400 метрах займемся этим. Немцы нас раскусят и будут обходить с двух сторон. Вот сейчас все, достаточно».

– Логунов, ориентир два, два танка противника. Бронебойным. Огонь по готовности.

Алексей смотрел в бинокль. По наступающим немцам начали бить пушки с высоты. Много, однако, пушек осталось после налета авиации. Есть, попали! Один из танков передней линии вдруг резко развернулся на месте, разматывая по траве гусеницу. Тут в мотор танку угодил второй снаряд, и корма вспыхнула. Танкисты стали быстро покидать машину. Остановившийся танк стали объезжать другие, и вся армада продолжала медленно двигаться на высоту.

Теперь немцы открыли огонь. То один, то другой танк останавливался, стрелял и снова начинал движение. Взрыв выбросил землю перед самыми окопами. Еще выстрел, еще. Снова рвались снаряды среди окопов пехотинцев на высоте. Вот еще один танк замер на месте. Снизу потянуло дымом. И тут «тридцатьчетверка» над головой лейтенанта наконец выстрелила. Трассер понесся к немецкому танку, вспыхнула яркая звездочка на лобовой броне, тут же превратилась в пучок серого дыма. Немецкая машина замерла на месте.

«Молодец», – мысленно похвалил Соколов и снова стал ждать. «Семерка» выстрелила второй раз, еще один танк остановился, потом двинулся, пошел рывками и снова остановился. Теперь следовавшим за подбитыми машинами танкам и бронетранспортерам придется обходить их справа. Вот резко развернулся один танк второй линии. Еще один, еще, повернули два бронетранспортера. Танки пошли быстрее, выбрасывая сзади клубы черного дыма. Они очень спешили обойти своих товарищей и снова развернуться к высоте лобовой броней.

– Логунов, огонь по повернувшимся танкам!

– Понял, командир! – догадался о затее лейтенанта командир башни.

Выстрел, снова выстрел. Сзади через люк вылетали и со звоном падали на землю гильза за гильзой. Вот еще один танк загорелся, увеличивая затор на левом фланге наступающих фашистов. Но теперь и немцы стали бить по закопанному русскому танку. Из стрелковых ячеек хлестали винтовочные выстрелы, заработали ручные и станковые пулеметы. Немецкая пехота стала жаться к танкам и бронетранспортерам. Стали падать первые убитые и раненые. «Живет ведь высота», – радостно подумал Соколов. Казалось, что после бомб здесь вообще ничего живого не осталось, а ведь стреляют, и хорошо стреляют.

Справа, через бойницу в блиндаже, короткими расчетливыми очередями бил пулемет Омаева. Он выбирал цели, находил между танками фигуры солдат, которые слишком напористо шли вперед, и выбивал их. Главное, заставить их залечь, не дать идти за танками. Тогда и танки остановятся. Танки одни на траншеи не пойдут. Они уже научены горьким опытом. У некоторых немецких офицеров есть опыт гражданской войны в Испании, там республиканцы очень активно использовали бутылки с бензином против немецкой техники. И танкисты хорошо знают, что разбившаяся и воспламенившаяся на моторном отсеке бутылка с бензином неизбежно приведет к пожару в двигателе, который не потушить. Следом, как правило, взрывается боекомплект.

Немецкие танки сбавили ход, стали активнее стрелять по окопам на высоте, с бронетранспортеров не переставая били пулеметы. Вот немецкая пехота попыталась подняться, но снова залегла. Среди танков то и дело вздымались взрывы осколочных снарядов, горели уже три бронетранспортера. Вот еще два немецких танка загорелись. Но стоять на месте – это самоубийство! И вот случилось: танки попятились, они пошли задом. Назад, назад. Пехота поднялась и, прикрываясь броней, стала отступать к лесу. На ходу солдаты стали запрыгивать через задние люки в бронетранспортеры. Падали и падали под выстрелами трехлинеек и пулеметов. Танковые пушки неуверенно огрызались. По линии обороны пронесся приказ прекратить огонь.

– Прекратить огонь, Логунов, – повторил приказ своим танкистам Соколов.

«Все правильно, – подумал он. – Патроны и снаряды надо беречь. Атака отбита, и нет смысла в том, чтобы именно сейчас убить еще пару десятков немцев. Их надо будет убивать потом, когда они снова полезут. Убивать, чтобы остановить, чтобы атака захлебнулась. Следующего подвоза боеприпасов на высоту может уже и не быть».

Танки прикрывали броней пехоту, пехота спешно садилась в бронетранспортеры и грузовики. Еще двадцать минут, и остатки атакующей группы ушли за лес. В верхнем люке танка появилось потное лицо Логунова.

– Хорошо мы им дали, – сказал он, сплюнув далеко в сторону. – А хитро вы придумали. Я эту яму сначала и не углядел. Как мы их заперли, как заставили обходить своих! Тут они у нас и напоролись на подкалиберные.