Черное золото

Когда он с полупустой банкой в руке возвращался к креслу у телевизора, взор его скользнул по мониторам видеокамер. На первом мониторе было видно, как садовник обрабатывает газонокосилкой лужайку перед домом. Опытные руки ловко управлялись с тихо гудящим аппаратом, оставляя чистые полоски свежескошенной травы. Второй экран демонстрировал волны, набегающие на пляж. Песчаный пляж был совершенно пуст, только маленькая собачка прыгала, резвясь, на мокром песке. И третья камера показывала участок расплавленного под солнцем асфальта перед входной калиткой. Жара стояла страшная, но в комнате, где работали несколько кондиционеров, была просто благодать.

Все вокруг дышало спокойствием. Никого не интересовал коттедж бывшего министра рыбной промышленности Азербайджана, и это, пожалуй, было к лучшему.

Один из углов комнаты занимал дорогой музыкальный центр, из высоких колонок лилась песня в исполнении Муслима Магомаева:

Ушли от моря горы, жажду утолив,
И лег на берег город, охватив залив.
Он стар и вечно молод, здесь, на берегу —
В залив глядится город, город мой Баку!

Ты весь из золота соткан и на склоне дня-а-а
Закатным золотом окон одаришь меня.

Мужчина мечтательно зажмурил глаза, откинувшись на спинку мягкого кресла.

Волна зари качает стаи кораблей,
Белей нет в мире чаек, моря голубей.
На город наглядеться вновь я не могу,
И я вхожу, как в детство, в город мой Баку.

«Ты весь из золота соткан и на склоне дня-а-а-а…» Зазвонил телефон. Толстый мужчина в шортах и тенниске направил руку с пультом на музыкальный центр и с сожалением сделал звук потише.

– Да, дорогой. Слушаю тебя. – В руке мужчины появилась мобильная телефонная трубка.

Звонивший произнес длинную фразу.

– Все у меня хорошо, вот, старыми песнями балуюсь. – Мужчина с любовью посмотрел на музыкальный центр. – Знаешь ведь, вчера было все хорошо, а сегодня все – плохо! Вот! А завтра-то будет – вовсе конец мира! – Мужчина отхлебнул пива из банки и захохотал, тут же поперхнулся и вытерся кулаком, в котором держал банку.

Телефонный собеседник ответил еще более длинной фразой.

– Ну и как там у тебя дела, в Осло? – спросил мужчина через секунду. – Что ты говоришь? Опять россияне сбивают цены? Ах, ах, ах…

Бывший министр рыбной промышленности Азербайджана Рафик Мустафович Мустафов был и вправду взволнован. Пару лет назад он вышел в отставку, однако бизнес не давал ему скучать. Рафик Мустафов продавал черную икру.

Этот вид бизнеса был весьма выгодным.

В мире существовало около 70 международных рыбных бирж, в том числе пять или шесть в России. Однако мировые цены на ценные породы рыбы, морепродукты и особенно икру диктовали биржи Японии, Норвегии, Франции и Испании. Рыбная биржа в Осло считалась одной из самых влиятельных в Европе.

Потому господин Мустафов и послал своего человека в Осло. Человек этот сейчас поведал ему много интересного. К сожалению, информация была совсем не такой, какую ожидал Мустафов. Дела в этот раз складывались печально. По словам звонившего, русские цены оказались настолько ниже азербайджанских, что с фирмой «Солнечный берег» никто не хотел заключать сделки. И все это – несмотря на квоты вылова осетровых. Эти квоты в Российской Федерации официально составляли 45 тонн в год. На самом деле астраханские браконьеры добирали в десять раз больше.

Рафик Мустафов мог рассказать многое о фьючерсных ценах на осетровых и особенно на икру. Средняя оптовая цена килограмма черной икры, если только икра не была так называемой ястычной, – 1100 евро. Это много, очень много, потому бизнес и считался выгодным.

Да, дела обстояли из рук вон плохо. Если не тормознуть россиян, можно было считать себя прогоревшими.

Было и еще одно обстоятельство, которое беспокоило Рафика Мустафовича. Российская икра была гораздо выше по качеству, чем азербайджанская или, к примеру, иранская. В Азербайджане и Иране мальков из икринок выводили в специальных закрытых водоемах.

– Ясно, я все понял. Дела, конечно, неважные. Ну ничего, выход, я думаю, обязательно найдется. Придется, дорогой, связаться с нашими друзьями иранцами, – произнес в трубку Рафик Мустафович задумчиво. – Не хочется, но, видно, иначе нельзя. Вместе что-нибудь да придумаем.

Ход напрашивался сам собой – если бы каким-то образом удалось устранить с рынка русских, Мустафов и его иранские друзья могли бы стать международными монополистами в торговле осетровыми. Это было весьма заманчиво.

– Отлично! В нашей ситуации лучше уже не придумать, – в момент понял босса телефонный собеседник. – Кошмарная международная репутация иранцев позволяет им вытворять все, что угодно. Тут есть о чем поговорить, и, кажется, я уже все придумал.

Мустафов беспокойно заерзал в кресле.

– Послушай, дорогой, если у тебя есть план, рассказывай дальше, не томи душу.

– Все по приезде, – прозвучало в ответ.

– Ну что ж, буду ждать тебя с нетерпением, – проговорил Мустафов. – Да-да, приезжай!