Темная мишень

Когда отпущенные полчаса отдыха начали истекать, Фи отстегнула ремни маски, сняла ее, вдохнула свежий морозный воздух полной грудью. Повернулась к отцу с заранее отчужденным выражением на лице. Заговорила тихо, почти одними губами, чтобы не донеслось до ушей бродяг:

– Па, что ты решил?

– Сговорились с матерью… За моей спиной…

– Ты сам нас вынудил. Ты не хотел меня слушать. Храмовой тебе дороже семьи.

– Мы слишком многим ему обязаны. И ты это знаешь не хуже меня.

– Хватит, отец. Мы не его рабы. И имеем право на собственную жизнь. Ты с нами? Или пойдешь к Храмовому и заложишь нас?

Лицо Полякова предательски дрогнуло. Ничего не хочет слушать. Вся в него. Не характер – упругий стальной прут. Ни согнуть. Ни сломать. Только убить. Пальцы на прикладе «Вепря» занемели от напряжения, но он сдержался. Сдержался, чтобы не рявкнуть дочери что-нибудь злое и обидное.

– Ты знаешь ответ.

Фиона кивнула отцу и пошла к караванщикам.

Услышав звук шагов, со скамьи поднялся Первый, обернулся навстречу, козырьком ладони прикрывая глаза. Прожектора никто ведь и не думал отключать. Ничего, бродяги уже привыкли к такому приему. Зато все как на ладони – если рыпнутся, крепко пожалеют. Перебросившись с девушкой несколькими короткими репликами, Первый кивнул своим, и те начали собираться. Закинули рюкзаки на спины, поправили маски, проверили оружие. Затем Фи выпроводила их за дверь и накрепко заперла засовы.

Всё, вахта на сегодня окончена. Мороженые туши заберут и без них. Поляков нащупал хитро спрятанную сбоку от входа в бункер кнопку электрического звонка, о существовании которой знали только свои, несколько раз коротко нажал, подавая условный сигнал. Они тут все давно параноики. Зато пережили многих, кто подобной осторожностью не обладал.

Щелкнул, размыкаясь, дистанционный замок двери.

Привычно миновав несколько пересекающихся коридоров первого подземного этажа, едва освещенных редкими и слабыми лампочками, Сергей и Фиона добрались до лестницы, ведущей еще ниже, и спустились в жилой сектор. Ненавистные маски сняли сразу, как только покинули двор, – их носили больше для порядка, чем по необходимости, так как счетчик Гейгера в окрестностях давно молчал. Да и лица от холода неплохо защищали.

Еще одна дверь – тоже стальная, с осыпающейся шелухой старой краски. Шлюзовая камера. Последние года три ее уже не использовали по назначению. Поляков несколько раз ударил прикладом «Вепря». Несильно, просто подал сигнал.

Петли заскрипели, в распахнувшую дверь выглянул завхоз Головин, отступил, освобождая проход. По комплекции Головин напоминал старого гнома из наивных сказок сгинувшей реальности – невысокий, коренастый, круглая голова вдавлена в плечи без малейших признаков шеи, крупные черты лица рельефно подчеркиваются игрой света и тени. Мощный горбатый нос утесом упирается в низкий лоб, маленькие бесцветные глазки подслеповато щурятся на окружающий мир из-под кустистых бровей, мясистые губы кривятся в вечной брезгливой гримасе. Портрет завершала лохматая седая шевелюра вкупе с короткой неряшливой бородкой, словно плесневая поросль неровными островками обтягивающая широкие скулы. А еще от него, мягко говоря, пованивало. Никто не знал, моется ли он вообще, но одежда на нем всегда была неизменной – засаленная до предела телогрейка, из дыр которой торчали бурые клочья ваты, и такие же заношенные ватные штаны. И ничего доброго в этом гноме, кстати, не было.

Та еще сволочь.

Молчаливый и замкнутый, Головин за свою рабскую преданность Храмовому давно заработал кличку Пятницы, а Храмовой, соответственно, по эстафете получил Робинзона.

Они ведь тут в бункере и в самом деле, как на необитаемом острове, усмехнулся Грешник. Никто не может к ним подступиться без согласия хозяев территории. Жизнь течет неспешно, серые дни похожи один на другой. Мелкие текущие заботы скрашиваются книгами из библиотеки, нахапанными из бывшего технологического колледжа по соседству. Впрочем, большинство затворников давно уже ничего не читают. Непонятно, что вообще творится у них в головах. Не люди – тени. И внешний мир их мало интересовал.

– Все в порядке, забирай товар, – проходя мимо, скупо бросил Поляков Головину.

– Заказ на следующий раз тот же, – сухо добавила Фиона, не удостоив завхоза, которого она терпеть не могла, даже взглядом.

– Грешник, – едва слышно проскрипел сзади Пятница.

Поляков, продолжая думать о своем, машинально обернулся. Завхоз пошамкал пельменями губ, будто силясь собрать разбегающиеся мысли. Вспомнив, кашлянул и добавил:

– Зайди к Робинзону.

– А я, по-твоему, куда направляюсь?

– Зайди, – упрямо нахмурился старик.

Поляков удивленно вздернул бровь, но переспрашивать не стал, зашагал дальше. Что-то завхоз сегодня слишком разговорчив. Обычно за неделю и слова не услышишь.

На ближайшей развилке Грешник с Фионой разошлись.

– Иди, готовься, я скоро, – негромко напомнил Поляков, предварительно посмотрев по сторонам, и убедившись, что их никто не подслушивает.

– Хорошо, па. – Дочка напряженно улыбнулась.

Грешник редко испытывал такие ненужные в нынешней реальности чувства, как жалость или сострадание, но сейчас, при взгляде на дочку, непривычно резануло по сердцу. Все-таки стареет. Становится сентиментальным. Как только Фи скрылась из виду, канув в темноту, Поляков еще раз огляделся. Экономили не на лампах, на складе этого добра навалом – на электричестве. Вытащил из ножен на бедре нож с широким клинком лепестковой формы – любимый «Каратель», когда-то доставшийся в наследство от погибшего фээсбэшника. Подцепил пальцем тянувшийся по стене провод, вытянул его немного из уходившего в кирпич канала. Аккуратно, чтобы не замкнуть, разрезал изоляцию между жилами, затем резким движением перерезал одну из них и утопил провод обратно в канал.

Пути отхода нужно готовить заранее.

Если в бункере спохватятся и врубят «пугачи» до того, как беглецы выйдут из зоны поражения, то в окрестности появятся три свеженьких трупа. В зависимости от того, какую частоту для казни выберет Робинзон – или взорвется сердце и полопаются кровеносные сосуды, или превратится в разжиженную кашу мозг. Спрашивается, на хрена им такие перспективы?..

А ведь когда-то Грешник сам сконструировал «пугачи» из подручных материалов. Да еще и Фи научил, чтобы помогала обслуживать главное оружие защиты бункера. Вот такая, греби ее коромыслом, ирония. Впрочем, это знание помогло ему и сейчас – он хорошо знал схемы электропроводки по всему убежищу, сам устанавливал и обслуживал. Как-никак бывший радиолюбитель. Пригодилось хобби далекой юности. Вообще, интересная тема. С инфразвуком Сергей экспериментировал еще до Катаклизма, а началось знакомство с этим явлением и его применением на практике с простейшего поиска в Google по ключевым словам. Помнится, как он был удивлен, насколько все это просто, и что можно слепить устройство буквально на коленке, владея элементарными навыками радиолюбителя… У тех устройств, что сейчас защищали бункер, конечно, давно уже не такие примитивные схемы, как те, что он нашел в интернете. Черт, как же давно это было. Google, Яндекс, Rambler… Когда-то такие обиходные, а сейчас мертвые, не несущие ни малейшего смысла названия поисковых интернет-систем…

Раздраженно тряхнув головой, Сергей быстрым шагом двинулся дальше, в северную часть убежища. Он действительно собирался на доклад к Храмовому, сейчас все нужно делать по обычному сценарию, незачем привлекать лишнее внимание. Странно, что завхоз ему об этом напомнил. Никак что-то случилось? Или у начальства все-таки возникли какие-то подозрения насчет своего преданного палача? Нет, это вряд ли. Разве что Майя… В дочке он был абсолютно уверен – слова лишнего не обронит, а вот с языка жены, хоть и предупредил, чтобы поменьше болтала, без всякого злого умысла могло что-нибудь сорваться.

Не дай бог, конечно.

Облупившаяся, осыпающаяся краска на стенах коридоров, запертые помещения, тусклый свет и затхлая вездесущая пыль, от которой першит в горле. Шаркают подошвы по выкрошившемуся бетону. С души воротит от всего, что попадается на глаза… а ведь как-то привык. Привык-то привык, но как выпадала возможность выбраться на поверхность – с радостью за нее цеплялся, подышать свежим воздухом, ощутить запахи настоящей жизни – хотя бы и внутри забора. Увидеть пусть и рассеянный, но настоящий лунный свет. Маленькие радости дерьмового существования.

Вот, к примеру, работа палача… это ведь тоже для души. Выпустить пар, разрядить постоянно копившееся внутри, сводящее с ума нервное напряжение. Хобби. В любом коллективе всегда нужен такой человек – сделать то, на что у других рука не поднимется. В молодости из-за этого едва не загремел по весьма неприятной статье – бес попутал скорешиться с нациками. Подвернулся им тогда ночью тот азиат под руку – компании из крепких ребят, ищущих адреналина после нескольких литров пивка. «Гость столицы» скончался в ближайшей больнице с проломленным черепом, пару отморозков менты схватили по горячим следам, а Поляков, моментально протрезвев, ушел, петляя по дворам и переулкам. Его не выдали, и он постепенно отошел от общих дел с «санитарами улиц». Устроился на работу в офис компьютерной фирмы, женился, родилась дочь, зачастил на дачу тещи с ее вечными сезонными хлопотами…

На какое-то время убийца в душе Полякова затих, затаился…

А потом мир перевернулся.

В один обычный, не предвещавший ничего особенного день он, жена и трехлетняя дочь после кинотеатра всей семьей добирались домой в метро. У Полякова выдался выходной, жена сидела на больничном после гриппа, вот и решили выбраться на прогулку. Тогда все и началось…

Один роковой день – рубеж разных эпох, словно дамоклов меч разбудивший жизнь на «до» и «после». Ничего привычного не осталось – социум развалился, законы и правила испарились вместе с породившим их обществом в пламени ядерных ударов по столице. И настало время волков и шакалов, гиен и львов, настало время силы и жестокости, время бесчеловечного беспредела. Убей, чтобы не убили тебя. Отними еду, чтобы не сдохнуть с голоду. Проломи исподтишка голову тому, кто нашел оружие и снаряжение для защиты от радиации – чтобы не искать самому, рискуя здоровьем и жизнью. Талант Полякова раскрылся в полной мере – талант защищать себя и свою семью, не считаясь ни с чем. Талант сворачивать шеи и пробивать головы тем, кто становился на его пути. Неудивительно, что и Фиона выросла волчонком – глядя на методы выживания папаши, волей-неволей многому приходится учиться и ребенку. Перенимать поведение. Выжил – значит, победил. Промедлишь из-за сомнения или жалости в решающий момент, не нажмешь на спусковой крючок – и проигравшим станешь ты. Окончательно.

Именно тогда и закрепилась за ним эта говорящая кличка – Грешник.

Три года спустя, когда в метро все еще царил хаос по переделу собственности, Поляков встретил Храмового – бывшего директора компьютерной фирмы, где Сергей до Катаклизма работал менеджером в отделе продаж. Храмовой вербовал людей в свою колонию, организованную на поверхности, да только мало кто решался идти с ним в пугающую до дрожи неизвестность. Как раз начали распространяться слухи о появлении жутких мутантов, словно мало было чудовищной разрухи и гибельной для всего живого радиации. А Грешник поверил, ушел, увел свою семью. Слишком уж много к тому времени было крови на его руках, слишком многих он разозлил, настроил против себя. Не прогадал. Семнадцать лет он с семьей прожил, не нуждаясь ни в чем – еда, оружие, одежда, снаряжение, более-менее комфортные условия существования, даже «квартирка» из двух комнат под землей – мало кто мог себе такое позволить в метро.

А теперь настал момент, когда в убежище для него снова стало тесно. Пора было возвращаться в «большой мир», где давно уже все обустроились, поделили территорию и собственность, восстановили хотя бы видимость закона и порядка. И где сейчас наверняка было не так психологически душно, как в бункере, обитатели которого, что называется, варились в собственном соку, сходя с ума от безнадежности существования, зверея от безделья и пугающей перспективы полного вымирания…

А те, кто знал его по прошлым грехам, или сгинули за эти годы, или наверняка все забыли.

Да, Фи права.

Ему снова придется спасать свою семью. Решение, навязанное волей Фионы, наконец окрепло в душе, как собственное.

Так будет правильно…

Грешник как раз проходил мимо общей столовой, когда учуял запах разогретого на сковородке жира. Опять кому-то не терпится продегустировать свежее мяско, доставленное бродягами, вот и полуночничают вместо сна. По идее, следовало зайти и разогнать всех по норам. Но мысленно он уже покинул убежище, сложив с себя обязанности начальника охраны…

Далеко уйти не успел – услышал приглушенный голос жены. Выругавшись, вернулся, зашел в хорошо освещенную столовую. Не показалось – возле ряда из трех электроплит и впрямь хлопотала Майя. В сторонке, за разделочным столом, испещренном отметками тесака, сидел Витя-Боров – вполне соответствующий своему прозвищу дородный пузан преклонных лет. Поверх когда-то синего, а сейчас застиранного до серости халата – грязный фартук, на голове сплюснутый в блин поварской колпак, руки-окорока лениво перелистывают страницы из кипы древних газет, глаза-щелочки подперты мясистыми щеками. Любимое занятие – разгадывать выученные наизусть старые кроссворды. У всех в башке, как говорится, свои тараканы.