На берегах реки Ждановки

В 1903 году новым владельцем участка стал потомственный почетный гражданин Николай Никандрович Кононов. Это был известный домовладелец, имевший недвижимость по всему Петербургу. Первым делом Кононов в 1903–1904 годах перестроил по проекту Антония Носалевича дворовый флигель, надстроив два этажа и осуществив внутреннюю перепланировку помещений, в результате чего флигель из хозяйственного сооружения превратился в доходный дом. Это соответствовало духу времени и приносило неплохой доход. Любопытно, что в резолюции Городской управы от 1903 года, разрешающей надстройку этажей, приписано: «под личную ответственность владельца». Очевидно, в Городской управе сомневались, что подобная надстройка возможна технически.

Как бы там ни было, нынешний облик флигель № 11/1 приобрел именно при Н. Кононове. Не менялся лишь сам дом № 11 по Ждановской набережной. Он оставался деревянным и пережил всех своих владельцев, пока в 1950-х годах на его месте не был построен помпезный сталинский дом, который и сам уже стал памятником архитектуры. Этот дом занял место сразу двух домов, поэтому нельзя не упомянуть о другой «куче дров» – доме датского подданного Иоанна Христофора Крейзера, стоявшем на противоположной стороне Офицерского переулка и имевшего адрес Ждановская ул., 1/2.

Много, много оседало в России в то время иностранцев; некоторые из них становились подданными Российской империи и даже почетными гражданами, некоторые сохраняли свое гражданство. В этом смысле владельцы домов на набережной реки Ждановки были как на подбор «из иностранцев»: подряд шли участки Мейснера, Крастинга, Крейзера, Гойера, Нагеля…

Что же привело датчанина Христофора Крейзера в Россию? Можно предположить – деньги. По крайней мере, купив в конце 1880-х годов участок, на котором располагался двухэтажный деревянный дом, он сразу затеял перестройки. В 1891 году по проекту известного архитектора Федора Нагеля (жил в доме по соседству) он строит трехэтажный каменный флигель, ныне имеющий адрес Ждановская ул., 1. И опять флигель оказался шикарнее самого особняка владельца. В 1950-е годы дом достроили до пяти этажей, чтобы подогнать высоту под строящийся дом № 11.

Флигель использовался как доходный дом, однако в октябре 1899 года Крейзер продает участок площадью 341 кв. сажень со всеми строениями на нем Петербургскому обществу страхований. Возможно, при растущей цене на недвижимость в Петербурге продажа участка оказалась выгодней сдачи внаем.

Общество страхований владело участком вплоть до 1918 года, когда оно было новой властью упразднено, однако деревянный домишко на углу Ждановской набережной и Офицерского переулка существовал еще долго, пока не наступила пора советской имперской архитектуры.

Дом с аркой

Хотя нынешний дом № 11 по Ждановской набережной уже не имеет никакого отношения к «Аэлите», однако, любопытный нет-нет да и заглянет во двор в поисках «аромата прошлого», да и обратит внимание на монументальное сооружение с колоннами и аркой. Пожалуй, наряду с московскими высотными домами – это апофеоз сталинской архитектуры!

Наша семья въехала в этот дом в 1955 году, когда, по словам родителей, обои еще пахли клеем. Отдельные квартиры соседствовали в нем с коммуналками на три-четыре семьи (в то время это было совсем неплохо). Внизу у входа в парадное висели списки жильцов, и мамины ученики, забывая адрес, находили нашу квартиру по этому списку.

Удивительно, но при всей своей монументальности этот пятиэтажный дом не имел лифтов. Так часто бывало в советское время: на арку, фасад и колонны денег не жалели, а на лифтах экономили.

Самые большие квартиры в доме располагались как раз над аркой, и западные ветры продували их насквозь. Холоднее всего было осенью, когда ветры свирепствовали, а отопление еще не включали. Зато какой потрясающий вид был из окна: Петровский остров, дальние огни Васильевского, становившиеся особенно далекими в ненастную осеннюю погоду, когда, казалось, Нева расширяется, словно это уже и не река, а море, разделившее острова непреодолимыми пространствами. Мне и сны такие снились: Васильевский остров «отъезжал» от нашей Петроградской стороны, мосты превращались в гигантские дуги до самых небес, а Нева становилась бурлящим холодным морем.

В первую же осень проживания случилось весьма крупное наводнение 1955 года: вечером вода вышла из берегов, волной прошлась по Офицерскому переулку, затопила первые этажи соседних домов, а нашему – хоть бы хны! И неудивительно, ведь дом был построен с учетом возможных наводнений и первый этаж располагался довольно высоко над землей.

Кстати, по словам моих родителей, жители других домов по Офицерскому переулку в 1960-е годы не уставали повторять нам, жителям дома № 11, что очень сожалеют о прежнем доме Эппингера-Кононова. Но не по причине его исторической ценности. Причина более прозаична: когда деревянный дом снесли и построили «сталинскую громадину», мало того что народу во дворе прибавилось, но и солнца в переулке стало не хватать. Новый дом загородил двор с юга, и растения на подоконниках стали чахнуть.

Между прочим, зелень во дворах, а не скопище машин – характерная примета Ленинграда 1960-х. Нырнул под арку, и ты уже в ином мире: спокойном, несуетливом, зеленом. Поэтому не кажутся столь уж странными стихи поэта Федора Сологуба, написанные в начале ХХ века именно про эту часть Петроградской стороны.

По ночам я люблю босиком
Час-другой кое-где пошататься,
Чтобы крепче спалося потом…

Ф. Сологуб жил тогда на Малом проспекте и «шатался» по Введенской, Большой Спасской и прочим малым улочкам Петроградской стороны.

Построенный в 1955 году дом № 11 по Ждановской набережной загородил все солнце в Офицерском переулке. Фото 2011 года

Конечно, я уже не застал такой провинциальной картины района, чтобы можно было «босиком пошататься» или попасти коз на Петровском острове, однако и такой суеты, как нынче, тоже не было. Хоть и в самом центре города, но тихо и зелено – рядом Нева, Ждановка, Тучков буян, Петровский остров… На месте нынешнего дворца спорта «Юбилейный» – цветочный питомник; во дворах – деревья, в переулках – булыжные мостовые…

Петроградская сторона, по моим наблюдениям, за последние сто лет пережила две крупные перестройки – на рубеже Х1Х-ХХ веков и в 1960-е годы. Да, район перестраивается постоянно, но все-таки революционных перестроек здесь было именно две. Возможно, сейчас происходит третья, однако это трудно оценить, не зная конечного результата.

О последней – стеклянно-безвкусной – напишет кто-то другой, я же хорошо запомнил ту, что происходила в 1960-х годах. Дело в том, что из мальчишеского любопытства мы с товарищами облазили почти все строившиеся тогда объекты – от деревянных мостов на Ждановке, доживавших свой век, до бараков на Петровском острове, приготовлявшихся к сносу. Я уж не говорю о «Юбилейном», стремительно выраставшем на месте городского питомника. И если, поселившись на Ждановской набережной совсем еще ребенком, я застал одну Петроградскую сторону, то уезжая отсюда четырнадцатилетним подростком, видел совсем другую.

В 50-60-х годах ХХ века элементы старого Петербурга встречались еще на каждом шагу. Это и множество деревянных домов, и булыжные мостовые, и лодочные станции на Неве, и оставшиеся немощеными, без гранитного одеяния, набережные рукавов Невы.

Мама рассказывала, что когда в начале 1950-х годов, учась в Педагогическом институте, она ходила гулять с подругами с 1-й линии Васильевского острова, где располагалось общежитие института, на Петроградскую сторону, то по сравнению с «тесным» и застроенным Васильевским островом Петроградская сторона казалась ей просторной и тихой. Свернув во двор, можно было за красивым фасадом доходного дома наткнуться на деревянную развалюху, возле которой спокойно прогуливались куры. Перегнивший навоз для комнатных растений они с подругами брали в конюшне, существовавшей на месте нынешнего стадиона СКА на Ждановской улице, а цветочный питомник напротив Князь-Владимирского собора был любимым местом их прогулок.

Шестидесятые годы опрокинули сонную жизнь Петроградской стороны. Заменялись все без исключения окружающие мосты, строился фактически новый стадион им. В.И. Ленина, преображался Петровский остров, одевались в гранит набережные, исчез питомник…

Проспект Добролюбова. Справа городские питомники. Фото 1950-х годов

Этапов перестройки района, как они мне запомнились, было несколько. Сначала реконструировали, а по сути заново построили в 1957–1961 годах стадион им. В.И. Ленина (ныне – «Петровский»), а заодно привели в порядок прилегающую территорию. Окрестности, примыкающие к стадиону, были открыты для посещения всегда, а не только в дни футбольных матчей.

Затем взялись за сам Петровский остров: ликвидировали коммунальные деревянные бараки и общежития с печным отоплением и вечными поленницами дров поблизости; заменили все три деревянных моста, ведущие на остров. В это же время одели в гранит и берега Ждановки, после чего район лишился значительной доли своей провинциальной привлекательности.

Параллельно отстраивались рядом расположенные «большие» мосты: Строителей (так тогда назывался Биржевой мост) и Тучков. В 1961 году сдали мост Строителей, а в 1965 – Тучков мост.

Строительство гранитной набережной. Фото 1950-х годов

И, наконец, в 1967 году к 50-летию Октябрьской революции на месте городского питомника, где еще с дореволюционных времен разводили саженцы цветов и деревьев, возвели дворец спорта «Юбилейный». Питомник в центре города держался долго, и не в том беда, что здесь построили «Юбилейный», а в том, что рядом, на месте бывшего Ватного острова, предварительно засыпав протоку, отделяющую Ватный остров от Петроградской стороны, возвели корпуса Института прикладной химии (ГИПХ).

Поначалу современные здания на берегу Малой Невы казались необычными, но затем, когда постройки стали довольно скоро «облезать», уродливость этой архитектурной затеи стала очевидной. Достаточно сравнить левый и правый берега Малой Невы в этом месте: на левом – набережная Макарова с доходными домами изысканной архитектуры, на правом – ГИПХ.

И последний штрих: в 1960-х заменили булыжные мостовые асфальтовыми. Если на крупных улицах эта замена обоснована, то с какой целью это сделали в переулках – непонятно. Офицерский переулок, улица Красного Курсанта, другие расположенные рядом улочки и переулки оделись в асфальт, и теперь там, на месте «вечного» булыжного покрытия, вечно нуждающийся в ремонте асфальт. В итоге переулки лишились прежней аккуратности и камерности, ничего не приобретя взамен.

Пиявки, лодки и саженцы

Если бы меня спросили, чем прежде всего запомнилась мне речка Ждановка 1960-х годов, я бы отметил три вещи: обрывистые, неровные берега, на которых вечно сидели рыбаки, лодочную станцию на месте ресторана «Парус», а также пиявок на песчаном дне. На Ждановке все дно было усеяно ими. Недавно я поймал себя на мысли, что уже лет двадцать не вижу пиявок в водоемах – ни в реках, ни в озерах, ни в городе, ни в пригородах! Так необратимо изменилась экология?

Неровные, неокультуренные берега придавали речке захолустный вид, однако когда в 1963 году берега были выровнены и оформлены гранитным банкетом, Ждановка стала напоминать не речку, а искусственный канал – красиво, но души нет. После этого и рыбаков на ее берегах заметно поубавилось. Кроме того, в результате выравнивания Ждановка стала уже на 6-10 метров, что еще больше усилило ее сходство с рукотворным каналом.

А в 1960-х рыбачили, можно сказать, всей коммуналкой. Сосед, вставая по весне очень рано, умудрялся до работы обзавестись неплохой добычей, отчего вечером вся квартира наполнялась аппетитным запахом жареной рыбы – окуня и плотвы. А весной еще и корюшки. Хотя стоила она в магазинах копейки, но брали ее, в основном, у рыбаков. За пол-литра водки – ведро корюшки. Отец привозил рыбу с Финского залива ящиками, и уже через неделю я на нее не мог смотреть: она была у нас и жареная, и маринованная, и на первое, и на второе.

А какой колорит создавали лодочные станции! Одна из них была совсем рядом – у Тучкова моста. В погожие майские дни на веслах выходили семьями, с детьми, но особенно парни с девушками. Разряженная публика в лодках придавала району некую «курортность», и это не где-нибудь в ЦПКиО, а прямо в центре города. В Большую и Малую Неву выходить запрещалось из-за судоходства, но эти правила обычно игнорировали. Помню себя, еще совсем маленьким, с родителями в лодке возле Тучкова моста: рядом по Неве идет большой теплоход, давший такую волну, что лодка чуть не перевернулась – испугался не только я, но и родители.

Иногда доходили на лодке и до Финского залива. Один случай чуть не закончился трагически. Выйдя по течению Ждановки в залив, далеко за Большой Петровский мост, мы потом с большим трудом вернулись обратно. На обратном пути наша лодка стала быстро заполняться водой; пришлось непрерывно вычерпывать ее не очень удобным ковшом. Гребли, сменяя друг друга, но лодка из-за встречного течения и внезапно поднявшегося ветра почти не двигалась, мне тогда казалось, что нам никогда не вернуться обратно.

В 1960-х годах лодочная станция у Тучкова моста исчезла, простояв на одном месте много лет. О ней писали в свое время Алексей Толстой в рассказе «Как ни в чем не бывало» и Вадим Шефнер в «Сестре печали». Потом, на том самом месте, где была лодочная станция, открыли плавучий ресторан «Парус».

Еще о Ждановке ходили легенды как о речке, в которой тонуло множество людей. Кто кончал жизнь самоубийством, кому в этом помогали злоумышленники. В рассказах фигурировала и лодочная станция. Здесь злоумышленник, как правило, брал напрокат лодку, чтобы «покатать» жертву.

Ждановская набережная в 1934 году

Обычно эти рассказы, возможно, и имевшие под собой реальную почву, обрастали такими подробностями и страхами, что от первоначального факта мало что оставалось. Например, типовой рассказ о том, как муж брал жену покататься по Ждановке, выходил с ней в Малую Невку и там инсценировал переворот на волнах. Разумеется, «спастись» удавалось ему одному. От многих я слышал эту историю, однако в литературе о ней нигде не читал – тут, вероятно, нужно изучать уголовную хронику XIX века, а вот о том, как банщик Емельянов утопил в Ждановке свою жену Лукерью, для того чтобы сойтись с любовницей, известно из резонансного уголовного дела 1872 года. Обвинение тогда поддерживал адвокат А.Ф. Кони, и, несмотря на то что полиция первоначально определила самоубийство, на суде благодаря стараниям и красноречию Кони была доказана вина Емельянова.

Много говорили и о самоубийцах на Ждановке. Воды этой тихой речки, видимо, располагали к трагическим решениям. Тихо, темно, не так страшно, как на Неве, где водные просторы гнетут; плюс к этому возможность постоять вечером в одиночестве, никем не замеченным. Известно, что жена поэта Ф. Сологуба покончила с собой в 1921 году возле Тучкова моста.

Лодочная станция возле Тучкова моста существовала, кажется, почти столько же, сколько и сам Тучков мост, поэтому всякое случалось, однако в наше время, в 1960-е годы ничего страшного там не происходило. Иногда у кого-то переворачивалась лодка, но в узкой Ждановке удавалось спастись; у кого-то текла лодка, но успевали доплыть до станции. Кстати, лодки тогда были дощатыми, промазанными смолой, и сколько я себя помню катающимся по Ждановке, столько же помню и покрытое водой дно лодки и нелепый железный ковш, которым приходилось вычерпывать воду.

Если в 1960-х годах лодочную станцию закрыли, значит, она кому-то мешала. По-видимому, судоходству, так как зачастую люди не ограничивались прогулками по Ждановке, а выходили в Неву, пусть это строго-настрого запрещалось. Логично, что после открытия в 1964 году нового Волго-Балтийского водного пути, избавились и от лодочной станции, служившей помехой интенсивному судоходству. Ушла еще одна примета старого Петербурга.

* * *

Удивительно, но по Ждановской набережной, в общем-то довольно широкой улице, в то время не существовало интенсивного автомобильного движения. А дело в том, что в 1960-е годы не существовало нынешней трассы: Тучков мост – Ждановская набережная – Новоладожская улица– набережная Адмирала Лазарева – Каменноостровский мост. Все движение шло по Большому проспекту и Большой Пушкарской улице, поэтому Ждановская улица выглядела пустынной. Автомобили двигались лишь на Петровский остров – к пивоваренному заводу «Красная Бавария» да к судоремонтным заводам. И все!

Оживлялась набережная лишь в дни футбольных матчей. «Волги», «Победы», «Москвичи» и «Запорожцы» сплошным потоком неслись по набережной, а затем через Петровский остров к стадиону им. С.М. Кирова. Это была кратчайшая дорога к нему. Стадион в то время легко заполняли 60–70 тысяч болельщиков, поэтому в дни матчей та Ждановская набережная напоминала нынешнюю – поток машин не позволял перейти улицу. В остальные дни можно было свободно кататься по улице на велосипеде и роликах, изредка уступая дорогу троллейбусу № 7, идущему на Петровский остров, да машинам, тянувшим на прицепе бочки из «Баварии».

Купались в то время, тоже никуда не уезжая, на том же стадионе им. В.И. Ленина. Водоем, что так сиротливо выглядит на стадионе «Петровский» сейчас, тогда был бассейном и летом функционировал: вода была довольно чистая. На берегах сидели рыбаки, особенно около дамбы, а в здании в дальнем углу пруда, от которого сейчас остались развалины, находились раздевалки и работали плавательные секции. Купающиеся прыгали и с вышек высотой три, пять и десять метров, от них ныне тоже остались лишь остовы.

Доступ на территорию стадиона им В.И. Ленина, как я уже отмечал, был открыт постоянно, поэтому территория стадиона считалась как бы продолжением Петровского парка. По выходным играла музыка, продавалось мороженое, возле Ждановского моста стояла бочка с квасом, из нее за 3 и 6 копеек (маленькая и большая кружка) наливали настоящего хлебного кваса. Зимой непременно заливался каток, по выходным там всегда был аншлаг; впрочем, отдыхали тогда только один день – в воскресенье.