Учебная книга по Русской истории

Но одного Смоленска было мало Витовту: он обратил свои властолюбивые виды на Новгород Великий и на самую Москву. Принявши в свое покровительство изгнанного Тохтамыша, он взялся доставить ему Золотую Орду с условием, чтоб тот помог ему овладеть Москвою. Но возвратить Тохтамышу престол ордынский Витовту не удалось, потому что он потерпел страшное поражение от Едигея на берегах Ворсклы в 1399 году. Отдохнувши от этого поражения, Витовт напал на Псковскую область; новгородцы и псковичи послали просить помощи в Москву, и Василий Димитриевич объявил войну тестю; три раза полки московские сходились с литовскими, но битвы не было, потому что и Витовт и Василий отличались одинаковою осторожностью. Витовт был, таким образом, удержан от дальнейших замыслов на восточную Россию; река Угра, на которой встретился он в последний раз с великим князем московским, назначена была границею между литовскими и московскими владениями; так эта граница была близка от Москвы! Но здесь был последний предел распространения литовских владений в русских областях.

Василий Димитриевич умер в 1425 году. Главными советниками его были сначала боярин Федор Андреевич Кошка, а потом сын его Иван.

Глава XXIII

Василий Васильевич Темный

Василий Димитриевич оставил одного малолетнего сына, Василия, под опекою матери его Софьи Витовтовны. До сих пор не было усобиц в роде князей московских: мы видели, что двоюродный брат Донского, Владимир Андреевич, без борьбы уступил старшинство племяннику Василию Димитриевичу, но этот брат Донского был, во-первых, брат двоюродный, во-вторых, не мог занять старшего стола по отчине: отец его не был великим князем московским и владимирским; у Василия же Димитриевича были родные братья, из которых старший по нем был Юрий Димитриевич звенигородский и галицкий (Галича костромского).

Этот князь, считая себя по старине полноправным наследником старшинства, отказался признать старшинство племянника Василия Васильевича, отказался признать новый порядок престолонаследия от отца к сыну. Несмотря на то, молодой Василий начал княжить в Москве, ибо у Юрия не было средств силою вытеснить его оттуда. Чтоб избежать войны, дядя и племянник согласились ехать в Орду и положиться на решение хана; в Орде благодаря ловкости боярина московского Ивана Димитриевича Всеволожского хан объявил, что великим князем должен быть Василий, но Юрий не хотел успокоиться на ханском решении и, возвратясь домой, ждал только благоприятного для себя случая начать борьбу с племянником. Этот случай скоро представился.

Василий Васильевич, будучи в Орде, дал обещание боярину своему Всеволожскому жениться на его дочери, но по приезде в Москву мать великого князя Софья Витовтовна никак не согласилась на этот брак и настояла, чтоб сын обручился на княжне Марье Ярославне, внучке Владимира Андреевича. Тогда рассерженный боярин Иван Димитриевич отъехал из Москвы к князю Юрию и начал поднимать его на племянника; в то же время сыновья Юрия, приехавшие на свадьбу к великому князю, были оскорблены Софьею Витовтовною, и это послужило предлогом к войне. Василий Васильевич, праздновавший свою свадьбу, вовсе не был готов к войне, выступил против дяди с наскоро собранными нестройными толпами, был разбит наголову и взят в плен.

Юрий вступил в Москву и сел на столе великокняжеском, племяннику же Василию отдал в удел Коломну по совету любимца своего, боярина Морозова, но как скоро Василий приехал в этот город, то начал призывать к себе отовсюду людей, и отовсюду начали стекаться к нему князья, бояре, дворяне, потому что, говорит летописец, не привыкли они служить галицким князьям: дружина так уже привыкла теперь к преемству престола от отца к сыну, что старший в роде, дядя, считался каким-то чужим князем, служить которому было унизительно, тогда как молодой сын покойного великого князя уже считался великим князем.

Увидавши, что около Василия в Коломне собралось большое войско, с которым не сладить, сыновья Юрия, Василий Косой и Димитрий Шемяка, в припадке досады и злости убили боярина Морозова за то, что присоветовал отцу их возвратить Василию Васильевичу свободу и дать удел. Убегая отцовского гнева, убийцы уехали из Москвы; тогда Юрий, видя себя оставленного всеми, послал к племяннику звать его обратно на великое княжение, а сам уехал в Галич, сопровождаемый только пятью человеками. Он заключил с Василием Васильевичем договор, в котором обязался не принимать к себе сыновей – Косого и Шемяку и признал племянника старшим братом.

Понадеявшись на обещание дяди, Василий отправил войско против Косого и Шемяки, но те разбили москвичей; узнавши, что Юрий не сдержал обещания, что полки его помогали Косому и Шемяке, великий князь опять начал войну с дядею, которая опять кончилась для него несчастливо: он принужден был бежать из Москвы и собирался уже в Орду, как вдруг узнал о скоропостижной смерти Юрия и о том, что сын последнего, Василий Косой, занял престол московский по новому обычаю, потому что по старине старшинство в роде по смерти Юрия принадлежало Василию Васильевичу как сыну старшего брата. Но Косой, оставленный даже и родными братьями, Шемякою и Димитрием Красным, не мог удержаться в Москве. Лишенный и великого княжения, и удела своего Звенигорода, Косой не переставал однако ж воевать с Василием Васильевичем, опустошая его области; наконец был разбит, взят в плен и ослеплен.

Во время этой усобицы умерли и три остальные сына Донского, дядья Васильевы; двое из них умерли бездетны, а третий, Андрей, оставил двоих сыновей: Ивана, князя можайского, и Михаила, князя верейского.

Борьба великого князя с двоюродными братьями возобновилась по поводу дел татарских. В 1437 году хан Улу-Махмет, изгнанный из Золотой Орды братом своим, засел в опустелой от русских набегов Казани, поставил себе город на новом месте и в 1439 году явился нечаянно под Москвою. Великий князь не успел собраться с силами и уехал за Волгу; хан стоял 10 дней под Москвою, взять ее не мог, но наделал много зла русской земле. В 1445 году татары Улу-Махметовы опять появились на русских границах, и великий князь вышел против них с небольшим войском, всего тысячи с полторы, потому что полки других князей не успели собраться; подле Суздаля сошлись русские с татарами и потерпели сильное поражение, сам великий князь попался в плен и был отведен в Казань. Татары не пошли дальше, и хан отправил посла к Шемяке, который принял его с большою честью и отправил с ним вместе в Казань своего посла уговаривать Улу-Махмета, чтобы не отпускал Василия на великое княжение.

Но так как послы эти долго не приезжали в Казань, то хан, думая, что посол его убит Шемякою, вошел в переговоры с своим пленником и согласился отпустить его в Москву за известную сумму денег; кроме того, с Василием выехало много татар, которых он принял в свою службу.

Приезд этих неприятных гостей и тяжелые подати, наложенные для того, чтобы собрать обещанные хану деньги, возбудили неудовольствие, которым спешил воспользоваться Шемяка: он начал сноситься с великим князем тверским Борисом и князем можайским Иваном Андреевичем, сообщил им слух, который носился тогда об условиях Василия с ханом Махметом, именно шла молва, будто великий князь обещал отдать хану все Московское княжество, а сам брал себе Тверь. Князья тверской и можайский поверили и согласились действовать заодно с Шемякою, в пользу которого составился в Москве заговор. В 1446 году заговорщики дали знать союзным князьям, что Василий поехал на богомолье в Троицкий монастырь. Шемяка и можайский князь ночью 12 февраля овладели врасплох Москвою, схватили мать и жену великого князя, казну его разграбили, верных бояр перехватали, и в ту же ночь князь можайский отправился к Троице с большою толпою вооруженных людей, схватил там Василия, вовсе не ожидавшего беды, и привез его в Москву; здесь его ослепили, сказавши ему такие вины:

«Зачем привел татар на русскую землю и города с волостями отдал им в кормление?

Татар и язык их любишь сверх меры, а христиан томишь без милости; золото, серебро и всякое имение отдаешь татарам; наконец, зачем ослепил князя Василия Юрьевича?»

Шемяка отослал слепого (Темного) Василия в Углич и провозгласил себя великим князем, но не мог удержаться в Москве с своими малочисленными приверженцами; большинство было за Василия. Приверженцы его, и убежавшие в Литву (как-то: князь Василий Ярославич серпуховской, брат жены Васильевой, князь Оболенский, Басенок), и оставшиеся в московских областях, как-то: князья Ряполовские и многие дети боярские, явно действовали в его пользу; Шемяка, особенно по настоянию епископа Ионы, назначенного в митрополиты, решился освободить Василия и дал ему в удел Вологду, взявши клятву не искать великого княжения.

Но приверженцы Василия ждали только его освобождения и толпами кинулись к нему; игумен Кириллова Белозерского монастыря разрешил его от клятвы, данной Шемяке, и Василий с своими приверженцами отправился к Твери, которой князь Борис Александрович обещал ему помочь с условием, чтоб он обручил своего старшего сына и наследника Ивана на его дочери Марье: жениху было тогда только семь лет; Василий согласился и с тверскими полками пошел на Шемяку к Москве, а с другой стороны шли туда же из Литвы князь Василий Ярославич серпуховской с товарищами своего изгнания. Шемяка вместе с князем Иваном можайским выступил против Василия, но в его отсутствие Москва так же внезапно и легко была захвачена приверженцами последнего, как прежде приверженцами Шемяки, который, узнавши о потере столицы, не бившись с Василием, убежал в Каргополь и заключил мир с Василием в 1447 году, отказавшись от великого княжения и от некоторых своих волостей.

Но мир не был продолжителен; везде: в Великом Новгороде и Казани, между князьями удельными и в стенах самой Москвы – Шемяка заводил крамолы, хотел возбудить нерасположение к Василию. Тот отдал свое дело на суд духовенству, которое отправило к Шемяке грозное послание. Послание это замечательно тем, что в нем духовенство вооружилось прямо против старого порядка престолонаследия; укоряя отца Шемякина, князя Юрия, за то, что он не по праву искал великого княжения под племянником, духовенство грозило проклятием Шемяке, если он не будет исполнять условий договора, заключенного им с великим князем.

Шемяка не послушался увещаний духовенства и несколько раз возобновлял войну; лишенный своего удела, Талича костромского, он скрылся в Новгороде Великом и продолжал оттуда нападать на земли великокняжеские; наконец, в 1453 году он умер в Новгороде от отравы, присланной из Москвы. Сын Шемяки, Иван, ушел в Литву, где дали ему волости.

Но кроме Шемяки в Московском княжестве оставались еще другие удельные князья, от которых Василий хотел избавиться; он начал с союзника Шемякина, князя Ивана можайского, который не послушался митрополита, два раза звавшего его на помощь к великому князю против татар; можайский князь не мог бороться с московским, убежал в Литву, и удел его присоединен к Москве. Потом великий князь за какую-то неизвестную нам крамолу велел схватить в Москве и заточить брата жены своей, серпуховского князя Василия Ярославича, которого удел также был присоединен к Москве. Таким образом, из всех уделов Московского княжества остался только один – Верейский, где княжил Михаил Андреевич, ведший себя так спокойно, что не мог возбудить никакого опасения со стороны великого князя. Так кончилась усобица между князьями московскими, потомками Калиты. Вместо того чтоб раздробить, ослабить это княжество, отнять у него приобретения прежних князей, она кончилась тем, что Василий Васильевич, вовсе не превосходивший своих предшественников личными достоинствами и к тому еще слепой впоследствии, уничтожил уделы (кроме одного) в Московском княжестве и удержал приобретения отцовские и дедовские: так новый порядок вещей уже был крепок в Московском княжестве, так отвыкли здесь повиноваться удельным князьям мимо сына великого князя.

Но в то время как в Московском княжестве происходила эта усобица между правнуками Калиты, усобица первая и последняя, в это время что же делали великие князья, давние соперники московских, князь рязанский и тверской?

Отчего они не воспользовались усобицею и не постарались усилиться на счет Москвы? Они были так слабы, что им не приходило и на мысль подобное предприятие, им оставалось на выбор – подчиниться московским или литовским великим князьям, смотря по тому, которые из них возьмут верх. Когда усиление Московского княжества было приостановлено усобицею между потомками Калиты, рязанский князь почел нужным примкнуть к Литве и заключил с Витовтом договор, в котором отдался ему на службу; князья Пронский, Новосильский, Одоевский и Воротынский сделали то же самое. Таким образом, чего с одной стороны не успевали сделать князья московские, то с другой доканчивали литовские, отнимая независимость у князей восточной Руси, заставляя их вступать к себе в службу. Но когда Витовт умер и Литва ослабела от междоусобий, тогда тот же рязанский князь Иван Федорович примкнул к Москве и, умирая, отдал маленького сына на руки великому князю Василию: последний перевез малютку вместе с сестрою к себе в Москву, а в Рязань и другие города княжества послал своих наместников. И тверской великий князь также сначала колебался между союзом московским и литовским, но под конец предпочел союз с Василием Темным.

Но если во время усобиц московских Рязань и Тверь колебались между Москвою и Литвою, то Новгород Великий хотел быть самостоятельнее; новгородцы следовали правилу признавать победителя своим князем, а между тем давать у себя убежище и побежденному, но это, разумеется, не нравилось победителю. Мы видели, что они держали Шемяку до самой его смерти, несмотря на увещания митрополита Ионы не сообщаться с отлученным от Церкви князем. Новгородцы должны были ждать мести от Василия, и действительно, в 1456 году великий князь выступил против Новгорода, и воеводы его, князь Стрига-Оболенский и Федор Басенок, разбили новгородцев, которые принуждены были купить мир за 10000 рублей.

Но на этот раз великий князь не довольствовался одними деньгами и заставил новгородцев отказаться от права раздавать грамоты на вече без участия великого князя или его наместников, заставил их принять свою великокняжескую печать и присягнуть, что не будут принимать никого из враждебных ему князей. Во Пскове власть московского князя утвердилась еще более.

Литва не мешала Василию утверждать свою власть в Рязани, Новгороде и Пскове. Страшный Витовт умер в 1430 году; великим князем в Литве провозглашен был родной брат Ягайлов, Свидригайло Ольгердович, который хотел непременно возвратить Литве независимость от Польши; началась усобица между братьями; поляки выставили Свидригайлу соперника в брате Витовта, Сигизмунде Кейстутовиче, который согласился признать свою зависимость от короны польской. Вследствие этого произошло разделение: Литва стала за Сигизмунда, русские области остались верны Свидригайлу, и усобица между ними не прекращалась. Ягайло умер в 1434 году, и поляки выбрали себе в короли сына его Владислава III, который после получил и престол венгерский. В Литве жестокий и безнравственный Сигизмунд был убит вследствие заговора, и поляки прислали на его место молодого Казимира Ягайловича, брата короля Владислава, в качестве наместника польского, но литовцы провозгласили его великим князем. В 1444 году Владислав, король польский и венгерский, пал в битве с турками при Варне, и это событие повело опять к соединению Литвы с Польшею, ибо поляки выбрали Казимира себе в короли. Затруднительно было положение этого короля между стремлениями поляков присоединить к себе некоторые литовские области, Волынь, Подолию, и между стремлениями литовцев удержать в целости свои владения и свою независимость от Польши; иногда дело доходило до явного разрыва, и больших усилий стоило Казимиру отвратить кровопролитие, а с другой стороны, дела немецкого ордена отвлекали его внимание на запад.

Понятно, что при таких обстоятельствах Литва не могла воспользоваться московскими усобицами, помешать Василию Темному собрать московские уделы и усилить свою власть в соседних княжествах. В последнее время своей жизни Василий думал нанести окончательный удар Новгороду Великому; только архиепископ новгородский Иона, пользовавшийся всеобщим уважением, успел удержать его от похода, уговаривая обратить все свое внимание на татар, врагов христианства, которые действительно не переставали нападать на русские области.

В 1462 году умер Василий Васильевич, оставив престол великокняжеский старшему сыну Иоанну, которого еще при жизни своей объявил великим князем и соправителем: все грамоты писались от имени двоих великих князей. Димитрий Донской первый решился благословить старшего сына великим княжением Владимирским, потому что не боялся ему соперников ни из Твери, ни из Нижнего; Василий Дмитриевич не решился благословить сына своего утвердительно Владимиром, зная о притязаниях брата своего Юрия. Василий Темный не только благословляет старшего сына своего отчиною, великим княжением, но считает область великого княжества Владимирского неразрывно соединенною с Московским княжеством, вследствие чего Владимир и другие города его области смешивает с городами московскими. Кроме Иоанна у Василия осталось еще четверо сыновей: Юрий, Андрей Большой, Борис и Андрей Меньшой, которым всем он дал уделы, но старший, Иоанн, получил городов гораздо больше, чем все остальные братья вместе, не говоря уже о значении городов и величине областей. Таким образом, старшему даны были все средства держать младших под своей рукою.

Глава XXIV

Внутреннее состояние русского общества от половины XIII до половины XV века

1. Главные явления означенного времени. С половины XIII до половины XV века главные явления были, во-первых, отделение России западной от восточной: западная, истощенная усобицами и опустошенная кочевыми ордами, не могла сохранить своей самостоятельности, собраться в одно целое собственными средствами и должна была подчиниться князьям литовским, а потом вместе с Литвою соединилась с Польшею, Галицкое же королевство непосредственно подчинилось Польше. Русь северовосточная, имевшая более свежих сил, с которыми недавно выступила на историческую сцену и тотчас же приобрела явный перевес над западною, – Русь северо-восточная могла самостоятельно, собственными средствами собраться, составить одно государство.

Разумеется, ей помогли в этом разные благоприятные обстоятельства: нашествие Батыево не повторялось, татары откочевали далеко, ханы, получая дань и дары от князей, не принимали никакого участия во внутренних делах России, вовсе не понимали того, что там делается: вместо того чтоб поддержать усобицы, не давать сильнейшим князьям усиливаться на счет других, они поступали наоборот, принимали и отпускали от себя с великою честью и с пожалованиями князей, которые давали им больше денег, не предугадывая, что это самые опасные для них князья. На западе опасных соседей также не было у северовосточной Руси: Литва не пошла дальше Угры, не могла овладеть ни Новгородом, ни Псковом, ибо сначала сдерживалась немецким орденом, а потом усобицами и затруднительными отношениями к Польше. Наконец, к счастью для северо-восточной Руси, в Ярославе Всеволодовиче и его потомстве она имела князей деятельных и благоразумных, неуклонно стремившихся к одной цели – усилиться на счет других, примыслить к своему отдельному княжеству как можно больше волостей, заставить других князей сделаться из родственников слугами.

В старой, юго-западной Руси мы видели, что князья владели землею сообща, целым родом, переменяя волости по старшинству, в новой же, северо-восточной Руси хотя Владимир с своею областью и считается собственно великим княжением, но великие князья не живут более в нем, остаются в своей вотчине: тверские – в Твери, московские – в Москве; в старину род княжеский сохранял свое единство и потому имел одного старшего, великого князя; теперь же этого единства больше нет, и потому является несколько великих князей: так называется московский князь, и тверской, и рязанский, и нижегородский. В старину, при единстве княжеского рода, великому князю наследовал не сын его, но старший по нем в целом роде, дядя имел преимущество перед племянником, имел для племянника значение отца; если и были попытки племянников, сыновей от старшего брата, отнимать старшинство у дядей, младших братьев отцовских, то попытки эти были неудачны, встречали неодобрение в обществе как дело преступное, греховное; теперь же на севере все эти старые предания ослабели: племянники с успехом вооружаются против дядей, отнимают у них великое княжение Владимирское, младшие братья отнимают старшинство у старших; великие князья стараются передать великое княжение своим сыновьям, минуя братьев, стараются заставить последних отказаться от своих прав в пользу племянника. Так как от старых родовых представлений и названий еще не освободились, новые еще не выработались отчетливо, то употребляются странные выражения: дядя, например, обязывается считать племянника старшим братом, отцом! Дядья, разумеется, противятся, не хотят отказываться от своих прав, но их сопротивление напрасно, ибо против них идет теперь целое общество, что так ясно обнаружилось во время борьбы Василия Васильевича с дядею Юрием: все ратные люди бросились к молодому Василию в Коломну, не желая служить галиц-кому князю, дяде, старшему в роде; духовенство вооружается против поступка Юрьева, как против греха, сравнивает его с грехом праотца Адама, захотевшего быть равным Богу.

Таким образом, новый порядок престолонаследия утвердился на самом деле, но не по закону; мы теперь знаем, что после императора наследник – старший сын его, ибо таков закон империи, но в XV веке закона не было, и потому, чтоб упрочить престолонаследие за сыном, великий князь должен был прибегать к самому Делу; так, Василий Васильевич при жизни своей назвал сына своего Иоанна великим князем, присоединяя имя его к своему собственному во всех грамотах.

Из XIV и XV веков до нас дошло много духовных завещаний и договорных грамот княжеских, из которых можем видеть, как постепенно, но очень медленно происходила перемена прежних, родовых отношений между князьями на новые, служебные: сюда относятся выражения, что младший должен держать старшего честно и грозно, обязан служить ему, а тот обязан кормить его по его службе; младшие, удельные князья не имели права непосредственно сноситься с ханом, знать Орду, как тогда выражались. В завещаниях князья обыкновенно дают большое значение женам своим: отказывают им богатые волости, приказывают сыновьям во всем слушаться матери, которой дается право в случае смерти одного сына разделять его удел между оставшимися в живых; поэтому князья-братья начинали договоры свои так:

«По слову и благословению матери нашей». Такое значение матерей имело религиозное основание: «держи мать свою в чести и матерстве, как Бог сказал», говорят князья сыновьям в завещаниях; поэтому и духовенство во имя религии подтверждало эти приказания.

2. Татарское влияние. И теперь в новой, северной Руси вступление великого князя на престол сопровождалось обрядом посажения с тем, однако, различием, что теперь сажал на стол посол татарский, в чем ясно выражалась зависимость князя от хана. Как же велика была эта зависимость? При описании первых времен татарского ига говорится, что Батый поставил наместников (баскаков) своих по всем городам русским; в известии о перечислении для наложения поголовной дани говорится, что численники поставили десятников, сотников, тысячников, темников (десятитысячников).

Под 1266 годом летописец уже говорит, что притеснения татарские ослабели; потом не находим уже больше известий о баскаках на севере: после 1375 года не упоминается более о перечислении – знак, что ханы по разным причинам начали оказывать полную доверенность великим князьям и что последние взяли на себя доставку дани в Орду. Таким образом, чрез удаление баскаков, численников и сборщиков дани, к концу XIII века князья освобождались совершенно от татарского влияния на свои внутренние распоряжения, но и во время присутствия баскаков мы не имеем основания предполагать большого влияния их на внутреннее управление.

Как скоро исчезли татарские численники, то прекратилась и несправедливая подушная дань, разная для всех, следовательно, легкая для богатых, тяжелая для бедных; князья стали брать дань по силе, то есть по средствам плательщиков; дань бралась с сох (количество земли, обрабатываемое известными средствами, например с помощью трех лошадей) и с промыслов, которые приравнивались к сохе (например, невод считался за соху, кузница также); в случае нужды, при запросах из Орды, бралась дань и с членов дружины, смотря по их доходам. Кроме выхода, или дани, в Орду были еще другого рода издержки на татар, ордынские тягости и проторы, как тогда говорили.

Таков был ям (от татарского слова – ям – дорога) – обязанность доставлять подводы татарским чиновникам; содержание послов ханских и их многочисленной хищной свиты; наконец, поездки князей в Орду, где должно было дарить хана, жен его, вельмож и всех сколько-нибудь значительных людей; неудивительно, что у князей иногда недоставало на все это денег и они должны были входить в долги. Дань шла в казну княжескую тогда только, когда не было запросов из Орды, то есть когда можно было не удовлетворять этим запросам; постоянные же доходы княжеские состояли по-прежнему в пошлинах торговых, судных и доходах с земельной частной собственности.

3. Дружина. Князья на севере перестают переходить из одного княжества в другое, постоянно сидят в одном, которое усиливают на счет других; это обстоятельство дает возможность и членам дружины оставаться в одной области и приобретать здесь значение постоянных богатейших землевладельцев и наследственно пользоваться правительственными должностями. Вместе с усилением московского князя усиливаются московские бояре, им выгодно удержать эту силу навсегда за своим князем, и они действительно хлопочут об этом, подкрепляемые митрополитами: так, в малолетство Димитрия Донского они удержали за ним великое княжение Владимирское. Дружинники, бояре, дети боярские и слуги вольные по прежнему удерживали право свободного перехода от одного князя к другому; дружинникам слабейших князей выгодно было переходить в дружину сильнейших, чем они еще более усиливали последних: так, мы видели, поступили бояре нижегородского князя, передавшиеся московскому; они не считали себя изменниками, потому что во всех договорах княжеских повторялось: «боярам и слугам нашим вольным воля». Как усилилось значение бояр московских, видно из того, что великие князья нижегородский, тверской искали родственных союзов с ними. Но это усиление не было опасно для великого князя: ни одна знатная фамилия долго не сохраняла своего могущества, ибо ко двору московскому беспрестанно приезжали новые знатные и богатые выходцы и теснили старых; чем сильнее становился московский князь, тем большее число людей находило выгодным вступать к нему в службу; притом же эти пришельцы, люди новые, окруженные новыми лицами, новыми явлениями, не имели на что опереться, не могли действовать обдуманно и дружно.

Скоро начали стекаться отовсюду в Москву князья, лишенные своих владений, и Рюриковичи русские, и Гедиминовичи литовские, и оттесняли старых московских бояр от первых мест; князья Рюриковичи приезжали лишенные уже своих княжеств, уделов; за ними оставалось несколько земель в этих уделах, земель раздробленных и дробившихся все более и более с умножением детей княжеских, которые все получали участки в отцовском владении; Гедиминовичи же литовские приезжали вовсе без земель и получали их по милости великих князей московских; все эти князья, следовательно, не были сильны, не были опасны. За службу свою дружинники получали от великих князей волости и села в кормление. Кроме дружины в состав войска входили по-прежнему полки из городского и сельского народонаселения.

4. Города. В городах, которые как стольные города великокняжеские занимают теперь главное место, в Москве, Твери, Рязани, Нижнем, Суздале, даже в знаменитом Владимире, мы не встречаем больше вечей и того участия горожан в делах, какое встречали прежде в Киеве, Чернигове, Смоленске, Ростове; усобицы между князьями продолжаются по-прежнему, но города не принимают в них участия как прежде, их голоса не слышно; ни один князь не собирает веча для объявления горожанам о походе или о каком-нибудь другом важном деле, ни один князь не заключает ни о чем договора с ними. Под именем веча теперь летописцы разумеют незаконное мятежное собрание народа, собравшихся летописцы называют мятежниками, крамольниками. Очень дурно отзываются московские летописцы и о вечевом быте Новгорода, обнаруживают к нему отвращение. Мы видели, что новгородцы, не будучи в состоянии защищать свою вольность силою от великих князей, выкупали ее деньгами; за деньги великие князья оставляли новгородцев жить по старине, подтверждая эту старину договорами, из которых самый древний, дошедший до нас, относится ко временам великого князя Ярослава Ярославича; договоры эти заключались от имени владыки, посадника, тысяцкого, сотских, от всех старейших и от всех меньших, от всего Новгорода; князь раздавал правительственные места Новгородской области только новгородцам; без посадника не раздавал мест и грамот; не мог управлять Новгородом, не находясь в Новгороде; без вины, по своему произволу не мог никого лишить должности; не мог судить никого без посадника. Уже давно, по всем вероятностям во второй четверти XII века, новгородцы стали сами себе выбирать посадника и тысяцкого и поместили посадника подле князя при суде и раздаче мест, хотя при этом князь не потерял влияния при избрании посадника и не лишился права требовать его смены, объявивши только вину его. В прежнее время великие князья, не имея возможности сами жить или часто бывать в Новгороде, посылали туда вместо себя одного из родственных себе князей, но потом великие князья, особенно московские, посылали в Новгород наместников своих из бояр.

В городах юго-западной Руси в это время кроме русского народонаселения видим немцев, жидов и армян; во время литовского владычества жиды получили здесь большие выгоды; тогда же русские города начали получать право немецкое, магдебургское, по которому горожане освободились из-под ведомства воевод, судей и всяких чиновников великокняжеских и во всех делах расправлялись перед своим начальником, который носил название войта. Полоцк, имевший одинакий быт с Новгородом Великим и другими старыми русскими городами, сохраняет этот быт и при князьях литовских: он заключает договоры с Ригою, с магистром ливонским; по грамоте короля Казимира бояре, мещане, дворяне и все жители полоцкие должны были собираться для рассуждения о городских делах на том же самом месте, где прежде издавна сходились; мещане, дворяне и чернь не могли собирать сеймов без бояр; казну берегли сообща выборные из всех городских сословий, из бояр, мещан, дворян и черни.

5. Сельское народонаселение. Пустых земель было много, народу мало, и потому князья старались перезывать в свои области поселенцев из других областей, давая им на несколько лет свободу от всяких податей. Крестьяне свободно переходили от одного землевладельца к другому, но они могли оставить землю, или отказываться, как тогда называли, только в известный срок, по преимуществу осенью, по окончании полевых работ: за две недели до Юрьева дня и неделю спустя после него. Встречаются также случаи, когда князья запрещали переход крестьян в пользу известного землевладельца; например, великий князь Василий Темный пожаловал Троицкий Сергиев монастырь, запретив переход крестьянам одного из сел, принадлежавших этому монастырю. Землевладельцы получали от князей право суда над поселившимися на их землях крестьянами, кроме случаев уголовных. Но кроме переходного, свободного сельского народонаселения по-прежнему видим народонаселение несвободное, принадлежащее землевладельцам.

6. Казаки. В конце первой половины XV века в первый раз встречаем название казаков, именно рязанских. Под этим именем у предков наших разумелись вообще люди бездомовные, бессемейные, принужденные добывать себе пропитание работой у чужих людей; таким образом, казак значил то же самое, что работник, батрак, и в этом отношении казаки противополагались земским людям, имеющим постоянное место жительства и собственность.

Соседство с степью, не бесплодною, но привольною для житья, орошаемою рыбными реками, влекло туда самых отважных из этих бездомовников, казаков, к ним присоединялись и поневоле все те, которым нельзя было остаться в обществе, которых закон преследовал за беспорядочную, преступную жизнь, наконец, беглые холопы. Из таких-то людей образовалось военное пограничное население, известное преимущественно под именем казаков. Казаки эти имели важное значение, потому что, как люди отважные, они пролагали пути к населению пустых степных пространств; выход в казаки был легок русскому человеку, потому что, уходя в степь, он не уходил в чужую сторону, не переставал быть православным русским человеком, и в степи среди казаков он находил своих же; казаки признавали над собою власть правительства русского, но повиновались только ему тогда, когда это было им выгодно; в большей зависимости от правительства находились те казаки, которые жили недалеко от границ, под руками правительства, в меньшей – те, которые удалялись в глубь степей, но таких в описываемое время еще не могло быть много, потому что в степях еще были сильны татары.

7. Торговля. Самым значительным торговым городом на Руси после упадка Киева оставался Новгород Великий; от этого он был и самым богатым городом; в Новгород приезжало много немцев для торговли, новгородские купцы ездили торговать в Любек, Готландию, в Стокгольм, как видно из договоров, которые они заключали с немцами, с Ганзою. После Новгорода значительную заграничную торговлю вели Псков, Смоленск, Полоцк; немцы привозили сюда хлеб, соль, овощи, сельди, сукно, полотно, металлы и металлические вещи, пергамен, вино, пиво; вывозили меха, кожи, сало, воск, лес и восточные произведения: жемчуг, шелк, дорогие ткани. На юге Киев, несмотря на опустошение татарское, по удобству положения и по старой привычке привлекал к себе купцов иностранных, итальянских. Немцы ездили на Волынь и в Галицию; галичане и подольцы торговали в Молдавии, Бессарабии, Венгрии; русские купцы ездили также торговать в Судак (Сурож) и Феодосию (Кафу), в Грецию и Турцию.

На северо-востоке Нижний Новгород благодаря своему выгодному положению уже начинает быть известен как богатый торговый город, вследствие чего суздальские князья и перенесли в него свой стол; в Нижний кроме татар приезжали торговать и армяне; армяне и литовские купцы приезжали также в Москву; татарские купцы приезжали в русские города обыкновенно вместе с послами.

Главным препятствием для торговли, кроме татарских опустошений, были еще разбои, производившиеся в больших размерах, особенно по Волге; эти разбои производились преимущественно новгородцами.