Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Общедоступные чтения о русской истории

Год написания книги
2016
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
5 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Но время учения и время потех на сухом пути и на воде, под Москвою и в Архангельске, проходило. Наступило время заняться настоящим делом. В то время, когда Петру было еще только 14 лет и государством управляла царевна Софья, начата была война с Турцией в союзе с Польшей, Австрией и Венецией. В правление Софьи русское войско два раза ходило на Крым, и оба раза неудачно, потому что надобно было идти безводными степями, притом же татары выжигали степь, лошади падали от усталости и бескормицы, люди ослабевали от зноя и копоти, поднимавшейся вследствие травяного пожара, и после этих неудачных походов долго не было никаких значительных действий с русской стороны против турок. В 1695 году Петр сам пошел в поход под турецкую крепость Азов, находившуюся при устье реки Дона. Царь плыл из Москвы реками Москвою, Окою и Волгою до Царицына, отсюда сухим путем до Дона и Доном вниз к Азову. После Петр считал свою военную службу с этого похода под Азов, потому что при осаде города он отправлял должность бомбардира, сам чинил гранаты и бомбы, сам стрелял. Но Азов не был взят по недостатку флота и опытных мастеров. Петр возвратился в Москву, но неудачи, которые приводят в отчаяние людей слабых, только возбуждают к большей деятельности людей сильных духом, людей великих.

Всю зиму в Москве, в Воронеже строят суда, и к весне 1696 года они готовы; Петр опять плывет под Азов и берет его.

«По приказу Божию к праотцу Адаму, мы в поте лица едим хлеб свой», – писал Петр из Воронежа во время приготовлений ко второму Азовскому походу, и писал правду: никто больше его не трудился. После неудачи Петр не отчаивался, но увеличивал труд для того, чтоб как можно скорее поправиться; после удачи не отдыхал, не складывал рук, но также усиленно работал, чтоб воспользоваться плодами успеха. «Надобно трудиться и все заранее изготовлять, потому что пропущение благоприятного времени смерти невозвратной подобно», – говаривал он. Так и после взятия Азова у него идут совещания с боярами. «Нельзя, – говорит он, – довольствоваться тем, что Азов взят; надобно его укрепить, устроить; надобно теперь воевать морем, и для этого нужен флот. Прошу порадеть от всего сердца для защиты единоверных и для своей бессмертной памяти. Время благоприятное, счастье между нас бежит, никогда оно так близко к нам не бывало: блажен, кто схватит его за волосы». Государство бедное, в казне денег очень мало; надобно, чтоб все богатые люди подняли необходимую тягость построения флота. Патриарх, архиереи, монастыри и все светские землевладельцы ставят по кораблю с известного числа крестьянских дворов; купцы должны поставить 12 кораблей. Кроме русских плотников строители должны содержать на свой счет мастеров и плотников иностранных, кузнецов, лекарей и других необходимых людей.

Чем больше нового, необходимого дела, тем больше нужды в иностранцах, которых надобно вызывать толпами. Долго ли же так будет? Долго ли смотреть из рук у иностранцев? Русские люди способны, понятливы, могут всему выучиться. Так надобно, чтоб они поскорее выучились и как можно лучше выучились. Но для этого прежде всего нужны самые лучшие учителя, а где их взять? Иностранные государства их не дадут, им самим они нужны. Надобно, следовательно, послать русских людей учиться за границу, и 50 человек отправлены царем в Венецию, Англию, Голландию. Но как они там будут учиться, у кого? Как потом узнать, хорошо ли они выучились, всем ли воспользовались и к чему особенно способны. Надобно, чтоб кто-нибудь из русских прежде их выучился за границею, все узнал; но кто же будет этот первый русский ученик? Кто с малолетства строил суда на Переяславском озере? Кто проходил службу с нижних чинов, кто во флоте был шкипером, а в сухопутном войске бомбардиром? Кто не знал устали? Кто подписывался в письмах к матери: «Сын твой, в работе пребывающий»? Кто писал из Воронежа, что по заповеди Божьей в поте лица ест хлеб свой? Тот будет и первым русским учеником за границею – все тот же царь Петр.

В 1697 году по Европе разносятся странные вести: при разных дворах является русское посольство, при котором находится удивительный молодой человек: зовут его Петр Михайлов; он часто ездит отдельно от посольства, останавливается в разных местах, учится, работает, особенно занимается морским делом; но ничто не ускользает от его внимания; страсть к знанию, понятливость, способности необыкновенные. Остановился он в голландском местечке Сардаме и занимается корабельным плотничеством; но ему не долго дали поработать вволю: разнеслась по Сардаму весть, что молодой московский плотник сам царь Петр Алексеевич, и толпы любопытных начали окружать его.

Из Сардама Петр перешел на амстердамские верфи. И тут он занимался не одним корабельным плотничеством; его видели повсюду: в госпиталях, воспитательных домах, на фабриках и в мастерских, все ему нужно видеть, обо всем узнать, как делается, и самому поработать; слушал профессорские лекции, которые иногда читались для него на яхте, во время дороги, потому что он дорожил каждою минутою. Из Амстердама Петр писал в Москву к патриарху: «Мы в городе Амстердаме трудимся для приобретения искусства в морском деле, чтоб победить врагов Иисуса Христа, турок и освободить христиан, живущих под их игом, чего до последнего издыхания желать не перестану».

В начале 1698 года Петр уже в Англии, оканчивает здесь кораблестроительную науку. Проведя три месяца в Англии, он опять на твердой земле и направляет путь в Вену, откуда собрался было в Венецию, в южное морское государство; но вместо Венеции должен был поскорее возвратиться в Россию: пришла весть, что бунтуют стрельцы.

Чтение XII

О делах царя Петра Алексеевича от возвращения его из-за границы до Полтавской битвы

Мы видели, при каких тяжелых обстоятельствах прожил русский народ восемь с половиною веков. Жил он на большом пространстве, но людей по пространству земли было мало. Жил он на краю Европы, подле Азии, подле степей, откуда выходили грубые, кочевые народы, умевшие только грабить да опустошать, и видели мы, как терпел от них русский народ, как постоянно должен был от них отбиваться; когда народ занят всегда таким тяжелым делом, только и думает об одном, как бы отбиться от врага, то где ж ему заниматься науками, промышленностью, торговлею, всем тем, что прежде всего требует спокойствия, безопасности. Когда русский народ, собравшись около Москвы, немножко вздохнул от татар, стал их одолевать, сейчас же обратился к Западу, где народы, находясь в более счастливом положении, опередили его в науках, искусствах, силе и богатстве. Захотели и русские люди приобрести эти науки и искусства, силу и богатства, захотели сблизиться для этого с образованными народами, овладеть старыми своими приморскими прибалтийскими областями; а тут Польша и Швеция загородили дорогу, оттолкнули от моря; потом пошла смута, от которой надобно было долго отдыхать; а между тем русские люди все яснее и яснее видели, что необходимо приобрести науку, необходимо бедному государству поразбогатеть, усилиться; стыдно было, что на наш народ не обращают никакого внимания, считают его наравне с азиатскими варварскими народами. В это-то время Бог послал русскому народу великого царя, Петра. Как начал себя помнить, Петр слышал от добрых и умных людей, в каком печальном положении находилась Россия, как она была бедна и слаба в сравнении с другими государствами, не было у нее ни войска настоящего, ни флота, ни торговли, ни промыслов; русский человек не умел ни за что приняться как следует, потому что не было в России науки, училищ. Петр, чуя в себе великую силу, решил помочь беде, дать как можно скорее своему народу то, чего ему недоставало. Просветить русский народ наукою, дать ему средства пользоваться тем, чем Бог наделил его землю, обогатить народ промыслом, торговлею, для распространения которой овладеть морем, улучшить дороги, завести войско и флот – вот что решился сделать Петр. Но легко ли было это сделать? Петр обрек себя на труд постоянный, неутомимый: того же самого он требовал и от всего народа, потребовал, чтоб все на время отказались от покойной и удобной жизни, подняли великую тягость, чтоб вывести родную страну на новую дорогу, сделать русское имя честным и славным на земле. Петр отличался необыкновенною способностью выбирать людей: как взглянет пристально в лицо человеку, даже ребенку, тотчас угадает, что из него будет прок; таким образом, он окружил себя добрыми помощниками, набирая их отовсюду, из вельмож и самых простых людей; как только увидит способного человека, немедленно воспользуется его способностями и поднимет его высоко. Но если он умел награждать, возвышать труд, дарование, то не мог терпеть людей ленивых, тунеядцев, которые хотели жить на чужой счет, сами ничего не делая, не хотели помогать другим в трудной работе, к которой призывал Петр всех.

Стрельцы не только не хотели помогать Петру в этой трудной работе, но прямо пошли против военного преобразования, потому что оно было им невыгодно, лишало их спокойной, привольной жизни и осуждало на тяжелую жизнь солдатскую. Им очень не понравилось, когда они должны были расстаться со своими домами и лавочками в Москве и идти в Азовский поход, а оттуда идти к литовской границе по случаю волнений в Польше. Стрельцы сильно роптали на службу. «Какая наша служба, – говорили они, – скитаемся третий год!» Некоторые из них убежали в Москву и, возвратясь оттуда, показали товарищам письмо царевны Софьи из Новодевичьего монастыря. «Теперь вам худо, – писала Софья стрельцам, – а после будет еще хуже, ступайте к Москве; про государя ничего не слышно». Стрельцы взбунтовались и пошли к Москве, но были поражены царским войском у Воскресенского монастыря (Новый Иерусалим). Это было в июне месяце 1698 года, а в августе возвратился Петр в Москву. Бунтовавшие стрельцы были переказнены. Открылась вина царевны Софьи и другой сестры ее, царевны Марфы Алексеевны: обе были пострижены в монахини. Стрелецкое войско было мало-помалу уничтожено, и все русское войско явилось в том виде, в каком находится и теперь: вместо того чтоб всякий раз при начале войны собирать помещиков, которые приводили своих людей, начали делать рекрутские наборы, рекрутов учили, приготовляли к войне, помещики также должны были постоянно служить, начиная с солдата, и получали высшие чины в войске по заслугам своим, искусству и храбрости. Войско принимало другой вид, европейский, тогда как прежде мало разнилось от татарского войска; и все служащие русские люди должны были принять другой вид, отказаться от длинных бород и одеться в европейское короткое платье, удобное для движения и работы, вместо прежнего широкого азиатского. Еще царь Федор Алексеевич издал указ, чтоб все служащие переменили прежнее длинное платье на короткое; а теперь Петр решительно велит переменить прежний азиатский покрой платья на европейский и не носить бород. В 1699 году Петр учредил первый русский орден – апостола Андрея Первозванного, потому что апостол Андрей проповедовал христианство в тех странах, где теперь Россия. Первым кавалером андреевским был ближний боярин Федор Алексеевич Головин, который заведовал иностранными делами. Царь очень уважал и любил Головина, как человека умного, искусного, поставил его на первое место между вельможами; но больше всех любил он Александра Даниловича Меншикова, человека низкого происхождения, но с необыкновенными способностями. 1700 год, по приказанию Петра, начался с 1 января, тогда как прежде новый год начинался с 1 сентября; Петр велел также вести летосчисление, как велось оно во всей христианской Европе, с Рождества Христова, тогда как до сих пор в России велось оно от сотворения мира. Этот 1700 год был знаменит тем, что в нем началась шведская война, или, как ее обыкновенно называют, великая Северная война. Шведы были тогда самый сильный народ в Северо-Восточной Европе, из-за которого России было не видать. Пользуясь смутным временем, шведы захватили ближайшие к Балтийскому морю русские города, у Польши отняли Ливонию, Данию также обобрали. Все эти государства, обиженные, обобранные шведами, искали случая, как бы соединиться и возвратить от Швеции то, что она у них отняла. Поляки выбрали тогда себе в короли саксонского князя (курфюрста) Августа II. Когда Петр возвращался из-за границы в Россию, то он виделся с Августом, и тот предложил ему воевать со шведами втроем, т. е. вместе с Данией, Петр согласился, тем более что самое пламенное его желание, как и желание его предшественников, было получить хотя бы одну гавань на Балтийском море. Но Петр объявил, что не начнет новой войны прежде окончания старой, турецкой. Турки, потерпевшие большие потери во время войны, соглашались на мир; Петр отправил своего посланника в Константинополь на русском военном корабле, что удивило и напугало турок: в первый раз русский корабль переплыл Черное море и явился перед Константинополем. Но удивились, испугались не одни турки. До сих пор, боясь турецкой силы, европейские государства уговаривали русских царей к войне с турками, представляли, что Россия должна освободить своих единоверцев, греков и славян, от магометанского ига; а теперь, когда Турция ослабела, а Россия завела флот, то европейские государства заговорили другое, что Россия сильнее Турции, и потому надобно поддерживать Турцию против России, не допускать русских разрушать турецкую империю, а что нужно освободить христиан от магометанского ига, об этом забыли. Русский посланник писал Петру: «От послов христианских держав помощи мне никакой нет; и больше хотят всякого добра туркам, чем тебе, великому государю; завидуют, ненавидят то, что у тебя завелось корабельное строение и морское плавание». Несмотря, однако, на это, турки не могли больше продолжать войны и заключили мир, уступили России Азов и другие городки подле Азовского моря; также было выговорено, что Россия не будет больше отсылать подарков крымскому хану, потому что до тех пор задаривали татар, чтоб они не нападали на русские границы. Таким образом, только теперь Русское государство перестало откупаться от степных разбойников.

Тотчас по заключении мира с турками началась война со шведами в союзе с польским и датским королями. Петр в этой войне вовсе не искал ни военной славы, ни распространения своих владений. Он считал эту войну необходимою, во-первых, для того, чтоб добиться Балтийского моря, от которого оттолкнули русских немцы, поляки и шведы, и потом он видел в этой европейской войне хорошую школу для русского войска. Он знал, что новособранное русское войско, как бы его ни учили во время мира, не померившись с другим европейским искусным войском, не получит искусства военного, не выйдут из него свои хорошие офицеры и генералы, все будет нужда в иностранцах. Петр заранее знал, что школа будет тяжелая, что сначала будут неудачи, что русскому неопытному войску с первого раза не осилить шведского войска, знаменитого тогда своим искусством и давно привыкшего к победам. Петр знал, что постоянная удача балует, портит человека и самый народ, а неудача учит и укрепляет силы. Начало войны было неудачно: молодой шведский король Карл XII не испугался тройного союза против себя, начал действовать с необыкновенною силою и быстротою; сначала напал на Данию и принудил ее к миру; потом переправился на восточный берег Балтийского моря. Русское войско в это время осаждало Нарву; Карл XII внезапно напал на него и страшно поразил; русские потеряли много людей, все пушки. Но e них оставался царь Петр, которого никакая беда сломить не могла. Петр не потерял духа и сейчас же воспользовался тем, что Карл XII пошел в Польшу против тамошнего короля Августа II. Как после первого неудачного Азовского похода, так и теперь закипела изумительная деятельность. Через год уже были готовы новые пушки взамен тех, которые потеряли под Нарвою. В этом деле много помогал Петру старик Виниус, из давно поселившихся в Москве, обруселых иноземцев. Виниус замечателен тем, что указал на богатство Сибири относительно руд. «Такое множество нашел я здесь руд, – писал он царю из Сибири, – что, думаю, до конца мира не выкопать; особенно болит сердце, что иноземцы, продавши высокою ценою шведское железо и побрав русские деньги, за границу поехали, а наше сибирское железо гораздо лучше шведского». Петр очень любил таких людей, у которых болело сердце, что русские о своем не знают и покупают чужое дорогою ценою. Лили пушки; но прежде всего надобно было приготовить людей, искусных на войне; набрано было в школы 250 мальчиков, из которых должны были выйти инженеры, артиллеристы и всякие мастера.

В то время, когда спешили отливать пушки и заводить необходимые школы, русское войско под начальством Бориса Петровича Шереметева вступило в Лифляндию и уже стало с успехом проходить свою школу. В конце 1701 года Шереметев разбил шведского генерала Шлиппенбаха при селении Эрестфер. Эта победа сильно обрадовала, потому что была первою после нарвского поражения; Шереметев был сделан фельдмаршалом. Летом следующего года он одержал над тем же Шлиппенбахом другую победу при мызе Гуммельсгофе. Петр смотрел на ливонские походы как на школу для своих войск и как на средство ослабить неприятеля; утверждаться в Ливонии сначала он еще не думал; он хотел прежде всего утвердиться у Финского залива, где море всего ближе подходит к русским землям, где впала в море широкая река Нева, где Александр Невский победил шведов, но потом шведы отняли всю эту страну, овладели и русскою крепостью Орешком, которая находится при истоке Невы из Ладожского озера, так что вся Нева, вся прямая, кратчайшая дорога из русской земли в море, была в их руках. Петр сам взял этот Орешек жестоким приступом и писал к Виниусу: «Жесток был этот орех: однако, слава Богу, счастливо разгрызен». Взятый город был назван Ключом-городом (Шлиссельбург). Легко было догадаться, что хотел Петр отпереть этим ключом. В апреле 1703 года он добрался до устья Невы. 5 мая появились здесь два шведских корабля: Петр, посадив своих преображенцев и семеновцев на 30 лодок, окружил шведские корабли и взял их: это был первый успех на море. До моря дошли; но надобно было укрепиться на нем, и 16 мая 1703 года на одном из островов невского устья срубили деревянную крепость: то был Петербург. Добыли новый морской берег, надобно было строить новый флот, и в Лодейном поле начали строить морские суда; в глубокую осень, когда по Неве уже плавает лед, Петр около Котлина острова меряет глубину: здесь будут укрепления, здесь будет Кронштадт, оборона Петербургу, куда уже пришел первый иностранный купеческий корабль. Но Петр не покидает и старого, Азовского флота; из Петербурга спешит в Воронеж, смотреть, как там идет дело, как там строятся корабли. Весною 1704 года Петр уже опять на западе: здесь берет Дерпт, старый русский Юрьев, и пишет своим: «Сей славный отечественный град паки получен». Еще радостнее писал Петр о взятии крепкой Нарвы: «Где четыре года тому назад Господь оскорбил, тут ныне веселыми победителями учинил, ибо сию преславную крепость шпагою в три четверти часа получили».

Так Петр умел воспользоваться уходом Карла XII с главными силами в Польшу. Чтоб легче справиться потом с Россиею, не оставить у себя позади врага в польском короле, Карл хотел непременно свергнуть Августа II с престола и возвести на его место такого короля, который был бы его союзником в войне против России. Действительно, Карл заставил поляков объявить Августа лишенным польской короны и возвести на его место одного из польских вельмож, Станислава Лещинского. Петр не оставил Августа: с помощью русского войска Август отнял опять у шведов Варшаву; русские войска заняли Курляндию и Литву; Меншиков шел дальше и одержал над шведами победу при Калише, какой еще не было до сих пор. Но когда Карл вступил в наследственную землю Августа, в Саксонию, тот, чтоб спасти ее от разорения, помирился со шведским королем и отказался от польской короны. Таким образом, Петр остался один, без союзников, и должен был взять на себя всю тягость войны, должен был принять врага на своей земле. И эта страшная тягость, тягость войны со шведским королем, знаменитым своею храбростью и искусством, – и эта тягость была не одна; к войне внешней присоединилась внутренняя: в тот самый 1708 год, когда Карл XII был уже в русских границах, поднялся башкирский бунт и заволновались донские казаки.

Татары, башкирцы и другие инородцы, входившие в состав прежнего Казанского царства, вместе с Казанью подчинились России, но неохотно, и начинали волноваться при первом удобном случае; особенно были опасны те из них, которые были магометанами, потому что у них были сношения с Крымом и Турцией по единоверию; между ними являлись такие люди, которые внушали им, что магометанам не годится быть под властью христианского царя и что верховный повелитель магометан – это султан турецкий, он освободит всех их из-под христианского подданства. Так и теперь явился башкирец, который выдавал себя за святого, ездил в Крым и Константинополь и успел взбунтовать башкирцев и татар; 300 сел и деревень и с лишком 12 тысяч людей погибли от этого бунта. Но дикари умели только жечь деревни и бить беззащитных и не могли стоять против даже маленьких отрядов русского войска. Башкирский бунт был потушен, но труднее было тушить бунт на Дону. Мы знаем, что и прежде сюда собирались люди, которые бежали от труда, которым хотелось пожить по своей воле и пожить на чужой счет; мы видели, когда при царе Алексее Михайловиче этих голутвенных людей набралось много на Дону, какой бунт они подняли под предводительством Стеньки Разина. Теперь они начали также там собираться, но Петр не хотел этого терпеть; он сам работал без устали и хотел, чтоб и все другие работали, не терпел тунеядства; особенно сердило его то, что работники, нанятые на казенные работы, заберут вперед деньги, да и убегут в казачьи городки. Царь требовал выдачи беглых, но указы его не исполнялись; тогда он в 1707 году для сыску беглых послал отряд войска; но казаки нечаянно ночью напали на этот отряд и истребили его. Предводителем казаков в этом деле оказался бахмутский атаман Кондратий Булавин, который разослал призывные грамоты: «Приезжайте все, кто хочет с атаманом Булавиным погулять, сладко попить да поесть, все дорожные охотники, воры и разбойники!» В то время как Петр призывал русских людей к честному труду, чтоб овладеть наукою, искусством, возвысить родную страну, Булавин призывал тех, которые хотели погулять, попить и поесть на чужой счет, воров и разбойников! Охотники погулять нашлись; около Булавина, как около Разина, собралось большое войско; он пошел в главный город донских казаков, Черкасск, истребил донского атамана и старших казаков, сам стал атаманом, пошел было на Азов, но потерпел неудачу и возвратился в Черкасск; эта неудача и приближение царского войска ободрили противных ему казаков; они собрались и осадили Булавина в его доме; Булавин, видя, что отбиться нельзя, застрелился. Но с товарищами его царское войско должно было долго управляться, и в то самое время, когда надобно было управляться и со шведами, и с другою изменою.

Гетманом малороссийским был в это время Иван Мазепа, которого царь Петр очень любил и которому вполне доверял; Мазепа был старик умный, ловкий, начитанный, приятный говорун, умел выставиться человеком преданным, а сам думал только о своих выгодах. Карл XII сначала вошел из Польши в Белоруссию, чтоб оттуда идти к Москве; но когда ему насказали, что в Малороссии много недовольных царем, то ему захотелось прежде войти сюда, поднять недовольных, снестись, по близости, с турками, заключить с ними союз и тогда уже идти на Москву и здесь заставить Петра мириться. Но Петр не думал пропускать Карла к Москве: узнав, что шведский король повернул в Малороссию, а с севера спешит к нему генерал Левенгаупт со свежим войском и большими боевыми запасами, Петр пошел наперерез Левенгаупту, 28 сентября 1708 года нагнал его у деревни Лесной (недалеко от города Пропойска), разбил шведов, истребил у них 10 тысяч человек, взял все пушки, все запасы. Карл XII много потерял, допустивши Петра разбить Левенгаупта, и ничего не выиграл, вступивши в Малороссию. Мазепа, узнавши о приближении Карла XII с одной стороны, а Петра – с другой, растерялся, не знал, что делать. Честному человеку и верному русскому подданному легко было найтись в таких обстоятельствах: соединиться с царским войском и биться со шведами. Но Мазепа стал раздумывать, кто сильнее, Петр или Карл, и нашел, что Карл сильнее, а если Карл победит, то что станется с ним, Мазепою? Пропадет. И вот Мазепа с небольшим отрядом переходит на сторону Карла. Он думал, что вся Малороссия последует его примеру; но только одни запорожцы взбунтовались, а все другие малороссияне остались верны царю Петру и выбрали себе на место Мазепы другого гетмана – Скоропадского.

Запорожцы не помогли Карлу XII; весною 1709 года Сечь их была взята и разорена царским войском. Турки также не заключили союза с Карлом: они положили ждать, чем кончится дело у шведов с русскими. Дело кончилось 27 июня 1709 года битвою при Полтаве, где Петр решился дать битву шведам, чтоб освободить Полтаву от осады; в четыре часа утра начался бой, и в одиннадцать шведы потерпели совершенное поражение; Карл XII едва спасся бегством в Турцию с Мазепою и маленьким отрядом шведов, все же остальное его войско или было истреблено, или взято в плен. Полтавская победа называлась при Петре «превеликою, преславною викториею, русским воскресеньем»; 27 июня установлено праздновать навсегда, и справедливо, потому что с этих пор произошла в мире великая перемена в пользу России: Швеция, которая до того времени была главным государством северо-восточной Европы, после Полтавской битвы должна была уступить свое место России; до сих пор России в Европе не знали и знать не хотели, считали ее государством азиатским, наравне с Японией, Персией; но после Полтавской битвы ее узнали, стали обращаться к ней с уважением; ни одно важное дело в Европе без нее решиться не могло. В начале царствования Петра по Европе ходили слухи, что в России происходят какие-то перемены, сам царь ездит по чужим землям, посылает своих подданных учиться за границу; сначала этим были удивлены и даже некоторые встревожены; но когда Карл XII разбил русское войско под Нарвою, то в Европе стали смеяться над Петром и его преобразованиями, над его флотом и войском. Когда же прогремела Полтавская битва, когда шведский король, считавшийся непобедимым, потерпел такое страшное поражение, то заговорили другое, увидали, что имеют дело с царем и народом, которые в такое короткое время могли выучиться побеждать непобедимые европейские войска. Военная школа была пройдена отлично: русское войско выучилось побеждать. Но одною военною школою Петр ограничиться не мог. Войну нельзя вести, войско нельзя содержать без денег, а Петр получил в наследство государство бедное; надобно было потому прежде всего обогатить государство, обогатить народ распространением торговли, промыслов, а для этого прежде всего нужно, чтоб торговые и промышленные люди были обеспечены, чтоб их никто не притеснял и чтоб суд был правый и скорый, для всех равный. До Петра бедное государство не могло давать жалованье служащим; вместо денежного жалованья давали ратному человеку землю, поместье; но у иного помещика детей было много, дохода с поместья недоставало, и он просил у государя покормиться, т. е. назначить его правителем, воеводою и вместе судьею в какой-нибудь город. Воевода также жалованья не получал, а город обязан был его кормить; староста, или по-нынешнему градской голова, носил ему съестные припасы и все нужное для хозяйства, также и деньги, дарил в праздники самого воеводу, жену, детей, родных, дворню. Часто воеводы требовали себе большого кормления, не под силу горожанам; иногда целые уезды пустели, народ разбегался от воеводы, который хотел кормиться уже чересчур сытно. Какая же тут будет торговля, какие промыслы? Чтоб поднять торговлю и промыслы, надобно было прежде всего освободить торговых и промышленных людей от тех, которые в отправлении своей должности правителя и судьи видели только средство кормиться. Поэтому Петр еще в 1699 году велел промышленным людям в городах ведаться во всех своих делах и тяжбах, также и доходы для правительства собирать самим, для чего выбирать из себя людей смышленых и честных, которые назывались земскими бурмистрами.

Всю Россию Петр разделил на восемь больших губерний, которые управлялись губернаторами; губернии разделялись на области, которые управлялись воеводами. Губернаторы были подчинены правительствующему Сенату, учрежденному в 1711 году: Сенат должен был смотреть, чтоб суд был правый, наказывать несправедливых людей и ябедников, стараться об умножении государственных доходов и об уменьшении расходов, заботиться, чтоб не было недостатка в людях для службы, стараться об усилении торговли. Но чтоб усилить торговлю, промыслы, чтоб уметь пользоваться богатствами, которые дает природа, надобно знание, умение, приготовление в школе. Петр говорил в манифесте 1702 года: «Мы побуждены были в самом правлении сделать некоторые нужные перемены, дабы наши подданные могли тем более и удобнее научиться поныне им неизвестным познаниям и тем искуснее становиться в торговых делах». В Москве учреждены были школы – математическая, навигаторская. Русских учителей не было, надобно было сначала взять иностранцев, и взяли троих англичан. Но как на войне, так и везде, и в школьном деле старались искать способных русских людей и как можно скорее заменять ими иностранцев. Очень скоро подле англичан мы уже видим русского учителя Магницкого, который в 1703 году издал руководство к арифметике, которое очень долго потом употреблялось. Такие учебники на русском языке по разным наукам были всего нужнее и для детей и для взрослых. Ученье только начиналось, еще очень мало было людей, которые бы могли составлять учебники, надобно было переводить эти учебники с иностранных языков на русский. Но переводить было чрезвычайно трудно; так как в России науки еще не было, то на русском языке и не было слов для выражения того, что говорилось в науке. Составить новые слова – но они, по своей новости, так же будут непонятны, как иностранные. Вот почему всякий народ, когда начинает учиться, перенимать науку у других народов, любит употреблять иностранные слова, любит говорить и писать на иностранных языках, потому что это легче: на своем языке еще нет слов и целых выражений, которые есть уже на языке народа образованного, привычного к науке. Наши соседи, немцы, поляки, долго писали на таком странном языке, что одна строка или половина строки немецкая или польская, а другая латинская. Петр очень хорошо знал, какое трудное дело перевести ученую книгу на русский язык, и так как он во всяком трудном деле был помощник своему народу, то занялся усердно и переводами нужных книг: к нему присылали эти переводы, и он, при множестве других занятий, на войне исправлял переводы и посылал переводчикам наставления, как переводить. Книгопечатание усилилось, и прежнее церковнославянское начертание букв было найдено неудобным, было очень пестро, кудряво, потому для светских книг изобретено было новое начертание, простейшее, так называемое гражданское, а прежнее осталось для церковных книг. Новыми буквами начали печатать книги с 1708 года, и первою книгою, таким образом напечатанною, была геометрия.

Чтение XIII

О делах царя Петра Алексеевича от Полтавской победы до окончания шведской войны

Известное дело, как темен, необразован бывает человек, который весь свой век живет в каком-нибудь захолустье, в деревне; другое дело человек, который живет в большом городе, где ежедневно встречается с новыми вещами, с разными людьми, от которых может многое узнать; еще лучше, когда человеку самому пришлось попутешествовать, насмотреться разных стран и народов. У народов образованных наука, книги заменяют путешествие, из них человек узнает о самых отдаленных странах, как там люди живут теперь и что делалось прежде за много веков. Но у народов образованных есть средство узнавать очень скоро, что нового произошло в разных странах, даже самых далеких: это средство – ведомости, газеты; не оставляя место своего жительства, человек благодаря печатному листу бумаги знает все, что делается на белом свете; любопытно ему знать, что делается в далеких странах, важно, необходимо знать, что делается в родной стране. До Петра ведомостей у нас не было; переводили иностранные ведомости для государя, но не печатали, а хранили в тайне; Петр велел с 1703 года издавать в Москве ведомости обо всех делах, достойных знания и памяти, происходящих как в России, так и в других странах, и из первого же листка ведомостей русские люди узнали, что в школах учатся, и прилежно учатся, более 300 человек. Наука была нужна для сохранения жизни, здоровья людей. Учрежден был госпиталь, при котором иностранные лекари обучали своему искусству молодых русских людей. Учреждены были аптеки, сначала в Москве.

Кроме школы и книги важным средством для образования служит театр, разумеется театр хороший, где человек изучает душу человека, которую выказывает перед ним искусный актер, или где выставляются на смех такие дела, такие недостатки, слабости, которые желательно искоренять в обществе и которые скорее всего искореняются насмешкою, представлением их в смешном виде. Петр завел в Москве первый театр, куда доступ был открыт всем. И школа, и книги, и ведомости, и театр, давая благородное, высокое занятие человеку, должны были служить для смягчения нравов. Разумеется, это смягчение могло произойти не вдруг, очень медленно, потому что средства к нему были еще только в зародыше, а грубость нравов затвердела; пьянство было сильное, в пьянстве брань, драка, резались ножами до смерти. Петр запретил носить ножи. Но было еще средство заставить мужчин вести себя приличнее, не буйствовать. До тех пор люди позначительнее и позажиточнее держали своих жен и дочерей взаперти; мужчины и женщины не бывали вместе; при вступлении в брак жених не имел понятия о своей невесте, невеста о женихе, все дело улаживали родные. Жаловались и до Петра на это, указывали, что такие браки вредят семейному благополучию, но не знали, как исправить зло. Петр прекратил затворничество женщин, приказав приглашать их в общественные собрания; велел прежде свадьбы быть обручению за шесть недель, чтоб дать время жениху и невесте познакомиться, и если они в это время не понравятся друг другу, то могли отказываться от брака.

Но все средства, распространяющие образование, людскость, тогда только могут действовать благодетельно, когда народ предан вере, когда духовенство, по своему образованию, способно учить народ, поддерживать и укреплять веру. Мы видели, что русское духовенство до Петра оказывалось неспособным к этому по недостатку образования; когда нужно было исправить книги церковные, оно не умело этого сделать, и надобно было призывать ученых греков и малороссиян, не умело и удержать людей от раскола. Опасности были большие для русской церкви: с одной стороны, мутили ее раскольники, а с другой – русские люди сблизились с иностранцами иноверными, католиками, лютеранами; надобно было русским людям быть твердыми в своей вере православной, чтобы не прельститься чужими учениями, и кто мог утвердить их в православной вере, если духовенство, по своей неучености, само не было в ней твердо? Мы видели, что когда в Западной России надобно было защищать православную веру от католиков, иезуитов, то первым делом было завести училища, иметь священников-ученых, которые бы могли оспаривать ученых-иезуитов, писать против них книги и этим утверждать свой народ в православной вере: теперь то же самое нужно было сделать и в Восточной России.

Петр говорил патриарху Адриану: «Священники ставятся неграмотными; надобно их прежде учить, а потом уже ставить в священники; надобно позаботиться, чтоб и православные христиане, и иноверцы познали Бога и закон его: послать бы для этого хотя несколько десятков человек в Киевскую школу. И здесь в Москве есть школа, можно бы и здесь было об этом позаботиться; но мало учатся, потому что никто не смотрит за школою как надобно. Многие желают детей своих учить и отдают их здесь иноземцам; другие в домах своих держат учителей иностранных, которые малых детей ересям своим учат, тогда как в нашей школе, при искусном обучении, всякому добру учились бы». Патриарх Адриан не мог исполнить царского желания, потому что по необразованности своей не мог смотреть за школою; других великороссийских образованных архиереев также не было, и потому, когда в 1700 году патриарх Адриан умер, другого патриарха не поставили, а управление церковными делами Петр поручил Рязанскому митрополиту Стефану Яворскому. Стефан Яворский был человек ученый и славился своими проповедями, потому что был малороссиянин, учился в Киеве и за границею. Кроме него Петр вызвал много других ученых монахов из Малороссии, которые посвящены были в архиереи на разные епархии и старались об устройстве школ и образования духовенства; больше других знаменит был не ученостью только, но и святостью жизни Димитрий, митрополит Ростовский. Когда к святому Димитрию приходили священнические сыновья ставиться на отцовские места и он их спрашивал, давно ли причащались, то получал в ответ, что и не помнят, когда причащались. Причину такого печального состояния духовенства святой Димитрий находил в невежестве. «Что человека вразумляет, как не учение?» – писал он. Святой Димитрий завел школу при своем доме, но сам должен был исправлять должность учителя, ибо сначала где было взять учителей? Раскол, пользуясь невежеством духовенства, распространялся сильно. «С трудом, – говорит святой Димитрий, – можно было найти истинного сына церкви; почти в каждом городе изобретается особая вера, простые мужики и бабы учат о вере». Чтобы успешно бороться с расколом, надобно было знать, что такое раскол, надобно было знать эти особые веры, которые изобретались в каждом городе, и святой Димитрий описал раскольничьи толки в книге своей «Розыск о раскольничьей вере». Кроме этой книги после него осталось много сочинений: кто из русских не знает его «Четьи-Минеи»?

Церковь причла Димитрия Ростовского к лику святых. Но в лике святых Димитрий не один из архиереев, живших при Петре. Церковь прославила также епископа Воронежского Митрофана, знаменитого святостью жизни и усердным радением об отечестве. Митрофан прославлял намерение Петра завести флот и убеждал народ всеми силами помогать царю в великом деле. Но одними словами он не ограничился: он привез Петру последние, оставшиеся в архиерейской казне 6 тысяч рублей на войну против неверных, турок, и постоянно потом отсылал накоплявшиеся у него деньги к государю с надписью: «На ратных». Петр сильно тужил о кончине святого старца.

Много было сделано, но много еще оставалось сделать; много было только начато, надобно было окончить, закрепить. Война, тяжелая, долгая война мешала Петру заняться внутренними делами. Он и сотрудники его надеялись, что после Полтавской битвы Швеция заключит мир; чтоб заставить ее мириться как можно скорее и чтоб мир был как можно выгоднее для России, Петр не складывал рук, а продолжал действовать: он прогнал из Польши короля, посаженного Карлом XII, Станислава Лещинского и возвратил польский престол старому союзнику своему, Августу II; Данию уговорил опять пристать к союзу против Швеции. В июне 1710 года взят был у шведов Выборг, в Финляндии; этот город Петр называл «крепкою подушкою Петербургу»; в июле месяце сдалась Рига, в сентябре – Ревель. Но между тем враги, не могши бороться с Россиею прямо, открыто, действовали другим образом: Карл XII, бежавший после Полтавы в Турцию, употреблял все старания, чтоб султан объявил войну России: если Турция, говорили шведы, позволит теперь русскому царю воспользоваться несчастьем Швеции, то он получит страшную силу, и первая от этого потерпит Турция, потому что царь, как только помирится со Швециею, так сейчас нападет на Турцию вместе с польским королем, своим союзником. Кроме шведов то же самое говорили в Константинополе французы, а на французов турки смотрели как на своих друзей, которые дурного им не посоветуют. Франция советовала туркам помочь Швеции и не дать России через меру усилиться, потому что считала Россию естественным врагом Турции, заступницею за православных христиан, славян и греков, живших под турецким игом, а Турция была нужна Франции, потому что Франция всегда ссорилась с Австрией и держалась за Турцию, которая также была врагом Австрии.

Султан послушался шведов и французов и объявил России войну в 1711 году. Легко себе представить, как это огорчило Петра: он спешил кончить шведскую войну на севере, чтоб дать отдохнуть народу и заняться на досуге внутренними делами, а тут новая война, совсем в другой стороне, на юге; надобно оставить север, растянуть силы; вместо покоя, которого ждал народ, на него должны пасть новые тягости, вместо одной две войны! В мрачном расположении духа, с печальными предчувствиями, больной, отправился Петр в турецкий поход. Большого войска собрать он не мог; поляки не помогали; пришли известия, что наши православные соплеменники, черногорцы, поднялись в пользу России, что и другие христианские народы только ждут русского войска, чтоб действовать с ним заодно, что Молдавия уже объявила себя за русских. По этим вестям, Петр вступил в турецкие владения и 9 июля у реки Прута окружен был турецким войском: у турок было 100 тысяч войска, у русских – около 40 тысяч. Турки, надеясь на свою многочисленность, вздумали было напасть на русских, но были отбиты и потеряли много народу. Но все же положение русского войска было отчаянное: оно было истомлено битвою и зноем, съестных припасов осталось очень немного, помощи ниоткуда. На другой день захваченные в плен турки объявили, что турецкий главнокомандующий, великий визирь, помирится, если ему будут предложены выгодные условия, потому что войско требует мира, не хотят опять нападать на русских, боясь потерпеть такой же урон, как и накануне. Тогда Петр послал к визирю с мирными предложениями, и мир был заключен на тех условиях, что туркам возвращается Азов, а Таганрог и другие построенные Петром крепости будут разорены.

Опять неудача, и неудача тем более тяжелая, что случилась после необыкновенного успеха; Петр сильно горевал как человек, но, как великий человек, не позволял горю овладеть собою и спешил опять на север, чтоб продолжать шведскую войну. Союзники только мешали, боясь могущества России, подозревая Петра в властолюбивых замыслах, каких у него вовсе не было. Петр успешно действовал и без союзников. Почти вся Финляндия была уже в его руках; Карл XII, возвратясь из Турции, нашел, что с Россиею нельзя больше воевать, и начал мирные переговоры; но переговоры эти были прерваны его смертью. Сестра его, Ульрика Элеонора, ставши королевою шведскою, понадеялась на обещание английского короля и решилась продолжать войну с Россией. Английский флот действительно явился в Балтийском море, чтоб испугать Петра и принудить его к миру, не очень тягостному для Швеции; но Петра испугать было нельзя; в глазах англичан русские высаживались на шведские берега и опустошали их. Шведы наконец поняли, что никто не подаст им помощи против Петра, начали опять мирные переговоры, и 30 августа 1721 года, в финляндском городе Ништадте заключен был мир, по которому Швеция уступила России Лифляндию, Эстляндию, Ингрию (нынешнюю Петербургскую губернию), а из Финляндии – Выборг.

Царь получил известие о мире на дороге из Петербурга в Выборг. Он возвратился немедленно в Петербург и прямо в Троицкий собор, к молебну. Народ наполняет площадь около собора, после молебна царь выходит к нему и говорит: «Здравствуйте и благодарите Бога, православные, что такую долгую войну, которая велась 21 год, всесильный Бог прекратил и даровал нам со Швециею счастливый мир!» Тут Петр берет ковш с вином и пьет за здоровье народа, который плачет и кричит: «Да здравствует государь!» Радость была общая, неописанная, потому что война, тянувшаяся с лишком 20 лет, была очень тяжела; радость о прекращении этой тяжести удваивалась тем, что тягости неслись не понапрасну, что война окончилась таким миром, какого в начале никто и вообразить не мог. Сравнивали то положение России, в каком она была 20 лет тому назад, когда она считалась азиатским государством, когда на нее обращали гораздо меньше внимания, чем на Турцию, сравнивали это унизительное положение с настоящим, когда европейские народы должны были расступиться перед Россиею и дать ей среди себя почетное место; представляли себе русские люди, что они были 20 лет тому назад, когда они ничего не знали, что вокруг них делается, и как много теперь узнали нового, какое искусство приобрели в разных делах, о которых прежде и не думали, стали как будто новыми людьми. И все это в какие-нибудь 20 лет! 22 октября Сенат поднес Петру титул отца Отечества, Великого императора всероссийского, за то, что «его неусыпными трудами и руководством русские из тьмы невежества вознесены на театр славы всего света и, так сказать, из небытия в бытие приведены и в общество образованных народов причислены». Петр отвечал простыми словами, но заключающими в себе великий смысл и поучительность: «Желаю русскому народу познать милость Божию к нам в прошедшей войне и при заключении настоящего мира; должно всеми силами благодарить Бога; но, надеясь на мир, не ослабевать в военном деле, чтоб с Россиею не случилось того же, что с Греческою империею; надобно стараться о пользе общей, от чего народ получит облегчение».

Великая Северная война кончилась; вследствие ее вместо неизвестной Московии, как до сих пор называли в Европе нашу страну, явилась могущественная Всероссийская империя, без которой ни одно важное дело в Европе теперь сделаться не могло. Но великий император, который так славно кончил Северную войну, уговаривал свой народ не думать, что все кончено, не складывать рук; только то государство сильно, где все стараются о пользе общей. К этой общей пользе направлены были все внутренние распоряжения Петра, ее заставлял он иметь в виду своих сотрудников. Мы видели, что вначале самым видным из этих сотрудников был Федор Алексеевич Головин, который заведовал иностранными делами. Петр лишился Головина еще в 1706 году и сильно горевал о потере «друга», как называл Головина. Обыкновенно бывает, что когда разные дела только что начинаются, занятий по ним немного, то один человек может заниматься несколькими делами; так, Головин был и адмирал, и министр иностранных дел, и школами новоучрежденными заведовал; но с течением времени каждое ведомство все больше и больше растет, работы становится больше, и на каждое ведомство нужен уже особый человек, а между тем и люди способные приготовляются. Так, по смерти Головина адмиралом стал Федор Матвеевич Апраксин, а заведование иностранными делами получил Гаврила Иванович Головкин, который первый начал носить название канцлера; помощником его, или вице-канцлером, был Шафиров. Но кроме этих двух главных дельцов при новом положении России надобилось много способных людей, чтоб быть в послах у иностранных дворов, оберегать выгоды России, своим умом, искусством с честью представлять ее, внушать иностранцам уважение к русским людям: и такие нашлись, благодаря умению Петра выбирать людей: то были двое князей Долгоруких, Григорий Федорович и Василий Лукич, князь Куракин, Матвеев, сын воспитателя царицы Натальи, Петр Андреевич Толстой, Ягужинский: последний был человек очень незначительного происхождения, но чрезвычайно способный в делах внутренних и внешних. Из иностранцев, вступивших в русскую службу, Петр с первого же раза отличил человека необыкновенно искусного, образованного и неутомимого, то был Остерман; ему Петр поручил вести переговоры, следствием которых был Ништадтский мир. В военном деле кроме фельдмаршалов Шереметева и Меншикова были знамениты имена князей Михаила Михайловича Голицына, Репнина, Василия Владимировича Долгорукого. У хороших мастеров бывают и хорошие ученики, и подле названных сотрудников Петра Великого подрастали молодые деятели, братья Бестужевы-Рюмины, Татищев, Неплюев и другие, которые начали свою службу при Петре, а продолжали ее с пользою и славою после, вплоть до Екатерины II. Сам Петр умел находить способных людей, и сотрудники его, чтоб угодить государю, старались также отыскивать способных людей, учили, как они должны поступать, чтоб заслужить милость царя, внушали им: «Будь исправен, будь проворен и говори правду, сохрани тебя Боже солгать, хотя бы что и худо было; государь больше рассердится, если солжешь».

Приготовленные, образованные люди были нужны для новых учреждений. До Петра Великого для управления и суда существовали приказы. Государь приказывал известному лицу заведовать одним каким-нибудь делом или несколькими делами, иногда сходными, иногда совершенно разными, придавал ему в помощь другого или двоих, для письмоводства назначались так называемые дьяки со своими помощниками, или подьячими; в отличие от служилых, или военных, людей все находившиеся в гражданской службе назывались приказными людьми. Как откроется нужда в каком-нибудь новом деле, так и являлся особый приказ. К концу XVII века их было больше сорока; порядка в распределении дел по приказам не было; в иных приказах ведались самые различные дела; также вместе с большими приказами, заведовавшими важными делами, существовали приказы, заведовавшие каким-нибудь самым ничтожным делом. Вместо этих приказов Петр в 1720 году учредил коллегии, из которых каждая заведовала каким-нибудь одним определенным делом, например коллегия иностранных дел заведовала сношениями с иностранными государствами, коллегия военная, коллегия морская или адмиралтейская, коллегия юстиции для судных дел, коллегия для торговых дел или коммерц-коллегия и т. д. Коллегии состояли из нескольких членов, старший из которых назывался председателем, или президентом, и все дела обсуждались и решались сообща; для наблюдения, чтоб дела шли правильно, в каждой коллегии находился прокурор, и все эти прокуроры были подчинены генерал-прокурору, находившемуся при Сенате. Петр хотел улучшить управление и суд в областях, сделать так, чтоб правитель не был вместе судьею; но встретил неодолимое препятствие в недостатке людей и денег, и его добрые намерения остались указаниями для будущих времен, когда можно было исполнить их. Петр завел перечисления народа, или ревизии, которые должны были повторяться через известное число лет, заведены были и метрические книги. По первой ревизии 1722 года в России оказалось податного состояния только около 6 миллионов человек. Несмотря на такое малолюдство, доходы сильно увеличивались: в 1710 году их было 3 миллиона, а в 1725-м – 10 миллионов. Переменен был порядок в сборе податей: прежде собирали с дворов; но при переписи дворов бывали большие злоупотребления; из нескольких дворов жители переходили в один, сламывали отдельные ворота; поэтому при Петре введена была подушная подать, которая вся шла на войско; войска было до 210 тысяч; во флоте было 48 линейных кораблей и до тысячи других судов. Другие расходы должны были покрываться другими доходами, которые увеличивались от усиления торговли и промышленности. Торговля усиливалась от приобретения морских берегов; в 1724 году к Петербургу уже пришло 240 иностранных кораблей с товарами; русские корабли стали плавать в иностранные гавани; первыми русскими кораблехозяевами были Божениновы и Барсуков. Большою помехою для торговли были плохие дороги, которые трудно было поправлять при таком малолюдстве обширной страны; осенью из Москвы в Петербург ездили по пять недель по причине грязи и поломанных мостов. При этом особенно важен был путь водою, по большим рекам, но надобно было, чтоб этот путь не прерывался, и Петр велел проводить каналы: так, соединено было Каспийское море с Балтийским – каналом между реками Цною и Тверцою; прорыт был Ладожский канал.

Уже говорено было о том, как Петр старался, чтоб, по его словам «Божие благословение под землею втуне не пропадало»; вследствие этого старания большие металлические заводы явились в разных местах, особенно в странах приуральских. Большие услуги оказали этой промышленности три человека: Виниус, Геннин и Татищев, которого Петр приготовил посылкою за границу для изучения горного дела.

Северная Россия была покрыта лесами, а в Южной был их недостаток: Петр принял меры для сохранения старых лесов и для разведения новых; он же первый указал и на каменный уголь, который должен был заменять дрова. Иностранцы и прежде вывозили из России лен и пеньку; Петр старался усилить льняной и пеньковый промысел «для всенародной пользы», для прибыли крестьянам; много вывозилось из России и кож, но выделка их была плохая, отчего и цена им была малая: Петр велел кожевенным промышленникам, по нескольку человек от каждого города, ехать в Москву на два года учиться, как лучше выделывать кожи, а в отдаленные губернии отправлены были иностранные мастера учить этому искусству. Заведено было постоянное войско; надобно было его одеть, а где взять сукна? Покупать у иностранных купцов, потому что в России суконных фабрик не было. Петр завел суконные фабрики и с восторгом писал, что дело идет хорошо и что он сшил себе к празднику кафтан из русского сукна. Но для выделки хороших сукон нужна была хорошая шерсть, и Петр выписал из-за границы овчаров, разослал по областям правила, как содержать овец. Для флота требовались парусные фабрики, и они были заведены. До Петра вся употреблявшаяся в России писчая бумага привозилась из-за границы: Петр завел свои фабрики, и в 1723 году во всех присутственных местах употреблялась бумага русского изделия. К концу царствования Петра число фабрик и заводов в России простиралось до 233, и между фабрикантами видим почти все русские имена. Трудно было начинать новые производства, заводить фабрики: нет умения и нет денег. Как мастер сам начнет и потом даст ученику продолжать, так и Петр учреждает казенные фабрики и заводы, но не с тем, чтоб оставить их в казне. Сенат должен был заботиться о том, чтоб казенные фабрики и заводы переходили в частные руки, в руки отдельных лиц и целых компаний, и этой передаче обязаны были своим началом некоторые громадные состояния. Москва стала при Петре главным фабричным городом в России, как Петербург стал главным торговым городом.

Чтение XIV

О последних делах Петра Великого. О том, что случилось после его смерти до вступления на престол дочери его, Елизаветы Петровны, и о делах императрицы Елизаветы

Петром Великим сделано было все, чтоб бедному, малонаселенному государству дать возможность богатеть, дать возможность казне иметь больше доходов, больше денег, и на эти деньги содержать войско, флот, которые дают безопасность и почет народу у других народов. Но не одно богатство, не одни силы военные составляют крепость народа; от богатства и роскоши, от надежды на одну силу военную народы терпят большие беды и погибают. Чтоб народ был крепок, не боялся никого и ничего, для этого надобно, чтоб у него была крепка религия и нравственность, да просвещение, которое бы не мешало крепости веры и нравственности, а помогало бы ей. Петр Великий до конца жизни, и все с большим и большим усердием, не переставал заботиться об устройстве церкви, которая хранит веру и нравственность в народе. Препятствия к избранию достойного патриарха были прежние: не было архиерея ученого и вместе пользовавшегося полным уважением и доверием царя и народа; притом Петр знал из истории, какие бывают неудобства, когда церковь управляется одним человеком. В 1721 году Петр объявил, что для исправления чина духовного не видит лучшего способа, кроме соборного правительства, вследствие чего и учреждалась духовная коллегия (Синод). Синод особенно должен был иметь в виду: устройство духовенства, преимущественно черного, принятие мер против раскола и разных суеверий, распространение религиозно-нравственного просвещения в народе, издание необходимых для этого книг. Многие монастыри владели обширными имениями, и большие доходы привлекали в них людей, которые шли в монахи вовсе не для того, чтоб спасаться и служить для мирян примером нравственной чистоты, а для того, чтобы вести покойную и праздную жизнь, тогда как и без того было мало людей для службы и работы. Поэтому ограничено было число монахов и запрещено было постригать молодых людей; часть монахов должна была посвятить себя занятию науками, чтоб было из кого брать образованных архиереев; так как государство было еще не в состоянии давать пенсии престарелым и раненым воинам, то их начали отсылать в монастыри, которые обязаны были их содержать; монахини в некоторых монастырях должны были заниматься воспитанием сирот, в других – рукоделием. В распоряжениях относительно духовенства особенно помогал Петру Псковский архиепископ Феофан Прокопович, человек чрезвычайно способный, ученый и отличный проповедник.

Если надобно было заботиться, чтоб монастыри употребляли излишки своих доходов на доброе дело, то у белого духовенства таких излишков не было, оно было крайне бедно и в заботах о прокормлении своих семейств не могло как следует исполнять своих обязанностей; здесь, наоборот, надобно было подумать, как бы сделать белое духовенство побогаче. Первою причиною бедности белого духовенства была его многочисленность, священников и дьяконов было больше, чем сколько было нужно, и назначались они беспорядочно, без спросу с прихожанами; количество церквей в городах увеличивалось также не по мере потребности; каждый сколько-нибудь достаточный человек хотел иметь свою церковь, не думая о том, может ли он прилично содержать при ней священника с причтом; он знал, что, по обилию священников, он может нанимать их на площадях (или крестцах), что представляло соблазнительное зрелище, а между тем приходское духовенство было бедно, не получая дохода от самых значительных домов, потому что в них были свои церкви. Поэтому, чтоб увеличить доходы духовенства, запрещено было иметь домовые церкви, а кто хочет иметь их, должен содержать священника, да, кроме того, давать равное содержание и приходскому духовенству; запрещено было строить новые церкви без позволения, посвящать священников и дьяконов лишних; если кто станет просить посвящения и поставления на известное место, то велено допрашивать прихожан, хотят ли они иметь просителя своим священником или дьяконом; наконец, для облегчения белого духовенства снята с него обязанность покупать себе дома; дома для него должны были покупать старосты церковные на сборные церковные деньги. Но главная забота Петра Великого состояла в том, чтоб духовенство было образовано, прежде посвящения прошло школу, знало, чему и как учить народ. Разумеется, этого вдруг сделать было нельзя, положено было только начало.

Петр Великий не забыл и тех русских православных людей, которые жили тогда под польскою державою и терпели сильное гонение от католиков. Польша от внутренних беспорядков становилась все слабее и слабее; но чем слабее становилась Польша и чем сильнее становилась Россия, тем больше поляки боялись России, особенно зная, сколько в их государстве русских православных людей, которые будут всегда желать добра своим. Поэтому поляки употребляли все старания, чтоб как можно скорее ополячить русских, а для этого лучшее средство было сделать их католиками или сначала униатами. Добровольно русские люди, как прежде, так и теперь, ни в унию, ни в католичество не шли, и потому принуждали их к этому всевозможными притеснениями. Этими притеснениями поляки уничтожили все православные епархии, кроме Белорусской, или Могилевской, но и той приходилось очень дурно. Могилевский епископ Сильвестр приехал в Москву с жалобами к Петру на поляков, которые палками обращают православных священников в унию. Петр знал хорошо, что перепискою с королем, который не имел никакой власти в Польше, ничего сделать нельзя, и потому послал своего русского комиссара защищать православных русских от обид, возвратить им отнятые монастыри и церкви. Поляки начали страшно кричать. «Лучше бы нам, – говорили они, – отдать церкви туркам или шведам, чем русским». Но Петр не обращал никакого внимания на эти крики, комиссар его остался в Польше, и гонения утихли. Много было православных славян и в других чужих государствах, в Австрии, Турции. Как только Россия, единственное славянское и православное государство, усилилась при Петре, заняв важное почетное место в Европе, так одноплеменные и одноверные народы и стали обращаться к ней со своими нуждами. Приехал к Петру сербский архиепископ с просьбою прислать двоих учителей и книг церковных. «Просвети и нас, – писали сербы, – как просветил своих людей». В самой России просвещение только начиналось, в учителях был большой недостаток, денег едва доставало на необходимые нужды, но Петр поделился последним со своими, послал двоих учиелей с большим жалованьем, послал и книги на 20 церквей.

Петр употребил все старания, чтоб просветить своих людей и положил твердое начало этому просвещению, сблизивши русских с просвещенными народами, доказавши необходимость просвещения для поддержания силы и чести народа. До него только духовенство да люди, занимавшиеся письмоводством, обязаны были знать грамоту, знатный человек, занимавший важную должность, мог не уметь писать. Петр потребовал от всех дворян, от всех людей, поступавших на государственную службу, военную и гражданскую, образования: дворянин неграмотный и не знавший арифметики и геометрии, объявлялся несовершеннолетним, не имел права жениться. Недостаток людей полагал сильные препятствия и просвещению, ибо где было взять учителей? Посылали за границу молодых людей; Петр сам экзаменовал их по возвращении; высшие правительственные места набирали молодых людей и учили их, приготовляя для отправления дел у себя; но этот набор был труден, некого было брать. В 1722 году многие места в управлении оставались незанятыми, а нельзя было много пускать в гражданскую службу, иначе армия и флот истощились бы. Петр учредил в Петербурге академию, выписал для нее из-за границы отличных ученых, но при этом объявил, что в России нельзя следовать тому, что принято в других государствах; там ученых много; одни составляют общество, которое занимается науками, старается делать в них новые открытия, и такое общество называется академией; другие ученые преподают высшие науки, и эта высшая школа называется университетом; третьи приготовляют молодых людей к высшим наукам, к университету, и эти приготовительные школы называются гимназиями. Но у нас, говорил Петр, одну академию нельзя учредить, потому что она не может скоро распространить знания в народе; университеты также не для чего заводить, когда нет еще гимназий и семинарий; надобно, следовательно, основать такое учреждение, которое бы из лучших ученых людей состояло, но эти ученые люди должны также обучать молодых людей наукам публично (т. е. читать лекции, как в университете) и потом некоторых людей должны при себе обучать, чтоб они потом могли в свою очередь обучать первым основаниям всех наук. Таким образом, основанная Петром Великим академия была и академиею, и университетом, и школою для приготовления учителей, или, как мы теперь называем, учительским институтом. Так и должно было быть вначале, когда, по недостатку людей, одни и те же люди должны несколько дел делать; и в учреждениях несколько учреждений соединяются; потом, с течением времени, людей становится больше и дела больше, люди разделяют по себе занятия, каждый берет себе только одну какую-нибудь часть и ею занимается; из учреждений выделяются также особые части и составляют отдельные учреждения; так, из учрежденной Петром Великим академии выделился потом и университет, и гимназия, и учительский институт. Это называется развитием. Приведем пример. В небольшом местечке одна только лавка, и все в ней продается, и сахар с чаем, и ситец и лапти, и баранки. Станет местечко увеличиваться, станут его жители богатеть, появятся другие лавки, и в каждой продается отдельный товар, уже нет такого смешения, как прежде; превратится местечко в большой и богатый город, еще больше станет разделение товаров между лавками, в одних станут продавать только шелковые материи, в других – одно полотно и т. д. И купцы получают выгоду, потому что на каждый товар покупателей много; а если бы купцы наехали в маленькое местечко и каждый завел лавку с отдельным товаром, непременно обанкротились бы, потому что этот товар прежде бы сгнил, чем его раскупили. Развитие идет всегда по одному закону, и мудрость состоит в том, чтоб ему не мешать, а с другой стороны, не слишком его подгонять, не заводить ненужных учреждений, не навозить товара, когда покупателей нет. Мудрые слова говорил Петр Великий: «Зачем нам университеты заводить, когда у нас гимназий и семинарий еще нет».

Много было мудрых слов сказано, много великих дел сделано Петром. Таких трудов, какие он совершил, от века не было слыхано. Мы видим издали великие дела, мы им удивляемся, любуемся ими, а если посмотреть вблизи, чего все это стоило: какие огорчения, страдания должен был претерпевать Петр, прежде чем мог добиться, чего хотел? «На душу Петру Алексеевичу, – рассказывают современники, – по временам находила такая черная туча, что он запирался и никого не допускал к себе». Много способных людей вывел Петр Великий и заставил их работать с большою пользою; но между этими людьми было много таких, которые не понимали главного, чего хотел Петр, а именно чтоб служить, имея в виду общую пользу, а не частные выгоды; было много таких, которые смотрели на службу как на средство сытно кормиться, смотрели на подчиненных и подсудимых как на людей, обязанных их кормить, смотрели на казенные деньги как на свои. Призывая народ к труду, к бережливости, к пожертвованиям, чтоб вывести Россию на новую, лучшую дорогу, сберегая сам каждую копейку, Петр слышал громкие жалобы, что деньги, сбираемые с народа, идут не на общую пользу, а по частным карманам, что народу недостает суда справедливого и скорого. Петр твердил: «Презрение законов равно измене и еще хуже ее, ибо, заслышав об измене, всяк остережется, а этого зла никто вскоре не почувствует, но мало-помалу все разорится. Всуе законы писать, когда их не хранить, или ими играть, как в карты, прибирая масть к масти, чего нигде в свете так нет, как у нас было, и отчасти и еще есть и зело тщатся всякие мины чинить под фортецию правды» (стараются всякие подкопы делать под крепость правды). Этих-то людей, которые вели подкопы под крепость правды, Петр преследовал неутомимо и переносил большое горе, потому что ему приходилось преследовать людей близких, любимых.

Но, разумеется, самое большое горе перенес Петр, когда должен был преследовать родного сына. Петра женили в ранней молодости на Евдокии Федоровне Лопухиной, и он испытал на себе ту невыгоду старого обычая, от которого хотел потом освободить своих подданных, назначивши время для знакомства между женихом и невестою. Между Петром и Евдокиею пошли несогласия, и Евдокия была пострижена в монахини, а Петр потом женился в другой раз на Екатерине Алексеевне Скавронской, или Сковородской, родом из западной России, или Литвы; она была взята по бедности на воспитание одним лифляндским пастором и вместе с ним попала в плен к русским. Екатерина отличалась умом, ровностью характера, присутствием духа, неутомимостью, совершенно пришлась по мужу, не отставала от него ни в войне, ни в мире, ездила за ним в его далеких и трудных странствованиях. Но от первого брака остался сын и наследник, царевич Алексей. Сын вышел не в отца, был тяжел на подъем, неспособен к постоянному, сильному труду, любил покой, любил сидеть дома с людьми, к которым привык. Отец работал без устали, видел, как уже зрели плоды трудов его; но чувствовал приближение старости и слышал страшные голоса: «Умрет, и все погибнет с ним; Россия возвратится в прежнее ничтожество, потому что сын не только не пойдет по дороге отцовской, но и станет разрушать сделанное отцом». Петр, разумеется, не требовал от сына таких же способностей, какие имел сам, он требовал только охоты. В тех занятиях, которые были необходимы для продолжения начатого дела, необыкновенных способностей было не нужно, потому что самое трудное дело было сделано, начало было положено. Но в сыне не было охоты к отцовской деятельности, было отвращение от нее. Отец требует от сына, чего после Ништадтского мира требовал от всех русских людей, чтоб, видя успех, не складывали рук, не успокаивались, потому что от такого успокоения государства падают; сын считает мучением этот призыв отцовский к труду, он только тогда и был доволен, когда находился вдали от отца. Алексей был женат на Брауншвейгской принцессе Софье; но жил несогласно с женою, и она скоро умерла, оставив двоих детей, сына и дочь. Алексей продолжал вести себя по-прежнему. Тогда Петр счел своею обязанностью спасти будущность России, пожертвовав сыном. Он писал ему: «Я за свое Отечество и за людей жизни не жалел и не жалею, то как могу тебя, негодного, пожалеть?» Петр потребовал от сына, чтоб тот или переменил свое поведение, или отрекся от престола и постригся в монахи, иначе на отречение нельзя было полагаться. Алексей обещал исправиться, но вместо того убежал за границу, отдался под покровительство немецкого императора, призвал чужого государя в судьи между собою и отцом. Алексея возвратили, и, по его показаниям, вскрылся обширный злой умысел в котором участвовала и мать Алексея, бывшая царица Евдокия которая уже сняла с себя монашеское платье и мечтала опять быть царицею, понадеявшись на лживые предсказания, и сестра Петра, царевна Марья Алексеевна, очень значительные духовные и светские люди. Царевич умер в Петербургской крепости; это случилось в 1718 году.

После Ништадтского мира Петр должен был вести новую войну совсем на другом конце. Желая обогатить Россию торговлею, он внимательно следил за тем, что делается на Востоке, в Азии, с которою у России велась торговля, и торговля эта должна была, по мысли Петра, все больше и больше усиливаться. Но вот он получает вести, что Персия, с которою русские купцы вели большую торговлю, готова разрушиться от внутренней слабости, что соседи уже делят добычу и что самая большая доля добычи должна достаться Турции. Петр никак не мог позволить, чтоб турки усилились и утвердились на Каспийском море, и потому сам предпринял поход на берега этого моря. Война кончилась, когда русские войска заняли западный берег Каспийского моря, и персияне уступили его России в 1723 году.

Это был последний военный подвиг Петра Великого. Уже давно страдал он тяжкою болезнью. 6 января 1725 года, при обряде водоосвящения, он простудился и 28-го числа скончался.

Иностранцы говорили, что дело Петра Великого кончится вместе с ним, что он насильно заставил свой народ учиться, что по смерти его русские, сами по себе неспособные к образованности, все бросят, все позабудут, станут жить по-прежнему, как жили до Петра Великого, когда они не знали Европы и Европа их не знала. Но русский народ доказал, что он способен к образованности, к европейской жизни, что дела Петра Великого пошли ему впрок и он от них не откажется и не ослабеет при самых неблагоприятных обстоятельствах. Обстоятельства действительно были неблагоприятны по смерти Петра Великого. После него царствовала супруга его, Екатерина I Алексеевна; но царствовала только два года, скончалась в мае 1727 года в Петербурге, где постоянно жила. После нее вступил на престол Петр II Алексеевич, внук Петра Великого, сын несчастного царевича Алексея, но и Петр II трех лет не процарствовал, скончался в январе 1730 года в Москве, куда приехал на коронацию и где хотел навсегда остаться. Во время болезни Екатерины I и при Петре II, который сам не мог управлять по несовершеннолетию, образовались партии; знатные люди спорили друг с другом, кому быть главным, кому управлять, свергали друг друга, ссылали в ссылку. Так, свергнут был и сослан в Сибирь знаменитый любимец Петра Великого, князь Александр Данилович Меншиков, который забрал себе большую силу в конце царствования Екатерины и в начале царствования Петра II, держал молодого императора в своем доме и обручил его со своею дочерью; и сам Меншиков, когда был в силе, сослал в ссылку графа Петра Толстого и некоторых других сотрудников Петра Великого. По смерти Петра II из царской фамилии оставались: дочь Петра Великого, цесаревна Елизавета Петровна, внук Петра Великого от старшей дочери его, Анны Петровны, бывшей замужем за герцогом Голштинским, да три племянницы Петра Великого, дочери царя Иоанна Алексеевича. Вельможи обошли дочь и внука Петра Великого и призвали на престол старшую дочь царя Иоанна, Анну, вдовствующую герцогиню Курляндскую, которая, короновавшись в Москве, переехала в Петербург и осталась там до самой кончины своей. Царствование Анны Иоанновны было несчастливо. Самым доверенным у нее человеком был немец Бирон, которого она привезла из Курляндии. Этот Бирон о России не заботился, заботился только о самом себе. Знаменитых русских вельмож, сотрудников Петра Великого, оставалось уже немного; были две самые знатные фамилии, князей Голицыных и князей Долгоруких: самый главный из Голицыных, князь Дмитрий Михайлович, был посажен в крепость, главные из Долгоруких были переказнены или сосланы; казнен был и сотрудник Петра Великого, очень способный человек, Волынский; дворяне и крестьяне страдали от строгого взыскивания недоимок во время неурожая; была война с турками, которая взяла много народу и денег, и хотя ведена была со славою фельдмаршалом Минихом, однако кончилась без пользы для России. От этого царствование Анны Иоанновны, время Бирона, бироновщина, оставило по себе печальную память; было бы еще хуже, если б не умный, искусный министр Остерман, принятый, как и Миних, на службу Петром Великим.

У Анны Иоанновны не было детей, была одна племянница от сестры Екатерины Иоанновны, герцогини Мекленбургской, Анна Леопольдовна. Анну Леопольдовну выдали замуж за принца Антона Брауншвейгского; от этого брака родился Иоанн Антонович в 1740 году, и в том же году умерла императрица Анна, назначив новорожденного Иоанна Антоновича своим преемником, а за его малолетством – Бирона правителем, или регентом. Тут наступили большие смуты: Бирона свергнул Миних и объявил правительницею Анну Леопольдовну; Анна Леопольдовна удалила Миниха, но сама управлять не умела, рассорилась с мужем и с Остерманом. Дела пришли в страшное расстройство; этим хотели воспользоваться шведы и объявили войну России. От таких бед Россия была избавлена дочерью Петра Великого, цесаревною Елизаветою, которая приняла сама начальство над войском и 25 ноября 1741 года провозгласила себя императрицею. Анна Леопольдовна с мужем и детьми отправлена была в ссылку. Императрица Елизавета вызвала из Голштинии племянника своего Петра Федоровича и объявила его наследником русского престола.

До Елизаветы, несмотря на смуты и частые перемены правительственных лиц, сделанное Петром Великим удержалось, с некоторыми, очень незначительными переменами. Со вступлением на престол его дочери все было восстановлено так, как было при нем. Елизавета умела окружать себя способными русскими людьми; тут были немногие оставшиеся от петровского времени старики, хранившие предания великого императора; тут было и новое поколение, которое воспитывалось в этих преданиях и старалось все больше и больше увеличивать силу России средствами, указанными Петром Великим, т. е. просвещением. При Елизавете воспитался, и хорошо воспитался, на военной и гражданской службе целый ряд людей, которые были знамениты и при ней, и после нее.

При Елизавете 30 сентября 1744 года издан был указ – не казнить никого смертью; указ остается в силе до сих пор, кроме случаев государственных преступлений и военного суда. В 1754 году все были обрадованы избавлением от страшной тяжести, от внутренних таможен, которые мешали торговле и разрывали Русскую землю на множество отдельных земель; продавцы необходимых и дешевых товаров при провозе их должны были беспрестанно останавливаться и платить; вместе с внутренними таможнями уничтожено 17 мелких сборов. Денег было еще мало в народе; если бы помещик захотел сделать какое-нибудь улучшение в хозяйстве, а своих денег у него не было, то занять было негде; а если бы кто-нибудь и дал, то за большие проценты, за 15–20 процентов, что отнимало всякую охоту заниматься хозяйственными улучшениями; купец, который еще чаще имеет нужду занимать деньги для своих оборотов, также должен был платить большие проценты. Чтоб облегчить помещиков и купцов, заведены были от казны два банка, дворянский и купеческий; из одного дворяне, из другого купцы могли брать взаймы деньги только за 6 процентов. Большие неприятности были от того, что земли были плохо размежеваны: отсюда споры и сильные, иногда кровопролитные драки на межах: чтоб прекратить это, положено было начало генеральному межеванию.

Для облегчения народа при рекрутских наборах вся Россия была разделена на пять частей, так что очередь поставки рекрутов доходила до каждого общества и селения через пять лет. Народа было мало сравнительно с землею; пустых мест много; нынешние новороссийские губернии – Екатеринославская и Херсонская – представляли тогда пустую степь: здесь на границе с Малороссиею позволили поселиться православным сербам из Австрии; потом тут же позволено селиться и выходцам из Турции, но только людям православного исповедания. Поселения эти были военные, что было и нужно на границе.

Чтение XV

О том, что было сделано при императрице Елизавете для просвещения. О том, какие войны были при императрице Елизавете. Об императоре Петре III. О царствовании императрицы Екатерины II
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
5 из 7