Ангелы террора

– Скоро доедем? – поинтересовался я. И километр, и два мы давно проехали.

– Так уже, почитай, доехали. Вон и церква наша видна.

Я вгляделся в кромешную темень и различил что-то еще более темное, вероятно, церковь. Мужик остановил лошадь и перекрестился. Я, чтобы не вызывать подозрений, последовал его примеру, что возница тут же отметил:

– А я-то, думаю, ты вот давеча сказал, что православный, а сам не крестишься… А вот и моя изба, – показал он куда-то в сторону кнутовищем.

Мы проехали еще метров двести, и лошадь остановилась возле худых, щелястых ворот. Крестьянин соскочил с облучка, я вслед за ним выбрался из телеги. Была поздняя ночь, в селе не видно было ни одного огонька, и пришлось присматриваться, чтобы различить избу и подворье.

– Ты, ваше благородие, поди, продрог, пойдем в избу.

Однако, прежде чем проводить меня, он распряг лошадь и отвел ее на конюшню. Только после этого взял меня, как слепого, за руку и повел в избу. Из открывшейся двери дохнуло теплом и кисловатым запахом хлеба. Еремей подвел меня к невидимой лавке, помог сесть. В глубине избы началось движение, и женский голос спросил:

– Ты, что ль, Еремей.

– А то, – кратко ответил хозяин.

– А кто с тобой?

– Их благородие, дохтур, у нас переночуют. Постели, ежели что.

Женщина вышла из глубины дома, зажгла от еле теплившейся лампады лучину, и в ее неверном свете начала стелить мне на лавке у окна.

– Ложитесь, – пригласила она и деликатно ушла в глубь избы.

Я не стал чиниться и лег, сняв только ботинки. После непонятного обморока и тряской езды на телеге меня мутило, болел бок, который я, вероятно, ушиб при падении. Еремей ушел на улицу, как я подумал, прибрать упряжь и телегу, а я провалился в сон.

Проснулся я, как только за маленькими, тусклыми окнами начал сереть рассвет. Спину ломило от жесткой лавки, к тому же еще чесалось все тело.

В избе, вероятно, еще спали, и я, чтобы не будить хозяев, решил не вставать. Однако, долго полежать мне не удалось, по мне в разных местах что-то ползало. Я забыл о приличиях и как ужаленный вскочил с лавки. О существовании такого важного элемента обыденной стародавней жизни, как клопы, стоит только пожить в изнеживающих условиях нашего века, начисто забываешь. Однако, как только доведется вновь встретиться с этим народным средством против гипертонии, становится понятным, что у бытовой химии есть и положительные стороны, и травит она не только людей.

Мои резкие телодвижения никого не обеспокоили. В глубине избы по-прежнему было тихо, и я понял, что хозяев в ней уже давно нет. За время, что мне не доводилось посещать крестьянское жилище, оно не очень переменилось. Только, что стала более объемной русская печь, и на стенах появились картинки из народных сытинских календарей. Изба у Еремея оказалась новая, тесанные и струганные деревянные стены не успели закоптиться, и было заметно, что хозяин он «справный».

Я вышел в сени с чисто метеным полом, нашел бадейку с водой и напился. Когда я ставил на место ковшик, входная дверь тихо скрипнула, и в сени вошла молодая женщина с простым, приятным лицом. От неожиданной встречи она немного испугалась, но быстро оправилась и без смущения поздоровалась:

– Здравствуйте, как спалось?

– Спасибо, хорошо, – ответил я. – Извините, что вчера ночью разбудил вас.

– Пустое, – улыбнувшись, сказала хозяйка. – Скоро зима, тогда и отоспимся.

По речи и по тому, как молодая женщина улыбалась, она никак не походила на забитую, темную крестьянку.

– Вы раньше жили в городе? – задал я не очень тактичный вопрос.

– Почему вы так думаете?

– Мне так кажется, вы совсем не похожи на крестьянку.

– Вы правы, я жила в Москве, в… – она на секунду замялась, – в горничных.

Какими в начале двадцатого века были горничные, я представлял нечетко, но, как мне показалось, на горничную хозяйка не походила. Во всяком случае, разговаривать с ней на «ты» и фамильярничать мне было дискомфортно.

– Пойдемте в горницу, я накормлю вас завтраком, – прервала женщина затянувшуюся паузу.

Я посторонился, пропуская ее вперед. В избе стало уже совсем светло. Женщина принялась хлопотать по хозяйству, собирая на стол. Получалось у нее это не очень ловко, хотя выглядела она ладной и легонькой. Пока я ел ломоть свежего хлеба, запивая его молоком, хозяйка уронила ухват, чуть не выбив оконное стекло. Потом пустая обливная керамическая крынка выскользнула у нее из рук. Я инстинктивно кинулся помогать собирать разлетевшиеся по полу черепки, и мы столкнулись головами.

– Какая же я неловкая, – пожаловалась женщина, когда мы оба, потирая ушибленные места, встали друг против друга.

– Бывает, – сказал я, добавив сентенцию: – Чего в жизни не случается. Давайте, знакомиться, коль уже лбами столкнулись.

– Давайте, – улыбнулась она немудрящей шутке. – Меня зовут Наталья Александровна.

Я тоже представился своим новым именем.

– Василий Тимофеевич Харлсон.

То, что молодая женщина назвала свои имя и отчество вместо крестьянского уничижительного прозвания «Наташка», как и ее неловкость, утвердили меня в мысли, что она, скорее всего, не настоящая крестьянка.

– Давно изволите жить в деревне? – витиевато, в старинном стиле поинтересовался я.

Наталья Александровна вскинула брови, удивленно глядя на меня.

– А почему вы решили, что я не деревенская? Может быть, я местная, просто работала в городе горничной.

– Мне кажется, деревенские девушки так, как вы, не разговаривают, – ответил я.

Наталья Александровна подозрительно посмотрела мне в глаза:

– Сударь, вы, случайно, не филер?

– Увы, должен вас разочаровать, я всего-навсего проезжий, попавший в неприятную историю.

– Еремей говорил мне какую-то глупость о воздушном шаре, я, признаться, ему не поверила.

– Почему же глупость, на воздушных шарах летают уже лет сто. Это, сударыня, прогресс.

– Но не так далеко от Москвы! – парировала она.

– Чего же здесь далекого, километров тридцать-сорок, то есть, я хотел сказать, верст.

– Я слышала о метрических мерах, – холодно сообщила «горничная».

– Не на Бестужевских ли курсах? – не удержался я от подначки.

– Все-таки вы шпион, – грустно сказала Наталья Александровна. – Что же, идите, доносите, я готова пострадать за народ!

– За кого? – переспросил я. – Вы это, что, серьёзно? Я, вообще-то, думал, что вы жена хозяина, если ошибся, извините. Вы, вероятно, революционерка? – добавил я, начиная понимать, с кем меня свела судьба.