Смертельная очередь

Насколько мне известно, во время Великой Отечественной войны такие случаи были не редкостью. Но в последнее время слышать о подобном приходится все реже и реже. Так Гагарин взлетел старшим лейтенантом, а приземлился майором. В Сирии погибшему летчику присвоили звание посмертно. Еще пару случаев знаю, и все. А тут – мне. И совершенно неожиданно. Другие служат и получают звания по мере выслуги определенного количества лет. А мне вот так повезло. Как тут не вызвать зависть у сослуживцев? Естественно, майор Смурнов завидует, хотя сам двумя своими рапортами поспособствовал такому событию.

– Есть еще вопрос, товарищ майор. У первичных данных откуда ноги растут?

– Пришли из Сирии, из штаба ИГИЛ, прямиком в Москву.

– Ромашкин?

– Нет, но думаю, он тоже в курсе. Ко мне данные пришли из республиканского ФСБ, а к ним – из московской Конторы.

– Разрешите идти, товарищ майор? – еще раз спросил я по-уставному, как любит Смурнов.

– Иди, сказал же! – махнул он рукой так, как будто отмахнулся от назойливой навозной мухи, придвинул к себе карту какого-то горного района на границе и стал рассматривать. – Не забудь познакомиться с Ромашкиным. Загружай его по самые уши, чтобы… чаю попить некогда ему было! Он, говорят, большой любитель чаи распивать. Мне уже сообщили, что он предпочитает китайский зеленый.

Я вышел из кабинета, сожалея, что некоторое время тому назад презентовал пакет китайского зеленого чая «Ганпаудер»[5 - Ганпаудер – сорт одного из самых дешевых видов зеленого китайского крупнолистового чая. Название переводится как «порох» и имеет английские корни. Растет в провинции Чжэцзян.] другому любителю этого напитка – старшему лейтенанту Сереже Анисимову, а он возьми и погибни в простейшей ситуации. Не искать же теперь эту пачку в его вещах! Да и вещи эти должны были уже отправить жене, я лично давал приказ об этом заместителю командира взвода старшему сержанту Мише Клишину.

Я пересек коридор и позвонил в дверной звонок шифровального узла. Дверь в тамбур мне открыл капитан Игорь Исмаэлян со стаканом светлого чая в руке. Видимо, капитан Ромашкин за него уже взялся.

– Заходи, мы как раз тебя ждали и о тебе говорили. Валера!

Из кабинета ко мне вышел крепкий, но сухощавый капитан с остро торчащими скулами. Майор Смурнов не зря обратил внимание на внешность капитана, предупреждая, чтобы я на ней не зацикливался. Ромашкин, во-первых, оказался рыжим, а рыжих обычно нигде не любят. Во-вторых, складывалось впечатление, что он попросту не знает такого предмета гигиены, как расческа, – волосы, как куски проволоки, торчат у него в разные стороны, как у английского премьер-министра Бориса Джонсона. А в-третьих, он казался сильно невыспавшимся, воспаленные красные глаза словно так и норовили закрыться – похоже, сказывалась проведенная в самолете ночь, закрыв глаза, Ромашкин моментально уснул бы даже стоя. И еще – начальник штаба майор Смурнов, видимо, не зря приказал загружать Ромашкина «по самые уши». Уши у капитана – это самый заметный предмет его личности. Они торчат в стороны, это во-первых, а во-вторых – это уши борца, с помятыми и несуразно толстыми ушными раковинами. Чаще всего такие уши встречаются у представителей греко-римской борьбы, как теперь называется бывшая классическая борьба, а еще у вольников и представителей смешанных единоборств – последние часто пропускают удары в ушные раковины кулаком или ногой, а кулаки, даже в перчатках, и ноги, даже через блок, способны повредить ушные раковины. В руке капитан держал длинными узловатыми пальцами компьютерщика стакан с чаем.

– Вот, Валерий Петрович, знакомься. Это и есть наш знаменитый командир разведроты.

– Чем же он знаменит? – спросил я сам про себя без щенячьего восторга.

– Хотя бы быстрым уничтожением двух эмиров. А кроме того, он единственный из моих многочисленных знакомых офицеров, кто получил звание досрочно, – ответил капитан Исмаэлян. – Получил – значит, заслужил. Со стороны ведь виднее!

– Что касается эмиров, то без твоей помощи я бы с ними так быстро не справился. А насчет звания – это заслуга нашего начальника штаба. Он писал многостраничные рапорты, причем в красках, даже, похоже, раскрашивал их цветными карандашами. И то, что звание внеочередное – это тоже результат творчества товарища майора. В целом все было обычно и вполне буднично.

Исмаэлян только руками развел.

– Скромность украшает человека. – И непонятно, меня он хвалит или говорит о себе, поскольку без его помощи я бы и в самом деле не справился так быстро.

– Здравия желаю, товарищ майор. – Ромашкин протянул мне руку для знакомства.

– Пока еще капитан. Я еще приказ не видел.

– Министр обороны подписал его вчера вечером. Отправлять, думаю, будут факсом. Ждите. Сначала в вашу родную бригаду отправили, а оттуда напишут и перешлют сюда.

– Валерий Петрович, судя по всему, мы ровесники, нам предстоит много совместно работать. У меня есть предложение: давайте сразу перейдем на «ты».

– Годится, Василий Николаевич. Договорились.

– Ну, вот и отлично! – подтвердил наше совместное решение капитан Исмаэлян. – Значит, нашли общий язык…

– Меня предупредили, что ты, Василий Николаевич, сразу загрузишь меня работой. Что следует делать?

Капитан Исмаэлян, как истинный шифровальщик, в чужие секреты нос совать не любит, несмотря на собственную величину секрета, поэтому он сразу удалился в свой кабинет. А я, вспомнив фразу майора Смурнова про уши капитана Ромашкина, повторять это образное выражение не стал, не желая обидеть капитана. Тем более что и у самого начальника штаба уши такой же формы – не зря майор Смурнов когда-то занимался армейским рукопашным боем и даже пытался выступать в профессиональных промоушенах.

Я объяснил Ромашкину, что в данный момент требуется, чтобы он сам сделал вывод, что может сотворить для общего дела он лично. Капитан сказал:

– Значит, моя первоначальная задача – войти в систему штаба ИГИЛ и добыть данные о планируемых акциях против депутатов Народного собрания Дагестана.

– Да. Пошарь там, вдруг найдешь что-нибудь. А потом мы посоветуемся и посмотрим.

– С твоего согласия я сначала свяжусь с хакерским подотделом ГРУ, с людьми, которые давно уже работают против ИГИЛ. Что-то у них по-товарищески позаимствую, попрошу совета, а потом сам войду в систему.

– Бога ради, – с легкостью согласился я.

Глава первая

Для знакомства я сначала выбрал подполковника ФСБ Николая Николаевича Муравьинского. Руководствовался при этом я только тем, что его фамилия стояла первой на листе, который передал мне майор Смурнов. Предварительно позвонив и договорившись о своем приезде, я запросил у дежурного по штабу машину и поехал на встречу.

Оказалось, что Николай Николаевич не успел заказать на меня пропуск, поэтому мне пришлось ждать в бюро пропусков заявку. Заявку эту принес сам подполковник в мундире с ярко-голубыми петлицами, и я, сам не понимая, каким образом узнал его, тихо позвал:

– Николай Николаевич…

Подполковник обернулся, посмотрел на меня, подошел:

– Вы меня ждете? Полагаю, майор Одуванчиков? А почему с погонами капитана?

– Не успел еще сменить – министр обороны только вчера вечером подписал приказ. В бригаду, наверное, уже переслали, а к нам в сводный отряд еще нет. Без приказа я сменить погоны не имею права. И документы переделать без приказа не могут.

– Это в принципе и не важно. В заявке на пропуск звание не указывается.

Мне пришлось отстоять небольшую очередь – полная женщина в бюро пропусков работала из рук вон плохо (очень, видимо, не любила торопиться) и каждое свое движение сопровождала тяжелым вздохом. Последнее удивления не вызвало – попробуй-ка пошевелиться с ее весом! – но тем не менее раздражало. Да и подполковник Муравьинский, я заметил, нетерпеливо переступал с ноги на ногу, словно хочет в туалет.

В бюро пропусков был туалет специально для посетителей, но, возможно, Николай Николаевич общим туалетом брезгует. По крайней мере, туда он не рвался. В бытность мою еще лейтенантом и командиром взвода ко мне попал солдат срочной службы, который мучился, но не мог из-за собственной брезгливости пользоваться общеротным солдатским туалетом и даже умывальником, к этому же туалету примыкавшим. Потом этого солдата комиссовали и уволили из армии по причине психического заболевания. Может, и у подполковника Муравьинского то же самое, только он стесняется признаться? Солдат тоже стеснялся, не желал признавать за собой слабость, пока заболевание не обострилось настолько, что его вынуждены были положить в госпиталь. Как он сам говорил, он хотел служить, и непременно в спецназе ГРУ, даже специально для этого начал заниматься спортом. По физическим данным он к такой службе вполне подходил, но вот по психическим – отнюдь. И надо было видеть слезы на его глазах после медицинской комиссии, отправившей его домой под крыло к родителям, чтобы понять переживания парня.

Пропуск я в итоге получил и вместе с Николаем Николаевичем прошел в его тесноватый персональный кабинет, где, судя по количеству дверей, личного туалета все же нет.

– Я подготовил для вас список лиц, подлежащих охране с вашей стороны. – Подполковник выложил на стол не самую маленькую стопку распечаток. – Но должен предупредить, что этот список приблизительный. В него вошли двадцать два наиболее значимых для Народного собрания человека. Государственники, те, кто не видит существования республики отдельно от России. Это вовсе не говорит о том, что оставшиеся вне списка депутаты желают создания независимого государства. Таких у нас официально насчитываются единицы. Но такие есть в общероссийской Государственной думе, хотя причины желания независимости Дагестана у всех разные. Одни считают, что Москва их грабит и забирает себе то, что республика зарабатывает. Другие спят и видят исламское независимое государство. Третьи считают, что смогут существовать на подачки Евросоюза и США, если разместят на своей территории военные базы НАТО, что для самой России неприемлемо. Примера Украины и прибалтийских стран им мало, они желают учиться только на своих ошибках. Здесь, – подполковник Муравьинский положил руку на распечатки, – все имеющиеся у нас данные значимых для Дагестана людей. На некоторых по две-три страницы. Домашние адреса, состав семьи, кто чем занимается вне депутатских обязанностей, а также все человеческие грешки, за которые противник может ухватиться, если узнает про них. Поэтому, как видите, на первой странице стоит гриф «Секретно». Распишитесь в ведомости на получение документов. На этом у меня пока все.

Я долго читал вписанное в три строки название документа. Почерк у Николая Николаевича однозначно говорит о том, что подполковник больше привык пользоваться клавиатурой компьютера. Чем человек чаще работает с машинным набором, тем труднее разобрать его почерк. Интересно, а в школе сейчас существуют уроки чистописания? Или теперь и там предпочитают машинный набор текста? По своему сыну я судить не могу, поскольку его воспитанием и всеми школьными делами занимается жена…

Подполковник ФСБ, судя по всему, очень занятой человек. За непродолжительное время моего визита ему звонили трижды, и разговоры, видимо, достаточно серьезны и не предназначены для третьих ушей, поэтому Николай Николаевич только смотрел на определитель номера, записывал номера на отдельном листе и не отвечал. Трубку он взял только после того, как я расписался в ведомости и встал, демонстрируя желание уйти. Николай Николаевич расписался на обратной стороне моего пропуска и, глянув на наручные часы, проставил время моего ухода. Причем время, как я обратил внимание уже за дверью кабинета, было выставлено с точностью до минуты.

* * *

От подполковника Муравьинского я поехал не на встречу с подполковником ФСО, с которым к тому же еще не созванивался, а к себе в казарму. Дело в том, что Муравьинский дал мне довольно мало информации. Хотелось заранее подготовить вопросы для его коллеги.

Однако на подъезде к военному городку мне вдруг позвонили.

– Капитан Одуванчиков. Слушаю, – отозвался я, даже не посмотрев на определитель номера.

– Пора уже привыкать называть себя майором, – нравоучительно произнес капитан Ромашкин. – Но я, Василий Николаич, звоню не для того, чтобы нотации читать. Извини уж, вырвалось… Короче, вышел я на сайт ИГИЛ и просмотрел его от и до. Скажу честно, ничего интересного или нового ни для себя, ни для тебя я не нашел. А потом я вошел во внутреннюю систему…

Последовала излишне долгая для меня пауза. В артистизме капитану отказать трудно.