Бальзаковские женщины. Возраст любви

«Учебное заведение Лепитра помещалось в старинном дворянском особняке Жуайез, в доме номер девять по улице Тюренна. Швейцар, «сущий контрабандист», смотрел сквозь пальцы на самовольные отлучки и поздние возвращения воспитанников и снабжал их запретными книгами; у него всегда можно было выпить кофе с молоком – такой аристократический завтрак был доступен лишь немногим, ибо при Наполеоне колониальные товары стоили очень дорого. Оноре, вечно сидевший без гроша, нередко бывал в долгу у этого человека».

Бальзак и здесь – очевидно, вследствие ставшего привычным для него внутреннего противодействия – не зарекомендовал себя «хорошим учеником». Разгневанные родители перевели его в другое учебное заведение. Но и тут дела пошли не лучше. В латыни он был на тридцать втором месте из имеющихся тридцати пяти. Результат этот все более укреплял мать в мнении, что Оноре – «неудачный ребенок».

* * *

Когда в 1816 году Оноре без всякого блеска закончил курс обучения, он, вернувшись в родительский дом, вновь не обнаружил там никаких перемен.

Отец по-прежнему тщательно следил за своим здоровьем и «душевным спокойствием», а мать «портила себе кровь» по любому поводу или даже без оного. Сестры Лора и Лоранс воспитывались в пансионе для юных девиц, где их обучали английскому языку, игре на фортепьяно и шитью. Лора была первой ученицей в классе. Анри, любимчик матери, менял пансионы как перчатки, учился из рук вон плохо, но, несмотря на это, «мамаша души в нем не чаяла».

Марэ, как и раньше, оставался одним из самых степенных кварталов Парижа – здесь ложились спать в девять вечера, и улицы рано погружались во тьму. Здесь можно было жить в свое удовольствие, располагая десятью тысячами франков годового дохода. Примерно такой доход и был у семейства Бальзак. По соседству обитали многочисленные друзья, принадлежавшие к средней буржуазии, коммерсанты, еще занимавшиеся торговлей или уже удалившиеся на покой.

Семейство Бальзак поддерживало дружбу с дочерью старика Думерка Жозефиной Делануа, женой генерального поставщика провианта и скота, женщиной весьма обеспеченной и влиятельной. Запомним это имя, эта женщина еще сыграет немаловажную роль в судьбе Бальзака.

А еще был дядюшка Теодор Даблен, старый холостяк, бывший торговец скобяными товарами (на вывеске его лавки был изображен золотой колокол), богатый коллекционер и большой любитель книг.

В одном доме с Бальзаками жили их нотариус, мэтр Виктор Пассе, и старинная приятельница бабушки Салламбье, мадемуазель де Ружмон, женщина острого ума, хорошо помнившая старый режим и лично знавшая Пьер-Огюстена Карона, более известного как Бомарше. Оноре любил слушать ее рассказы о блестящей жизни этого человека.

А. Моруа пишет:

«Оноре любил этих славных людей. Позднее, как и все художники его времени, он станет высмеивать «буржуа» и описывать пороки этого класса – своего класса, хотя будет при этом испытывать к ним «глубокую нежность и тайное восхищение».

Мэтр Пассе выразил согласие взять Оноре к себе в помощники, а позднее сделать его своим преемником. С точки зрения родителей, что могло быть лучше? И тут же на семейном совете, где правила мадам Бальзак, было принято решение незамедлительно приобщить старшего сына к судейскому сословию.

* * *

В результате в семнадцать лет, в ноябре 1816 года, Бальзак без всякого желания со своей стороны поступил в Школу права. Впрочем, поступил – это не то слово, его туда буквально «запихнули» родители.

Однако С. Цвейг видит в этом определенный парадокс:

«Это 4 ноября 1816 года, по справедливости, следует назвать концом рабства и зарей свободы юного Бальзака. Он может теперь, как все другие, заниматься без всякого принуждения, а в свободное время предаваться праздности – во всяком случае, использовать это время по собственному усмотрению».

И Бальзак начал использовать это свободное время по собственному усмотрению: он стал посещать лекции в Сорбонне и приступил к занятиям литературой. В то время в Сорбонне читали лекции известные профессора Франсуа Гизо и Виктор Кузен.

А кроме того, любознательный Бальзак часто ходил в Музей естественной истории, где читал лекции знаменитый Жоффруа Сент-Илер, зоолог и специалист в анатомии, участник Египетской экспедиции Наполеона.

Однако родные не желали восторгаться этим и считали, что Оноре не должен иметь свободного времени. Он обязан зарабатывать себе на жизнь.

С. Цвейг пишет:

«Он должен служить! Не теряя времени, делать карьеру! И, самое главное, не тратить ни единого лишнего су! И вот студент Бальзак вынужден гнуть спину над конторкой у адвоката Гийонне де Мервилля».

Таким образом, юноше пришлось три года проработать у друга семейства Бальзак Жан-Батиста Гийонне де Мервилля: то был превосходный юрист и весьма образованный человек, любивший литературу. Годы ученичества у Гийонне де Мервилля оказались весьма плодотворными для Бальзака. Он изучил судопроизводство, а в апреле 1819 года успешно окончил Школу права и получил степень бакалавра. Но юриспруденция, как мы знаем, не привлекала его, и он объявил родителям, что хочет стать литератором.

* * *

Надо сказать, что 1819 год внес большие перемены в жизнь семейства Бальзак. Граф Дежан, начальник Бернар-Франсуа Бальзака, неожиданно предложил своему подчиненному, которому исполнилось уже семьдесят три года, подать в отставку. В подобном возрасте такие предложения не обсуждаются, но размер выделенной ему пенсии (всего 1695 франков в год) буквально «нокаутировал» человека, привыкшего одного только официального жалованья получать в пять раз больше.

Итак, доходы семьи сильно уменьшились, и продолжать жизнь зажиточных буржуа в квартале Марэ стало невозможно. У Бальзаков были свои представления о достоинстве, и они не желали ронять себя в глазах соседей. Уж лучше поселиться где-нибудь за городом, сказав всем, что на свете нет ничего полезнее свежего воздуха. Да и жилье, провизия и слуги – все там будет стоить не так дорого, как в столице.

А раз так, семья переселилась в небольшой городок Вильпаризи, что в двадцати трех километрах от Парижа.

Городок этот насчитывал примерно пятьсот жителей. Побеленные известью дома без особых украшений вытянулись вдоль главной улицы, которая была частью шоссе Париж – Мец. Отсюда в разных направлениях уходили дилижансы. Тут же – несколько зеленых скамеек и стайки местных старушек, как воробьи на жердочках. Типичная провинциальная идиллия…

В числе местных знаменитостей были: граф Жан-Луи д’Орвиллье, весьма скромный «замок» которого стоял против дома Бальзаков, Габриэль де Берни с семьей (парижане, приезжавшие сюда только на лето) и какой-то полковник в отставке.

Двухэтажный дом Бальзаков имел пять окон по фасаду и увенчивался мансардой. В саду, не испытывавшем недостатка влаги, так густо разрослись кусты, что за ними не видно было плодовых деревьев и огорода. На втором этаже были три отапливаемые комнаты, где жили бабушка Софи, мадам Бальзак и Лора. Лоранс спала в кабинете, расположенном рядом с комнатой Лоры.

Когда Оноре приезжал домой, его помещали в мансарде.

Обитатели Вильпаризи радушно встретили своих новых живописных соседей, самым колоритным из которых был глава семейства.

А. Моруа описывает его жизнь в новых условиях следующим образом:

«Бернар-Франсуа все еще одевался по моде времен Директории, обладал завидным здоровьем, ужинал в пять часов вечера, причем меню его состояло главным образом из фруктов (один из пресловутых рецептов долголетия!), а спать ложился с курами. Его комнату украшал книжный шкаф, ключ от которого он всегда носил при себе; выйдя на пенсию, старик целыми днями читал».

Казалось, по крайней мере внешне, что он абсолютно счастлив. А ведь выход на пенсию для человека очень часто является кризисным событием, стрессом. Многие при этом испытывают растерянность, обиду, чувство недооцененности своих заслуг. Возможно, Бернар-Франсуа Бальзак тоже считал так же, но не таким он был человеком, чтобы показывать это окружающим.

* * *

Итак, отец целыми днями читал, но когда сын заявил, что хочет стать литератором, он вдруг воспротивился. В отношении сына у Бернар-Франсуа были совсем иные планы. С его точки зрения, было бы гораздо уместнее все же стать помощником нотариуса месье Пассе, а когда мэтр состарится и умрет, унаследовать его контору и тем самым упрочить пошатнувшееся благосостояние семьи. При этом следовало бы жениться (разумеется, не на бесприданнице) и нарожать кучу детей, старший из которых унаследовал бы потом дело отца.

Можно сколько угодно иронизировать на эту тему, но для недавних обитателей квартала Марэ успех в жизни выглядел именно так: сын-нотариус, прочно стоящий на ногах, плюс дочери, выданные замуж за молодых выпускников Политехнического училища, а если повезет, то и за дворян.

Но в ответ на это в груди юного Бальзака вдруг вспыхнуло годами подавляемое пламя мятежа. В один прекрасный день он взял и оставил «перспективную» работу у мэтра Пассе. Как говорится, окончательно и бесповоротно.

Причина подобного поступка может быть только одна: он сыт по горло этим своим существованием. В результате он впервые в жизни поступил наперекор воле родителей и объявил им, что не желает быть ни адвокатом, ни нотариусом, ни судьей. Он вообще не намерен быть каким бы то ни было чиновником! Он решил стать писателем, ибо только это занятие может принести ему материальную независимость и славу.

И чего это вдруг подобная мысль пришла ему в голову? Возможно, все дело в том, что он слишком много читал, а отец слишком увлекательно рассказывал ему о головокружительной карьере Бомарше.

Но одно дело – благосклонно относиться к изящной словесности и держать в книжном шкафу творения классиков, и совсем другое дело – самому заниматься литературой и пытаться этим составить себе состояние.

Бернар-Франсуа Бальзак говорил сыну:

– Каждый знает, что писатели, за редкими исключениями, которых можно по пальцам пересчитать, живут впроголодь и вообще – голодранцы. Нанизывать на строки слова в уединенной тиши кабинета – это роскошь, которую может себе позволить благородный человек, но делать это профессией – это странность, если не сказать сумасшествие.

С отцом Бальзака трудно не согласиться – во все времена писательство было делом весьма сомнительным. Но при этом во все времена находились люди, которые бросались в этот омут и не могли уже выбраться оттуда. Его сын еще не видел своего имени на обложке свеженапечатанной книги, но вирус писательства, который отделяет автора от так называемых «остальных» и побуждает его совершать бессмысленные с точки зрения нормальных людей поступки, уже мощно прогрессировал в его мозгах.

Глава вторая. Гений с мансарды

Я был жертвой чрезмерного честолюбия, я полагал, что рожден для великих дел, – и прозябал в ничтожестве…

    Бальзак. Шагреневая кожа

В августе 1819 года Бальзак поселился в Париже в маленькой мансарде на улице Ледигьер с четко оформившимся желанием стать писателем. О реакции на это его родителей догадаться нетрудно: неожиданное заявление двадцатилетнего юноши, что он хочет стать человеком творческой профессии, а отнюдь не юристом, – это было как гром среди ясного неба.

Сын решил отказаться от надежной и благопристойной карьеры? Конечно, это его право. В двадцать лет человек уже может принимать серьезные решения. Но ради чего? Ради такого сомнительного ремесла, как сочинительство? Но где тут гарантии? Где уверенность в стабильном доходе? С этой точки зрения, заниматься литературой – это то же самое, что бегать нагишом среди пчелиных ульев. Тут может быть лишь одна гарантия – гарантия того, что тебя покусают. Отец даже сказал Бальзаку, что по сравнению с писательством игра на скачках – более солидное и надежное в финансовом плане занятие. А тем, о чем мечтает он, могут себе позволить заниматься только всякие там графы и виконты типа месье де Шатобриана или месье де Ламартина.

Сам Бальзак думал иначе. Для себя он твердо решил, что согласится выйти на работу в нотариальную или адвокатскую контору лишь в том случае, если обнаружится, что у него совершенно нет таланта к сочинительству.