Агенты «Аль-Каиды»

– У меня вообще создалось впечатление, что мартыновские бойцы не хотели выходить на свободу, пока наше подразделение не вылетело из Владивостока обратно в Москву, – заметил генерал Углов.

– Потому что только нас и боятся! А на закон и следствие плюют! – поддержал его Бондарев. – Ладно, хватит об этих мерзавцах. Дай срок, они за все ответят. Посмотрим лучше, что у нас делается на полигоне.

Он приложил к глазам морской бинокль, который перед этим предлагал командиру отряда. Углов вновь воспользовался привезенным с собой натовским биноклем. Оба начальника увидели, как по натянутому тросу Федотов и Аникин преодолели заполненный водой ров и нырнули в лабиринт, состоящий из сваренных между собой стальных труб и переплетений колючей проволоки. Отрыв Федотова сократился до минимума. Но когда капитан уже вырвался из лабиринта, а майору оставалось преодолеть последние метры, за его спиной с резким воем взвилась в небо красная сигнальная ракета. Полковник Бондарев повернулся к начальнику управления:

– Майор Аникин подорвался на установленной растяжке и выбывает из дальнейшей борьбы.

Командир «Вымпела» лишь молча покачал головой.

Через несколько минут капитан Федотов закончил прохождение полосы препятствий. Вслед за ним финишировал и майор Аникин, крайне раздосадованный своим результатом. Подрыв не замеченной им сигнальной мины лишил его всякой надежды возглавить оперативно-поисковую группу.

– Кирсанов, Овчинников, на исходный рубеж! – объявил начальник оперативного отдела, перегнувшись через ограждение смотровой площадки.

Двое ожидавших своей очереди офицеров бегом отправились к началу полосы препятствий. Бондарев подождал, когда они займут исходные позиции, после чего взял в руки еще один сигнальный патрон и, дернув за шнур, выпустил в небо очередную красную ракету. Два капитана на исходном рубеже сорвались с мест и устремились к финишу. Капитан Овчинников уже на первых метрах вырвался вперед, и по мере преодоления полосы его отрыв постоянно увеличивался. Генерал Углов с явным удовольствием наблюдал за ним. Когда Овчинников добежал до заполненного водой рва, его отрыв от соперника составлял более ста метров. Он ловко обвил ногами натянутый над водой трос и, интенсивно работая руками, заскользил по нему на противоположный берег. Спрыгнув на землю и оказавшись перед «лабиринтом», он сместился на несколько метров влево, затем вправо и, очевидно, наметив себе маршрут, нырнул в хитросплетение стальных труб, колючей проволоки и растяжек сигнальных мин. Наблюдающий за ним начальник управления затаил дыхание. Лавируя между препятствиями, капитан Овчинников уверенно продвигался вперед. И когда он, не потревожив ни одной сигнальной мины, вырвался из лабиринта, генерал Углов облегченно перевел дыхание. За стальным лабиринтом, который бойцы «Вымпела» прозвали «паутиной», находился макет полуразрушенного двухэтажного деревянного дома, где по шатким деревянным конструкциям нужно было взобраться на второй этаж, а затем спрыгнуть оттуда вниз, на утрамбованный до состояния камня снежный наст. С внешней легкостью Овчинников преодолел и это препятствие и, спрыгнув с полуразрушенных стропил, перекувырнулся через плечо, чтобы смягчить удар о землю, и вновь оказался на ногах. Когда он, безупречно пройдя все препятствия, наконец финишировал, опередив своего соперника почти на целую минуту, командир «Вымпела» с довольным видом повернулся к начальнику оперативного отдела:

– Овчинников на тридцать секунд улучшил время Федотова.

– На тридцать четыре, если быть точным, – с невозмутимым видом поправил его полковник Бондарев. – Но на заключительном этапе соревнуются двое кандидатов, прошедших полосу препятствий без ошибок и показавших на финише лучшее время.

– Федотов и Овчинников?

Начальник оперативного отдела утвердительно кивнул.

– Ладно, командуй, – согласился Углов. – Я подожду здесь.

Оставив командира наверху, Бондарев спустился к подножию смотровой вышки и, дождавшись возвращения второй пары проходивших полосу препятствий офицеров, распорядился:

– Капитан Федотов, капитан Овчинников, полоса номер три. Снаряжение: автоматы «вал», высотная экипировка, муляжи ножей. Напоминаю: при опоздании кандидата более чем на тридцать секунд на ножевой спарринг он считается проигравшим. Все, получайте снаряжение и на исходную. Старт через три минуты.

Получившие последние указания капитаны бегом бросились на пункт выдачи снаряжения и боепитания. Начальник отдела с улыбкой посмотрел им вслед, а затем направился к смотровой вышке.

2. Кандидат на должность

командира оперативно-поисковой группы

капитан Овчинников

Тренировочный полигон Центра спецназначения ФСБ, Балашиха, 5 марта. 14.50

В первую пару Бондарев поставил Вальку и Дмитрия Аникина. Я, конечно, болел за Вальку и, когда он, в отличие от Дмитрия, безошибочно прошел «паутину», радовался его победе, как своей собственной. Правда, когда я сам обошел на полосе Сашку Кирсанова, то понял, что в финале мне будет противостоять очень серьезный соперник.

С Валькой Федотовым я познакомился без малого два года назад, когда пришел в «Вымпел». Он уже служил в отряде, правда, всего несколько месяцев. Можно сказать, мы с ним из одного призыва. При нашей первой встрече он мне совсем не понравился: задумчивый, хмурый. Мне больше по душе веселые, жизнерадостные мужики. Я и сам такой. Но когда мы с Валькой оказались в одной казарме, на соседних койках, я узнал, какой это замечательный парень. На тренировках, особенно в первые дни, мы все уделывались, как бобики. А когда возвращались в казарму, меня начинала грызть досада, оттого что не могу уложиться в элементарный норматив, который «старики»-вымпеловцы выполняли, казалось, вообще без напряжения. А ведь в своем воздушно-десантном полку я считался лучшим командиром взвода. От отчаяния я уже готов был подать рапорт о переводе в прежнюю часть и, наверное, так и сделал, если бы не Валька. Это он сумел внушить мне веру в себя. Заставил обидеться на себя, на свое нетерпение, на свою слабость и в конце концов победить – взять, вытянуть этот проклятый норматив и встать в один строй с ветеранами «Вымпела».

А потом нас отправили в Чечню. Для меня это была уже третья командировка к «духам», но то, чем мне приходилось заниматься в Чечне и как командиру десантного взвода, и как замку[2 - Замок – зам. командира (армейский жаргон).] разведроты во время двух предыдущих командировок, по сложности задач не шло ни в какое сравнение с заданием «Вымпела». Прежде мы охраняли автоколонны, проводили зачистки да несколько раз высаживались с «вертушек» на горные базы и лагеря боевиков. Задача «Вымпела» оказалась предельно конкретна – очистить Грозный от вражеских диверсионных групп. Вот так, ни много ни мало! Я к тому времени был уже не новичком на чеченской войне (как-никак два раза по полгода провел на блокпостах, в рейдах, секретах и дозорах) и кое-что понимал. Как, например, то, что самое опасное место для наших войск – это Грозный. Вся остальная территория республики распределена между чеченскими тейпами. Жители каждого села за свой район отвечают, так уж повелось исторически. А Грозный интернационален, он ничей. Поэтому там и собираются самые разные бандиты. В родном районе они пакостить остерегаются, чтобы своих родственников и односельчан не подставлять, а в ничейном Грозном это можно делать практически безнаказанно. Опять же Грозный – это сосредоточение наших войск и органов государственной власти, что в сочетании с обилием полуразрушенных нежилых зданий, соединяющихся подвалов, всевозможных туннелей, где можно укрыться, делает его крайне привлекательным местом для проведения терактов.

Прибывшую в Чечню часть отряда командование группировки разместило на военной базе в Ханкале, откуда мы и отправлялись в рейды на Грозный. Бондарев (он тогда командовал нашим подразделением) разбил городские кварталы на сектора и в каждый сектор направил по одной оперативно-поисковой группе. Мы с Валькой попали в одну группу. Кроме нас, там были еще два «старика»-ветерана. Наша группа «чистила» сектор в районе промзоны. Жилых зданий там практически нет, одни полуразрушенные цеха. И вот в этих цехах объявился чеченский снайпер, не боевик с винтовкой «СВД», а именно снайпер-профессионал. Он обстреливал проходящие через промзону автомашины и охотился за пешими военнослужащими. Нашим ни разу не удалось засечь его огневую позицию, в то время как он за неделю убил шестерых: четырех солдат и двух офицеров – капитана и подполковника. Скрывался он мастерски. Но мы за три дня поисков все же отыскали в развалинах его следы, а затем и несколько замаскированных лежек. Просчитали тактику бандита: он ночью, под прикрытием темноты, пробирался на выбранную позицию, тщательно маскировался и ждал утра. Когда с рассветом в городе возобновлялось движение, он выбирал цель, как правило, первым же выстрелом убивал выбранную жертву и по подвалам тут же уходил в свое долговременное убежище, которое скорее всего находилось совсем в другом районе. В результате никакие, даже самые оперативно организованные облавы уже ничего не давали. Вместо показавших свою неэффективность облав мы решили применить тактику засад. Присмотрели несколько точек, наиболее выгодных для ведения снайперского огня, поблизости оборудовали свои схроны и стали ждать. Ночь и первую половину дня караулим, а после обеда отсыпаемся (чеченский снайпер в это время никогда не стрелял), а с вечера опять на своих местах. Вот тогда я и узнал, что такое настоящая засада. По двенадцать часов приходилось неподвижно лежать на острых кирпичах. А схрон узкий: не пошевелиться. Да и нельзя, чтобы случайным шорохом своего присутствия не обнаружить. Опять же из-за тесноты наших убежищ мы отказались от громоздких автоматов и отправлялись в секрет, имея при себе только бесшумный «ПСС»[3 - «ПСС» – пистолет самозарядный специальный, калибра 7,62 мм, для стрельбы специальными поршневыми патронами «СП-4», обеспечивающими бесшумную и беспламенную стрельбу за счет запирания пороховых газов внутри гильзы.] да по паре осколочных гранат.

Мы с Валькой контролировали второй этаж полуразрушенного заводского цеха. По центру цеха обрушились потолочные перекрытия, разделив все пространство второго этажа на две части. Наши наблюдательные позиции располагались с разных сторон завала, примерно в тридцати метрах друг от друга. «Старики» располагались в соседних помещениях. И вот на четвертый день около трех утра я услышал хруст шагов по осыпавшейся со стен штукатурке. Судя по всему, идущих было трое или даже четверо, и направлялись они к серединному завалу. Видеть их я не мог, так как контролировал выходящие на улицу оконные проемы, а повернуть голову не решался, чтобы ненароком не обрушить какой-нибудь маскирующий мой схрон камень или осколок кирпича. Можно было не церемониться, если бы знать заранее, что это боевики. А я отнюдь не был в этом уверен. В цех могла забрести какая-нибудь, вроде нашей, разведгруппа, хотя по договоренности с командованием федеральных сил никаких других групп, кроме нас, в районе промзоны в эту ночь не должно было быть. Но помимо федеральных войск в Грозном размещаются и милицейские части, и спецназ Минюста, и оперативники ФСБ. Так что эти трое или четверо могли оказаться кем угодно. А ожидаемый нами снайпер должен был прийти один. Во всяком случае, так мне казалось. Поэтому я лежал тише мыши, напряженно прислушиваясь к раздающимся по соседству шорохам. Судя по звуку шагов, группа разделилась: двое из пришедших повернули назад, а третий направился в сторону окна – моего окна. Когда он вошел в мой сектор обзора, я сразу понял, что передо мной боевик. Он был в камуфляже и с зеленой повязкой поперек головы. В предрассветных сумерках невозможно было разобрать ее цвет, но я сразу понял, что повязка именно зеленая. В правой руке боевик бережно держал обмотанную тряпками «эсвэдэшку». Так бережно держит оружие только снайпер, потому что от исправности и надежности оружия зависит его жизнь. Снайпер остановился возле оконного проема, как раз напротив меня, постоял несколько секунд, примериваясь к огневой позиции, потом расстелил перед окном принесенный с собой поролоновый мат, бросил на него армейский бушлат и уселся сверху, подогнув под себя колени. Наступил самый выигрышный момент для нападения, потому что чеченский снайпер оказался развернут ко мне спиной. Я вскочил из своего укрытия, сбросив с себя плащ-палатку вместе с осколками устилающего ее битого кирпича и одновременно выдернув из кобуры пистолет, и, пока снайпер не успел подняться с колен, всадил ему в спину, над правой лопаткой, десятиграммовую пулю из своего «ПССа». Снайпера швырнуло на стену, и он сполз по ней, заваливаясь на правый бок, что соответствовало проникающему ранению в правую верхнюю часть спины. Но, заметив это, я ощутил стремительное движение слева от себя, а скосив глаза в сторону, увидел здоровенного бородатого чеченца, разворачивающего в мою сторону ручной пулемет. Достать пулеметчика я никак не мог. Ствол его пулемета уже глядел мне в живот, в то время как моя рука с зажатым в ней пистолетом по-прежнему была направлена на поверженного снайпера. Я сделал единственное, что мне оставалось: упал на пол и покатился к противоположной от меня стене. Я выиграл лишь несколько мгновений, потому что спастись на открытом пространстве от пулеметной очереди нет никакой возможности – пулеметчик все равно тебя достанет. Ночную тишину расколол грохот выстрелов. Но внезапно пулеметная очередь захлебнулась, и в наступившей тишине я услышал, как лязгнуло ударившееся о бетон оружие, а затем и шмякнулось на пол тело чеченского боевика. Еще не до конца веря в свое спасение, я приподнялся с пола и увидел Вальку Федотова с пистолетом в правой руке.

– Эх ты, снайпера снял, а пулеметчика из его боевого охранения у себя за спиной пропустил, – насмешливо сказал он.

– На тебя понадеялся, – отшутился я, хотя следовало признать допущенную ошибку, которая едва не стала для меня роковой.

Это действительно чудо, что Валька успел разделаться с незамеченным мной пулеметчиком прежде, чем тот расправился со мной. Ведь пулеметчик располагался на моей территории, и Вальке пришлось перемахнуть через завал, чтобы застрелить его. Как бы там ни было, он сделал это и тем самым спас мне жизнь.

Оставшихся двоих боевиков из группы прикрытия снайпера в ту же ночь взяли «старики»-вымпеловцы. Эти боевики вместе с захваченным нами снайпером потом много чего интересного рассказали на допросах о тактике действующих в Грозном диверсионных групп, об их убежищах и тайниках, где хранилось оружие. В общем, направленное в Чечню подразделение «Вымпела» выполнило поставленную ему боевую задачу и вернулось на базу отряда до следующей командировки. Потом были другие командировки и другие задачи, как, например, освобождение захваченного бандитами в Японском море рыболовного траулера. И везде мы с Валькой были вместе, всюду прикрывали друг друга, и вот сошлись на полосе препятствий, чтобы бороться за право возглавить оперативно-поисковую группу…

Я покосился на Вальку. Он стоял в десяти метрах, слева от меня, как обычно, спокойный и сосредоточенный. Не знаю, что в эти последние секунды перед стартом творилось в его душе, я же страшно волновался. Погладил перевешенный на грудь автомат, поправил бухту капронового фала и ремни высотной обвязки у себя за спиной. Все подогнано и не болтается, значит, не будет мешать во время бега. Но где же сигнал?.. И вот над наблюдательной вышкой взмывает сигнальная ракета. Я срываюсь с места и боковым зрением успеваю заметить, как по своему маршруту устремляется вперед Валька Федотов. Так, теперь надо сосредоточиться на прохождении полосы. Мысли о Вальке в сторону. До того как мы с ним сойдемся в спарринге, он для меня не существует. Сейчас мой соперник – полигон. Он изобилует всевозможными ловушками и не прощает ошибок. Третья полоса, которую нам определил Бондарев, сложнее, гораздо сложнее той, что мы только что проходили. Поэтому надо быть особенно внимательным.

Первый этап – «снежная целина», участок пересеченной местности со всевозможными препятствиями: траншеями, барьерами, частоколом и прочими, да еще занесенный выпавшим за зиму снегом. Бежать по глубокому снегу, местами проваливаясь в него по пояс, а то и по грудь, трудно уже само по себе, а тут еще приходится преодолевать установленные на маршруте конструкции. Ноги вязнут в сугробах, пальцы скользят по стылым бревнам и доскам, а снасти высотной экипировки, наоборот, норовят зацепиться за них. В итоге, когда я наконец добрался до конца «целины», от меня валил пар, как от загнанной лошади, а обмундирование можно было хоть выжимать.

Сразу за «снежной целиной» макет трехэтажного кирпичного здания в натуральную величину – это второй этап. На его фасаде две пожарные лестницы, по числу маршрутов. Моя правая. Я с разбегу подпрыгиваю и хватаюсь руками за нижнюю перекладину лестницы. Так, теперь подтянуться на руках, поставить ногу на ступеньку и вперед, точнее наверх, на крышу.

Не могу удержаться, чтобы не посмотреть налево. Валька тоже успешно прошел «целину» и теперь карабкается по пожарной лестнице. По-моему, он даже не особенно и вывозился в снегу, его камуфляжный комбез неприлично чист. Но вот что меня действительно радует, так это то, что Валька отстает от меня на добрых три метра, на целый этаж. Неплохой я развил отрыв для первого этапа. Сделанное наблюдение придало мне сил, и я еще быстрее полез вверх… Что за… Когда я, находясь на уровне третьего этажа, ухватился за очередную ступеньку, верхняя часть пожарной лестницы отделилась от стены и, едва не сбив меня на землю, обрушилась вниз. Я выпучил глаза от неожиданности и лишь тогда увидел, что прутья лестницы аккуратно подпилены. Значит, это не случайность, а очередная проверка наших действий в неожиданной ситуации. Я остановился на лестнице и уставился на крышу, до которой осталось каких-нибудь три метра, три метра кирпичной стены, не имеющей ни малейшей точки опоры или крюка, за который можно было бы зацепиться. Опираясь руками на стену, я смогу встать на последнюю ступеньку лестницы, но и оттуда не дотянусь до карниза. Подпрыгнуть? С места, да еще с тем весом, который сейчас на мне, я ни за что не допрыгну до крыши. Что за черт?! Задача должна иметь решение. Иначе всякое соревнование теряет смысл. Я оборачиваюсь к Валькиной лестнице и… не верю своим глазам. Лестница в полном порядке, а его самого на ней нет. Что же получается – у него прутья не подпилили?! Да нет, не может такого быть. Мы с ним в равных условиях. Просто… просто он нашел другой путь. И тут я заметил за Валькиной лестницей на уровне второго этажа дыру в кирпичной стене. Не проем, а именно дыру, пробитую в кирпичной кладке. Мне все стало понятно. Я тут же спустился на этаж ниже и тоже обнаружил возле своей лестницы квадратное отверстие в стене, заложенное не сцепленными раствором кирпичами. Несколько раз ударив в кладку ногой, я пробил дыру достаточного размера, чтобы пролезть в нее самому.

С пожарной лестницы в пробитое отверстие, оттуда по перекрытиям к железобетонной лестнице, выстроенной внутри здания. Третий этаж… чердачный люк… крыша. Валька у тыловой стены натягивает на себя сбрую высотной экипировки. Вот и весь мой отрыв на первом этапе. Ладно, еще не все потеряно. Подбежав к краю крыши, я сбрасываю себе под ноги бухту спускового фала и начинаю застегивать на теле ремни страховочной обвязки. Пока я вожусь с ремнями, Валька закрепляет на крыше один конец спускового фала, а другой конец сбрасывает вниз. Еще мгновение, и вот он уже скользит к земле по свисающему с крыши капроновому канату. Я мысленно заставляю себя не торопиться. Это очень трудно, если знаешь, что твой соперник обходит тебя. Но вот и мой фал закреплен на крыше. Я бросаю вниз остальную часть бухты и сам прыгаю следом за ней. Короткий свист ветра в ушах, скольжение по канату, и вот мои ноги уже бьют в раскисшую от подтаявшего снега землю. Теперь освободиться от ремней обвязки – и вперед.

Без бухты капронового каната за плечами и пяти килограммов высотной экипировки бежать ощутимо легче. Чтобы догнать вырвавшегося вперед Валентина, я максимально увеличиваю темп, и на стрельбище мы прибегаем практически одновременно. Теперь снова не спешить. Промахи – это лишние секунды, которых как раз может не хватить. Я выдергиваю из ствола автомата тряпочную затычку (остается только надеяться, что она защитила канал ствола от попадания снега и прочей грязи) и плюхаюсь на живот на огневом рубеже. Своего соперника я не вижу. Его огневую позицию, как и сектор стрельбы, закрывает от меня протянувшаяся через стрельбище железобетонная стена, окруженная земляным валом. Но я уверен: Валька в этот момент делает то же самое. Прочь! Все посторонние мысли в сторону, надо сосредоточиться на мишенях. Всего их пять, только поднимаются они не все сразу, а по очереди. В какой последовательности, неизвестно. Стоят тоже ограниченное, но неизвестное мне время. Сначала возникает силуэт пулеметного расчета на четырехстах метрах и ростовая фигура на семисот. Короткая очередь по пулеметному расчету – мишень сразу ложится, значит, я попал, и огонь по ростовой фигуре. Три выстрела, еще два, мишень легла. И тут же появляется еще силуэт, всего в ста метрах от меня, но не на открытом пространстве, а за снежным валом. Длинную очередь по третьей мишени, чтобы наверняка пробить снежный занос. Есть попадание! Мишень ложится на землю. Еще две мишени – последние. Пулеметный расчет на семистах метрах и мишень на четырехстах. Две очереди по ближней, две по дальней. «Пулеметчиков» я поразил, а вот последнюю… Она легла одновременно с моей второй очередью. Что это: попадание или просто закончилось отведенное для стрельбы время? Непораженная мишень поднимется снова через тридцать секунд. Ждать или понадеяться на предыдущую попытку? Эх! Знать бы, что сейчас делает Валька: ждет на огневом рубеже или вовсю несется к финишу? Оставить непораженную мишень – стопроцентный проигрыш. Но и опоздание к финальному спаррингу более чем на тридцать секунд тоже является проигрышем. А Валька меня опережает, значит, ждать нельзя.

Я вскакиваю на ноги и с огневого рубежа ныряю в проложенный под стрельбищем подземный лабиринт. В отличие от «паутины» в нем нет сигнальных мин-ловушек, но пройти его не менее сложно, так как лабиринт изобилует тупиками и поворотами, а передвигаться в нем приходится в полной темноте, да еще низко нагнувшись, так как высота подземных ходов не превышает одного метра. Я бегу по прямой, пока вытянутой вперед рукой не упираюсь в стену. Здесь туннель расходится в двух направлениях. Я выбираю правое и через тридцать метров вновь натыкаюсь на стену. Возвращаться?! Но что-то заставляет меня осмотреться, точнее, ощупать окружающие стены. Так и есть! В тупике имеется выход, но… ведет он назад. Все же решаюсь свернуть в него. Вскоре этот проход выводит меня в поперечный туннель. В этот раз выбираю левое направление. Еще один левый поворот. И что там впереди: неужели выход, или мне только кажется, что окружающая темнота чуть побледнела?! Есть! Я вырываюсь из подземелья на свежий воздух и сразу же бросаю взволнованный взгляд назад. Ура! На стрельбище ни одной стоящей мишени, значит, я поразил все пять. Вот это облегчение. Теперь ходу. Забор… Еще забор… «Минное поле» с натянутой над ним колючкой. Нырок под колючку и по-пластунски по минному полю, обползая участки взрыхленного снега. Разрытый снег – верный признак установки мин. Не противопехотных, а сигнальных, однако, если сработает сигналка, наблюдатели, генерал Углов и полковник Бондарев, тут же засчитают мне поражение. Я переполз «минное поле», не задев ни одной мины, и первым пересек финишную черту. Чертой служила граница расчищенной от снега заасфальтированной площадки, на которой, по замыслу нашего начальника, между мной и Валентином и должен был произойти финальный поединок на боевых ножах.

Пока Валька полз по своему «минному полю», я положил на асфальт автомат и снял с пояса полученный перед прохождением полосы препятствий резиновый муляж десантного ножа. По сравнению с моим соперником я оказался куда в более выгодном положении, так как успел отдышаться и размять мышцы, подготовившись к предстоящему бою. А вот Вальке последний этап дался с большим трудом. Я даже на расстоянии слышал, как он пыхтит, пробираясь под колючкой. Но вот он наконец выбрался с «минного поля» и, встав на ноги, тяжело зашагал ко мне. На площадку он вышел секунд на двадцать позже меня. Я не стал атаковать его сразу, дав возможность снять автомат. Явно оттягивая начало спарринга, Валька несколько раз глубоко вздохнул и, не прикасаясь к своему ножу, направился ко мне. Вот это он зря. По условиям спарринга я имел полное право его атаковать. И любой другой на моем месте уже давно воспользовался бы моментом, чтобы заколоть своего безоружного соперника. В боевой обстановке благородство никто не изображает, потому что, кроме как несусветной глупостью, такое поведение ничем не назовешь. Это только в кино благородный соперник ждет, пока его заклятый враг поднимет с земли выбитый в схватке меч или достанет из ножен кинжал. Простота Вальки вызвала у меня раздражение.

– Ты будешь…

«…драться или нет?» – хотел закончить я свою фразу, но не успел это сделать. За два шага до меня Валька вдруг нырнул под мою левую руку и, мгновенно выдернув из-за пояса нож, ткнул его острием меня под ребра. Я опешил от неожиданности, а на лице Вальки расплылась довольная улыбка. А его сиплое дыхание вдруг стало ровным, словно он и не пыхтел, как паровоз, пробираясь под рядами колючки. И тогда я понял – все это был рассчитанный на меня спектакль, которым Валька меня элементарно купил, заставил поверить в свою усталость и подловил, как сосунка-первогодка.

– Федотов, Овчинников, закончить упражнение! – раздался над полигоном усиленный мегафоном голос полковника Бондарева.

Ну конечно, наблюдатели на смотровой вышке не пропустили «предательский» Валькин удар. Для чего надо было рвать жилы на полосе препятствий, отвоевывая у Вальки двадцатисекундное преимущество, чтобы затем пропустить его единственный выпад, решивший исход всего поединка.

Спустя несколько минут, стоя в строю перед Угловым и Бондаревым, я слушал приказ начальника оперативного отдела о назначении Вальки командиром оперативно-поисковой группы и обращенные к нему поздравления командира «Вымпела». Во время короткого выступления генерала я встретился взглядом с полковником Бондаревым. У него оказался очень поучительный взгляд.

3. Приказ президента

Штаб-квартира ЦРУ, Лэнгли, штат Вирджиния, 5 марта, 10.00

Рассаживаясь за длинным овальным столом для совещаний, начальники отделов оперативного директората ЦРУ избегали смотреть на своего шефа. Экстренный вызов и мрачное настроение, написанное на лице заместителя директора ЦРУ,[4 - Руководитель оперативного директората одновременно является заместителем директора ЦРУ по операциям.] не предвещали ничего хорошего. Среди явившихся по вызову резко выделялся широкоплечий поджарый мужчина в форме полковника американской армии, с иссушенной солнцем кожей и коротко постриженными выгоревшими волосами. Он стремительно вошел в кабинет, также быстро занял свое обычное место за столом и, положив перед собой крепкие мускулистые руки, в упор уставился на начальника директората.

Полковник Эдвард Греймс возглавлял в ЦРУ отдел тайных операций, входящий в структуру оперативного директората. Греймс пришел в ЦРУ из армейского спецназа. Более двадцати лет он участвовал, осуществлял, командовал, организовывал и руководил спецоперациями американского спецназа по всему миру. Возглавляемые Греймсом команды и отряды «зеленых беретов» истребляли партизан в южноафриканских джунглях Мозамбика и Анголы, обучали и командовали проамериканскими повстанцами в Никарагуа, поставляли оружие и боеприпасы афганским моджахедам, вели разведку военных объектов на территории Китая и Северной Кореи, корректировали ракетно-бомбовые удары американской авиации в Ираке и Югославии. С переходом в ЦРУ Греймс перешел от непосредственного командования разведывательно-диверсионными подразделениями к разработке и руководству спецопераций американской разведки. Из тропических лесов Латинской Америки, скалистых афганских гор, песчаных иракских пустынь и простреливаемых снайперами улиц разбомбленных балканских городов его война переместилась на оперативные карты, выведенные на экран персонального компьютера или расстеленные на столе служебного кабинета. Но, несмотря на это, на самом видном месте в кабинете Греймса, как отличительный знак спецназовца, висел его зеленый берет, впитавший запахи чужой крови, пороховой гари и соленого пота своего хозяина. На службе Греймс появлялся только в форме и никогда не расставался с 9мм пистолетом «стелс» «Си-1000», последней разработкой оружейной фирмы «Хэритидж Армз», который носил на правом бедре в открытой оперативной кобуре. И хотя в комплексе зданий штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли начальнику отдела тайных операций ничего не угрожало, Греймс не стал изменять своей привычке постоянно носить при себе оружие. Эта привычка за годы службы в спецназе стала для него образом существования. Резкий и грубый с подчиненными, независимый и принципиальный с руководством, Греймс не пользовался симпатией у сослуживцев, но все без исключения отмечали его высочайший профессионализм, помноженный на многолетний боевой опыт. Своим поведением и остротой суждений полковник-спецназовец внушал страх коллегам в ЦРУ, и даже непосредственный начальник Греймса – руководитель оперативного директората Роберт Мак-Инч зачастую терялся под его пристальным колючим взглядом.

Когда все вызванные руководителем оперативного директората начальники отделов расположились за столом для совещаний (сесть рядом с полковником Греймсом, как обычно, никто не решился, и соседние с ним стулья вновь остались свободными), Мак-Инч обвел собравшихся тяжелым взглядом и сказал:

– Вчера президент встречался с нашим директором. Он крайне обеспокоен развитием политической ситуации вокруг Ирака. При нынешней нерешительности ООН и массовых выступлениях пацифистов как внутри страны, так и за рубежом, президенту чрезвычайно сложно отдать приказ о начале военной операции в Ираке. Последние опросы общественного мнения показали, что число американцев, поддерживающих применение силы против Багдада, постоянно снижается.

– Этого следовало ожидать! – перебил шефа полковник Греймс. – Как только возникла необходимость в свержении Хусейна, правительству надо было сразу отдать приказ о применении силы, а не устраивать это шоу с международными инспекторами!

– Вряд ли подобное решение президента нашло бы одобрение в конгрессе, мистер Греймс! – повысил голос зам. директора ЦРУ. – На встрече с директором президент ясно дал понять, что ситуацию можно будет переломить лишь в том случае, если представить Совету Безопасности ООН и всему мировому сообществу новые доказательства агрессивности Багдада. Неопровержимые доказательства! – Руководитель оперативного директората сделал паузу и вновь обвел пристальным взглядом всех присутствующих. – И добыть эти доказательства должны мы! Вот та задача, которую поставил перед ЦРУ президент на встрече с нашим директором. Надеюсь, мне нет необходимости объяснять вам, что от решения этой задачи напрямую зависит безопасность Америки и… ее экономическое процветание, – закончил Мак-Инч, решив, что в разговоре с коллегами можно обойтись без популистских лозунгов о защите мира. Тем более что всем присутствующим было отлично известно, что истинной целью запланированной военной кампании является установление контроля над богатейшими месторождениями самой дешевой в мире иракской нефти.