Провидение зла

– Месяца три уж как, – пробормотал, выпрямляясь, Син. – Или даже больше. Ну, точно. Как раз в нужное число и встретились. Поэтому я и зарекся приходить сюда на исходе зимы. Никогда без свары не обходилось, но вот так, с кровью – впервые. Кстати, тут и орденские, и дикие… Интересно, кто взял вверх? Или появился кто-то новый?

– Смотри, – впервые за время путешествия подал голос Йор.

Син подошел к дакиту, пригляделся к остаткам кострища. На нем лежали четыре обугленных трупа. Судя по виткам стеблей каменного кустарника, которыми были стянуты руки и ноги обгорелых мертвецов, их сжигали живыми, выложив телами квадрат. Животы у несчастных были вспороты, внутренности вынуты и вытянуты в центр кострища, где пробиты обгоревшим копьем.

– Не новый, а старый, – помрачнел угодник. – Квадрат с плоским крестом. Не мы одни ждали срока. А я уж было подумал, что из провала кто-то выбрался. Ну, если такое дело пошло, то выберется. Ну что же, начинается. Ты запоминай, запоминай, – повернулся он к онемевшему от ужаса Алиусу. – Если на наших путях столкнешься с кем-то, кто хочет убить тебя, сражайся, пока жив. Иначе участь твоя будет незавидной.

– А разве теперь его участь вызывает зависть? – удивился Йор.

– И в самой поганой жизни случаются черные денечки, – заметил угодник. – Да и с чего ему пока жаловаться?

– Что тут было два месяца назад? – простучал непослушными зубами Алиус. – Из-за чего эта резня? На каких мы путях? Кто он, этот «старый»? И как мне сражаться? У меня даже меча нет! Да и не умею я с ним управляться!

– Научишься, – бросил беспокойный взгляд на солнце Син. – Но времени у нас мало. И уж тем более на разговоры. Поспешим. Нам туда. К той башне.

Алиус проследил за жестом угодника и не только разглядел среди странно оплывших, словно растаявших, руин все еще крепкую и даже почти не опаленную древним огнем башню, но и в мгновение понял – весь тот ужас, которым он пропитывался в последние дни, имеет своим источником именно ее, а еще вернее, ее корни, которые она уж точно пустила в окрестные скалы, иначе как сумела устоять за долгие годы?

Между тем Син отдалился. Алиус поймал недоуменный взгляд Йора и поспешил за угодником. Едва приметная тропа вилась между развалинами, на которых кое-где расстелился лишайник, и каждый шаг по ней приближал путников не только к башне, но и к провалу в скалах, который Алиус издали принял за пустырь. Сначала лаэт увидел его дальний край, до которого было не меньше четверти лиги. Затем разглядел словно срезанные огромным ножом пласты гранита почти под ногами. И вот, наконец, заглянул в бездну.

Там плыли облака. Они клубились, как в небе. Алиус даже хотел поднять глаза и убедиться, что и в самом деле они плывут над провалом и лишь потом отражаются в огромном зеркале на его дне, но не смог. Он забыл, что еще секунду назад все небо от гор Митуту до скрывающихся за горизонтом гор Балтуту, все небо над Сухотой, над бывшей долиной Иккибу сияло бездонной, без единого облачка синевой. В секунду он забыл обо всем. Об отце – знатном воине из далекого Бабалона, которого и так почти не помнил, о больной матери, что угасала, как прикрученный фитиль в масляной лампе, о лачужке в окрестностях Тимора, отошедшей к соседу матери за ее долги, о собственном скитании, об отчаянии, о надежде, о Сине, о Йоре, обо всем. В провале плыли настоящие облака. И сквозь них пробивался точно такой же свет, который бывает, когда облака на небе закрывают солнце, но его лучи режут облачную плоть и подсказывают: я здесь, в небе, даже невидимое, я согреваю и сохраняю вас, дети мои. Не бойтесь, что бы ни случилось, каждое утро я поднимаюсь в небо, а каждый вечер ухожу, чтобы вернуться. И даже зимой я тоже с вами, и холод, который приходит ото льда и снега, подобен теплу от моих лучей, потому что столь же сладок и безмятежен. И если ты не веришь, то взмахни руками и поднимись в небо. Поднимись и прислушайся…

…Удар пришелся на спину. Затылок не пострадал, но лопатками приложило изрядно, верно, мешок сплющился на спине от удара, затем поясницей и уже на излете ягодицами. В то же мгновение веревка безжалостно сдавила живот, и недавно съеденная лепешка отправилась в ту сторону, куда не удалось улететь Алиусу. Ученик угодника болтался на прочной дакитской привязке над бездной. С трудом оторвав взгляд от мутного месива на дне пропасти, лаэт посмотрел вверх.

– Ничего не переломал себе? – окликнул летуна Син. – Вот и славно. Нужно было дать упасть, иначе ты бы сиганул вниз в следующий раз, когда меня или Йора рядом не будет. Там таких, как ты, без счета. Маги из орденов, что послабее, сплошь амулетами обвешиваются, чтобы только через край заглянуть. Хотя ты меня повеселил. Махал руками, как едва оперившийся птенец на краю гнезда. Так рано еще тебе летать, надо бы червячков поклевать для начала. Ну, давай, что ли, выбирайся. Тяни, Йор!

Алиус с трудом перевалился через край провала, сорвал с пояса фляжку, жадно напился. Йор распустил узел у него на животе, начал сматывать веревку.

– Это и есть Врата Бездны? – спросил угодника лаэт. – Я слышал… Зачем они приманивают в себя?

– Он слышал, – недовольно буркнул Син. – Врата Бездны! Зачем приманивают! Не слишком ли много почета мерзкому колдовству? Грязная дыра в камне! Тоже мне врата…

– И все-таки, – не унимался Алиус, торопясь за угодником по узкой тропе. Неожиданное облегчение накатило на него, развязало язык.

– Промысел зла, конечно же, не промысел божий, – пробормотал Син. – И, наверное, не столь же непостижим. Но постижение его отвратительно. И если его выгребная яма кажется бездонной, она все равно всего лишь выгребная яма. Весь вопрос в количестве дерьма, которое можно в нее поместить. Или которое способно выплеснуться из нее. И пока на этом все!

«На этом все», – разочарованно пробормотал про себя Алиус, хотел сказать еще что-то, но в горле у него пересохло, и от кривых линий странной каменной кладки закружилась голова.

Путники остановились у основания башни. Вблизи она оказалась не только огромной, но и ужасающе совершенной. Неведомый мастер словно закручивал огромными искусно обработанными гранитными блоками чудовищную спираль, да так, что казалось – отойди на сотню шагов, и увидишь огромную змею. Головы у нее, к счастью, не было, потому как оголовок башни был разрушен до верхнего ряда бойниц, зато имелся выложенный отшлифованными камнями хвост. Он был одновременно и порогом перед темным проемом входа, и частью фундамента, который покрывали магические рисунки. Кто-то, добравшись до древних камней, не пожалел ни красок, ни, кажется, крови. С десяток трупов лежало и здесь.

– А теперь прибавим шагу! – словно очнулся Син.

Алиус проследил за встревоженным взглядом угодника и похолодел. На площади, где темнело жуткое кострище, мелькали черные тени. Длинные торчащие уши, острые морды, тонкие ноги, массивные тела – сомнений быть не могло, полакомиться мертвечиной прибыли калбы – вирские псы. Выходит, не зря матушка Алиуса пугала этими тварями непослушного сынишку? Йор потянул из ножен меч.

– Наверх! – процедил сквозь зубы Син.

Алиус тут же застучал подошвами сапог по сбитым ступеням. Трупы были и здесь. Или не трупы, а их перемолотый в месиво тлен, размазанный по стенам, ступеням, потолку. Пустой желудок сжался в тщетном приступе тошноты.

– Тише, неуклюжий лаэт, тише! – шипел в раздражении Син.

– На этот раз пока обошлось, – прошелестел снизу Йор.

…А дакит оказался разговорчивым парнем, – мелькнула мысль в голове Алиуса, который, задыхаясь, следовал за угодником. Страх понемногу проходил, сменяясь досадой и как будто злостью. А ведь у него и в самом деле не было не только меча или ножа, но даже и посоха. Следовало хоть какую-нибудь палку подобрать в горах. Если бы еще попалась в пути хоть одна палка. Даже на четверть костра хвороста ни разу не удалось собрать. Выходит, что каламы назвали горы Митуту мертвыми горами не зря? Хотя лишайника на них было предостаточно. Но и на могильных камнях его полно. Так молодые эти горы или мертвые? Или и молодые, и мертвые? Матушка, как ты там под грудой камней?

– Я так и знал, – устало пробормотал Син.

Алиус вытер со лба пот. Троица остановилась на верхней площадке. В синее небо поднимались закопченные огрызки межоконных простенков. Между ними словно вырастала из массивной, засыпанной осколками камня плиты серая чаша. В ее отшлифованном чреве чернели шесть свежих пятен, словно шесть горячих клубней выкатили из костра и бросили на огромное блюдо. Однако камень не только почернел под каждым, но и оплавился. Воздух, казалось, закручивался над чашей горячим варевом. Никаких амулетов не нужно, вот она, сила, чистый мум, черпай его хоть горстями, хоть ложкой и сплетай любые заклинания. А хочешь, запасай впрок, если умения хватит.

– Что это? – спросил Алиус. Словно комок из горла вытолкнул.

– Камни Митуту, – пробормотал, ощупывая черные следы, Син.

– Камни Митуту? – в который раз задрожав от ужаса, пролепетал Алиус. – Но как же? Они ведь пропали тысячу лет назад! К тому же их возвращение предвещали сотни раз! Но они ни разу не вернулись! Никто уже не верит пророчествам! Да и…

– Да и? – переспросил Син.

– Их ведь было семь? – наморщил лоб Алиус.

– Смотри-ка! – кивнул ухмыльнувшемуся Йору угодник. – Малыш изучал не только историю собственного рода. Который сейчас год, Алиус из рода Алитеров?

– Одна тысяча четыреста восемьдесят третий со дня самосожжения всеблагого Энки, – заученно прошептал лаэт.

– Так вот, дорогой, – тоже шепотом ответил Син. – Семь камней было одна тысяча четыреста восемьдесят три года назад. И тогда еще никто не называл их камнями Митуту. А тысячу лет назад, как ты верно подметил, их стало шесть. Шесть из семи проявились. Именно тогда они получили нынешнее имя, и именно тогда пылала эта башня, и рушился этот город, и именно тогда благословенная долина Иккибу стала мертвой Сухотой.

– Значит… – пробормотал Алиус.

– Значит, они вернулись, – ответил Син и раздраженно ударил кулаками по краю чаши. – Вернулись по-настоящему. И вернулись все шесть, хотя нам хватило бы и одного, чтобы захлебнуться кровью. Хозяин камней или его наследник дожидался их здесь. Сильный наследник. Нападавших на лестнице он, во всяком случае, размазал знатно. Но почему же я не чувствую камней? Два месяца прошло! Я должен их чувствовать!

– Может быть, их опять нет? – проговорил Йор.

– Нет? – не понял Син.

– Как не было тысячу лет.

Дакит подошел к одному из простенков, на котором копоть лежала особенно густо, и не пожалел рукава, чтобы смахнуть ее. Взгляду открылась надпись.

– Так, – оживился угодник. – Ты смотри… Кое-что проясняется… Скрытое заклинание. Потайная обвязка тройная, надежная. То-то я… Копоть свежая. Что зоркий взгляд дакита и отметил… Ну-ка… – палец заскользил по выцарапанным на черной стене рунам… – Эх, давно я не разбирал вирские буквицы… Тем более старое письмо. Да еще на древнелаэтском… Ну ладно. Так. Это знак королевской крови. Это знак рода. Это перечень… Перечень домов?

Алиус подошел ближе.

– Шесть королевств, – шептал Син. – Так… Кажется, это Тимор… Ардуус… Лапис… Фидента… Утис… Хонор… И число шесть в конце… Все правильно… Но почему? Шесть из девяти королевств Ардуусского договора. Все атерские… Раппу – лаэтское, отбрасываем. Бабу и Обстинар – атерские только по королевским домам. Поэтому? Зачем? Из-за близости Светлой Пустоши и черного месива в ее центре? Или чтобы порвать Анкиду на части? Или чтобы атеры, лаэты и руфы из-за гор вновь пришли на то же поле, что и почти полторы тысячи лет назад? И кто поднимется за их спинами? Кто их погонит? Но где же, раздери меня, камни? Почему я их не чувствую? Я должен!

– Неправильно, – робко подал голос Алиус и протянул дрожащий палец к рунам. – Ты неправильно прочел. Посмотри. Руна «шесть» есть в начале текста, перед перечнем королевских домов. А руна в конце его – не шесть. Похожа, но не шесть. Шестнадцать. И вот эти два крючка за ней обозначают, когда они вместе, срок, направленный вперед. В будущее. То есть через шестнадцать лет.

– Точно так, – заметил Йор.

– Смотри-ка, – удивился Син. – Выходит, что и ты можешь кое-чему меня научить? Йор! Что это значит?

– Только то, что ты и не должен чувствовать камни, – пожал плечами Йор. – Они еще летят к своим целям. Тот, кто залил здесь все кровью, отправил их дальше.