Рыцари былого и грядущего. III том

– В 91-м, когда судьба Акры уже висела на волоске, командор послал меня с последней галерой на Кипр. Они все погибли, и я должен был погибнуть вместе с ними, но я жив. Хотя, не уверен. Мне кажется, моя душа умерла ещё тогда, под камнями Акры. Видел ли ты когда-нибудь как сражаются мёртвые рыцари? Скоро увидишь.

Глаза Филиппа де Шапрея вдруг стали жалобно-больными, как у побитого пса. Анри подумал, что Филипп безумен, но юноша преклонялся перед безумием этого старика, душа которого умерла вместе с боевыми товарищами уже так давно. Почему он вдруг решил распахнуть перед мальчишкой свою мёртвую душу? Наверное, потому что рядом больше никого не было. Или он вообще разговаривал не с Анри. Может быть – с ангелом смерти. Для мёртвого рыцаря не имело значения то, что у ангела оказалось лицо случайного мальчишки.

– Мы вернём Святую Землю, брат Филипп, – тихо прошептал Анри.

– О нет, мы ничего не вернём. Мы не имеем права владеть Святой Землёй… Мы снюхались с безбожным Газаном. Мы больше не надеемся на Бога, и Бог больше не надеется на нас. Как заслужить хорошую смерть? Ты не знаешь? Я устал быть мёртвым. Я хочу к магистру де Боже, потому что он жив, и рядом с ним – жизнь.

***

Маршал Ордена Храма Бартоломе де Кинси, осматривая руины Тортозы, обратил внимание на то, что видит вокруг себя только белые плащи своих тамплиеров. Где же остальные рыцари? Покинув руины, маршал увидел, что киприоты и госпитальеры не решились войти в Тортозу. Он обратился к Амори Тирскому, брату короля Кипра:

– Ваше высочество, в руинах крепости можно устроиться куда удобнее, чем на голой земле, некоторые помещения хорошо сохранились.

– Тортоза принадлежит Ордену Храма. Мы не можем без приглашения хозяев вступить в её пределы.

Маршал благодарно посмотрел на Амори и, поклонившись, сказал:

– Тамплиеры приглашают всех благородных рыцарей воспользоваться гостеприимством Тортозы.

***

Начались кровавые набеги крестоносцев на окрестные селения. Налетая на мирных мусульман, они убивали всех, кто поднимал оружие, остальных брали в плен, с тем, чтобы потом продать на невольничьих рынках Кипра, а селения сжигали. Анри работал так же, как и все – безжалостно и хладнокровно. Это была именно работа – очень утомительная, совершенно неопасная и чрезвычайно грязная. Его сердце не сильно содрогалось от мысли о том, что их разбойничьи набеги мало напоминают священную войну, и пока они принесли на Святую Землю только горе и слёзы, даже не вспоминая о высоких целях похода. После разговора с де Шапреем в душе Анри что-то оборвалось, он обострённо чувствовал, что их экспедиция уже провалилась. Не тот был дух у воинства Христова, не тот, чтобы побеждать, а значит уже ничто не имеет значения. Вопросы, однако, накапливались, и он решил задать их маршалу Храма Бартоломе де Кинси:

– Мессир, мне не вполне понятно, зачем нужны эти разбойничьи набеги? Ведь на нас никто не нападает, и мы могли бы спокойно дождаться Газана.

– Деньги, юноша. За невольников на рынках Кипра мы получаем очень хорошие деньги. Крестовый поход должен сам себя финансировать.

– Не припомню, чтобы я вступал в гильдию работорговцев. Но раз уж нам не известны другие способы зарабатывать деньги, значит, ничего не поделаешь. Только я вот ещё что не понимаю: если мы хотим владеть этой землёй, то неужели нам безразлично, что нас здесь все ненавидят? По белому плащу с красным крестом здесь ещё долго будут узнавать охотника за рабами.

Анри говорил очень устало, без гнева и возмущения, казалось, ему безразличны ответы на те вопросы, которые он почему-то вынужден задавать. Маршал почувствовал состояние юного рыцаря и счёл за благо не обижаться на его хамство:

– На восточной войне не бывает мирного населения. Когда мы начнём продвигаться вглубь Святой Земли, каждый ребёнок, каждая женщина постараются всадить нам в спину нож. Сегодня нам спокойнее иметь у себя за спиной выжженную землю. А какие последствия это будет иметь завтра… узнаем, если доживём. Скажи прямо, ты не хочешь участвовать на набегах?

– Нет, я не против. Чем я лучше других? Я только думаю, что все мы прокляты.

Маршал достал два больших серебряных кубка, нацедил в них вина из бурдюка, и, протянув один из кубков Анри, грустно сказал: «Давай выпьем».

***

Прошло несколько недель на материке. Появился Арман де Ливрон. Он бегло бросил Анри:

– Встречался с Кутлуг-ханом, начальником монгольского авангарда. Узнал от него, что Газан не придёт, во всяком случае, в этом году.

– И что теперь?

– Теперь решение примут предводители похода.

Арман резко зашагал к шатру, где собрались магистр госпитальеров, маршал тамплиеров и Амори Тирский. Через час все они вышли из шатра с удручёнными лицами. Арман, теперь уже вразвалочку, подошёл к Анри.

– Рыцари Амори и госпитальеры возвращаются на Кипр. Тамплиеры – на Руад. Мы будем ждать Газана ещё год.

Анри молча кивнул, на его лице не дрогнул ни один мускул. И наградил же его Господь такой чувствительной натурой. За месяц на Святой Земле он не повзрослел ни на один день, а состарился лет на двадцать. Арман о чём-то задумался, потом хотел что-то сказать своему юному другу, но в этот момент к ним подошёл Филипп де Шапрей.

– Я ухожу, брат Арман, – грустно улыбнувшись, сказал Филипп.

– Решил покинуть Орден? – равнодушно спросил де Ливрон.

– Ты прекрасно знаешь, Арман, что Орден покинуть невозможно.

– Значит, собрался к магистру де Боже…

– Так точно.

– Пойдёшь на Иерусалим?

– Нет, я не достоин. Пойду на Акру.

С каждой репликой этого странного разговора в душе Анри всё больше разгоралось ясное, светлое пламя. Он как-то весь ожил, словно его незримым крылом коснулся ангел Ордена. Вот они – великие души простых храмовников, вот он – подлинный крестовый поход. Ради того, чтобы это почувствовать, он и прибыл на Святую Землю.

Филипп обнял на прощание Армана, хотел уже идти, но, помолчав, решил добавить:

– Кольчугу и шлем я оставил, они мне больше не нужны. Беру только меч и кинжал. Думаю, что несколько сарацин отправлю в мир иной, пока они меня не прикончат. До встречи у де Боже.

– Передавай магистру привет.

– Обязательно. Он будет рад. Ты всегда был его любимчиком, Арман, – Филипп неожиданно рассмеялся, жизнерадостно и грубо. Трудно было поверить, что он умеет смеяться.

Филипп подошёл к Анри, молча обнял его и хорошо улыбнулся. Потом вскочил на коня и начал стремительно удаляться. Его белоснежный плащ красиво развевался на ветру.

– Я с ним! – радостно воскликнул Анри и побежал к коню.

– Стоять! – резко оборвал его де Ливрон.

– Я хочу погибнуть вместе с братом Филиппом в последнем бою!

– Ты ещё не заслужил такую смерть. Филипп выстрадал свой личный крестовый поход. А ты? Кто ты такой на сегодня, чтобы удостоиться равной с ним чести?

– А когда я стану лучше, чем сегодня? Охота за рабами сделает меня достойным хорошей смерти?

– Успокойся, сынок. Эти набеги – судороги отчаянья, припадки проигравших. Но Орден вечен. И крестовый поход – вечен. Мы с тобой ещё отправимся в свой поход и завершим его в Небесном Иерусалиме. Всё самое главное будет не здесь и не сейчас. Где и когда – не скажу, потому что сейчас ты не сможешь понять, но готовь свою душу к немыслимому, невероятному, невозможному. Всё ещё будет, Анри.

***

Вот уже год тамплиеры жили на Руаде. Укрепляли цитадель и по-прежнему совершали набеги на материк. Анри втянулся к эту жизнь, по-видимому, совершенно бессмысленную. Несколько раз они столкнулись под Тортозой с довольно крупными мамелюкскими разъездами, схватки были жаркими, тамплиеры вышли победителями. Анри сражался отчаянно, как и подобает настоящему тамплиеру, но на рожён не лез, сохраняя хладнокровие. Все приказы выполнял неукоснительно. Он чувствовал, что и маршал, и братья теперь относятся к нему, как к полноценному боевому товарищу. Это, конечно, его радовало, но он понимал, что это не главное, а что главное – по-прежнему оставалось неизвестно.

После того судьбоносного разговора с де Ливроном, после того, как брат Филипп ушёл в свой личный крестовый поход, Анри твёрдо знал, что ему ещё предстоит раскрыть высший смысл своей судьбы. Их поход провалился окончательно, теперь это уже все понимали – и через год Газан так же не пришёл, и Европа не прислала войско, видимо, вообще не желая думать о судьбе последнего форпоста крестоносцев на Святой Земле. Всеми забытые и преданные тамплиеры продолжали вгрызаться в полоску берега, теперь уже сами не понимая, зачем они это делают. Но Анри не сомневался – что-то такое произойдёт, после чего смысл происходящего начнёт проясняться. Он верил Богу и знал, что Господь не творит бессмыслицы. Он был уверен, что Бог подарит ему настоящий крестовый поход, надо только заслужить.

С Арманом они говорили редко. Анри чувствовал, что ему не стоит задавать лишние вопросы. Знакомый с детства дядя Арман стал загадочным и таинственным. Он имел звание командора, но рыцарями не командовал и было непонятно, кем он вообще руководит. Время он времени он неожиданно исчезал, а потом столь же неожиданно появлялся, кажется, встречался с кем-то, но с кем и зачем – спрашивать было бесполезно, а иногда он сам об этом рассказывал, словно не имел никаких секретов. Арман явно знал об их положении больше всех, возможно – больше, чем маршал. Иногда казалось, что ему хорошо известно не только настоящее, но и будущее.