Стройбат

Дневального он нашел в каптерке. Егорка дописывал хлоркой свою фамилию на подкладке нового бушлата. Под свежей фамилией «Рзаев» – фамилия прежнего владельца.

– Чем занят?! – заорал на него Мороз. – Где твое место?

Егорка вскочил, сунул бушлат в хлам, наваленный в углу каптерки.

– Эти не разъехались, а уже застариковал, – проворчал Мороз. – И побрейся хоть. От людей стыдно. – Он кивнул на старого Бабая, привалившегося лохматой папахой к стене.

Старик открыл узкие глаза.

– Оглум, мусульманмысан?

– Бяли, мусульманым, – ответил Егорка совсем иным, почтительным, голосом.

– Понимает, – удивился Мороз. – Так у вас что ж, нации одинакие?.. Или как?

– Понимаю просто, и все!

– Тогда таким порядком. – Мороз снял фуражку, провел по волосам пятерней. – Рзаев, слушай сюда. В углу у Карамычева коечку застлать товарищу чистым, полотенец… Пусть отдыхает. Расход ему вечером принесешь – покушает.

Мороз протянул старику руку. Старик засуетился с костылями, хотел встать.

– Сиди, сиди, – остановил его старшина. – Может, обойдется… Как суд решит…

– Булды, – кивнул старик и приставил костыли к стене.

Старик расположился на Богдановой койке. Сейчас он рылся в своем вещмешке.

– Не мешаю? – буркнул Костя.

Старик не понял вопроса, достал мешка большой белый платок, расстелил его на полу. Костя подобрал ноги. Старик снял халат, под халатом был пиджак с медалями.

Встав коленями на платок, старик стоймя поставил на тумбочку папаху, сложил перед собой на груди руки, за крыл глаза и сказал, как в кино:

– Аллаху а…

И начал тихо стонать по-своему – молился.

В промежутках между бормотаниями он проводил руками по лицу и груди. Медали на пиджаке позвякивали, когда он нагибался.

– Аллаху акбар, – сказал старик и со скрипом стал подниматься.

Потом стащил на пол матрац и лег на него, укрывши голову платком. И тут же захрапел.

Костя принес каптерки свою шинель и набросил на старика.

Заложив руки за спину, Мороз медленно брел по бетонке, Костя плелся за ним.

– Чего ты все ноешь?! – обернулся к нему старшина, хотя Костя молчал. – Русский язык не понимаешь! Сказано: ступай в роту.

– Билеты у нас… Мне домой…

– Домой!.. – прошипел Мороз. – Ты ж на поверке торчал, дурень!.. Сводку в штаб дивии послали, кто участвовал… пофамильно… Губарь-то помер!

– Не я же! – простонал Костя.

– А кто? Дед пихто?

Мороз остановился у входа в казарму, поднял с земли вырванную дверь. Костя дернулся помочь.

– Не лезь! – Мороз прислонил дверь к стене казармы. – Все равно не поедешь! Пока то-се… Кто губаря, кто закоперщик… Ицкович-то поумней тебя, не светился. Так что билет свой Бурмистрову отдай, он пошлет кого, хоть деньги получишь.

– А Ицкович?

– А Ицкович пусть едет.

– Фишель?! – ахнул Костя. – Так ведь это же он… – Что он? – Мороз обернулся. – Он… губаря…

«Характеристика на военного строителя Карамычева К.М., год прыва – 1968 (июнь), русский, б/п, 1949 года рождения.

За время службы в N-ском ВСО военный строитель рядовой Карамычев К. М. проявил себя как инициативный, исполнительный, выполняющий все уставные требования воин.

За отличный труд, высокую воинскую и проводственную дисциплину рядовому Карамычеву К. М. было присвоено звание «Ударник коммунистического труда». Был назначен командиром отделения.

Карамычев принимал активное участие в общественной жни роты, являлся редактором «боевого листка» и членом совета N-ского ВСО.

Военный строитель рядовой Карамычев К. М. пользовался авторитетом среди товарищей, морально устойчив, политически грамотен.

Характеристика дана для представления в Московский университет.

Командир подразделения:

Дощинин 1 апреля 1970 года.

«Согласен». ВРИО командира ВСО:

Лысодор 2 апреля 1970 года».