Второй после президента

– Я возмещу убытки, – присаживаясь на краешек дивана, пробормотал Хайфон с таким страдальческим выражением лица, словно опасался ощутить под собой жар раскаленной сковородки.

– Кому?

– Тебе, отец… Э-э, семье.

– Родина понесла убытки, родина! – завопил Председатель, ноздри которого раздулись, как у дракона, приготовившегося выпустить порцию дыма. – Своими необдуманными действиями ты бросил тень на весь китайский народ, мальчишка!

Сорокалетний «мальчишка» поджал ноги, шмыгнул носом и потупился. Ему хотелось провалиться сквозь землю, но это было только начало его мучений. Брезгливо взяв с журнального столика досье на сына, Председатель несколько раз взмахнул им в воздухе и внезапно швырнул через всю комнату, так, что после удара о стенку рассыпались страницы. При своей фотографической памяти Дзинтяо вполне мог обходиться без подсказок, а наигранная ярость понадобилась ему для того, чтобы произвести неизгладимое впечатление на сына.

Он знал, как обращаться с людьми. Своего владыку они должны любить и бояться. Одного обожания мало – оно подобно солнцу, растапливающему волю и мозги. Страх без любви сковывает людей, словно зимняя стужа. То и другое вместе дают наилучший результат.

– Неужели тебе мало тех денег, которые ты уже имеешь? – вскричал Дзинтяо, вставая. – Неужели ты не понимаешь, что все твои миллионы подобны степной пыли на ветру? Ты похож на ребенка, гоняющегося за бабочками вместо того, чтобы владеть миром.

– Миром, – машинально повторил Хайфон, поправляя очки, едва не свалившиеся с него во время отцовской тирады.

– Да, сын мой, тысячу раз да! Только власть над людьми дает настоящее наслаждение. Конечно, богатый человек тоже повелевает другими, однако возможности его ограничены, а положение шатко. Скажи, что стало бы с тобой, если бы не я, твой отец?

– Благодарю, благодарю тебя за все, что ты для меня сделал…

– Ты не ответил на мой вопрос, – перебил Дзинтяо.

– Я… мне… моя…

– Ну что ты блеешь, как овца, отбившаяся от стада!

– Против меня открыли уголовное дело, – пожаловался Хайфон, лицо которого приняло чуть ли не плаксивое выражение. – Они угрожают, что все равно доберутся до меня.

– Вздор, – отмахнулся Дзинтяо. – Пока я у власти, ни один волосок не упадет с твоей головы. – Сделав паузу, он многозначительно добавил: – Без моего ведома.

После такого уточнения облегчение блудного сына оказалось не таким полным, как ему бы того хотелось. Отец немного походил по комнате, заложив руки за спину, посопел раздраженно и заговорил:

– Впрочем, ты можешь уехать в любую страну, если хочешь. Что тебе делать в Китае? Здесь тирания, тоталитарный режим, произвол властей. Ведь именно так ты считаешь, признайся?

– Нет! – ужаснулся Хайфон. – Нет, отец, нет!

– Как же «нет», когда «да»? Ты произнес эти слова во время телефонного разговора с американским партнером. Он, наверное, очень порадовался таким откровениям наследника Председателя… – Не прекращая расхаживать вокруг дивана с понурившимся Хайфоном, Дзинтяо досадливо щелкнул языком. – Но самое возмутительное, что ты посмел сравнить великий Китай с жалкой Северной Кореей. Какая болезнь омрачила твой ум?

– Ты знаешь, отец, что я долго не был дома, – заговорил Хайфон, глядя в пол и тщательно подбирая слова. – И вот, вернувшись, я обнаружил, что немного отвык от наших традиций. После жизни в Европе и Гонконге некоторые обычаи показались мне… показались… – Поискав замену слову «дикими», он кашлянул и произнес: – Странными.

– Какие же? – нахмурился Председатель, остановившись напротив сына и глядя на него сверху вниз.

– По пути из аэропорта, – приступил к рассказу Хайфон, – моя машина остановилась возле базара. На площади у входа собралась толпа. Я послал шофера узнать, в чем дело, и он выяснил, что там избивают мальчика, укравшего дешевый фонарик. Когда народ стал расходиться, я увидел мальчика, лежащего на мостовой в луже крови. Он был мертв. Прибыли полицейские, бросили труп в фургон и уехали, не задав зевакам ни одного вопроса. Они не стали проводить расследование, понимаешь, отец?

– Если тебе не нравятся наши порядки, – ехидно заметил Председатель, – поезжай в Намибию. Уж там-то ты не станешь жаловаться на бездеятельность полиции. – Довольный своей шуткой, он расхохотался, запрокинув голову; затем, внезапно помрачнев, сказал, скрестив руки на груди: – Ты, конечно, знаешь, что не так давно у нас были наказаны тысячи чиновников, обвиненные в воровстве, взяточничестве и коррупции. Многие из них приговорены к расстрелу. Преступление есть преступление, независимо от его размеров. Сегодня мальчик крадет фонарики, а завтра вступит в «Триаду» и станет работать на мафию. Мы не имеем права щадить преступников, иначе они станут плодиться, подобно паразитам. – Пристально глядя на сына, Председатель помолчал, определяя, ясно ли он выразился. – Ты можешь жалеть преступников в глубине души, но не имеешь права высказывать сочувствие вслух, как это было сделано вчера вечером, когда ты находился на вечеринке у английского дипломата.

Хайфон вздрогнул. Сколько он помнил себя, столько вздрагивал, потел, бледнел и заикался под уничтожающим отцовским взглядом. Это было унизительно. Это было мучительно. Хайфон даже не знал, кого сильнее ненавидел в такие минуты – грозного отца или самого себя.

Конечно, ему было известно, что за ним ведется круглосуточная слежка, но он не подозревал, насколько хорошо отец осведомлен о каждом его шаге. Вчерашняя коктейль-пати могла обернуться Хайфону крупными неприятностями. Помнится, зашел разговор о телевизионном сюжете, в котором китайцы передавали северокорейским пограничникам восьмерых корейцев-перебежчиков. Хайфон, стоявший возле оживленно беседующих дам, обронил, что если китайца, убежавшего в другую страну, ожидает каторга, то корейцев, несомненно, расстреляют. Этим он хотел сказать, что у него на родине царят не такие жестокие нравы, как в Северной Корее, но одна из англичанок сурово посмотрела на него и отчеканила:

«Если вы знаете об этом, то почему же вы отправляете несчастных в эту ужасную страну? Сшиваете их вместе проволокой за ребра, сбрасываете, орущих от боли, на землю и волочите эту кровавую вереницу на корейскую сторону… Не кажется ли вам, что это еще более бесчеловечно, чем просто расстреливать перебежчиков?»

К счастью, Хайфон не нашелся с ответом, а просто пожал плечами. Или шпионы успели проинформировать отца и об этом невинном жесте? Может быть, в данном случае молчание будет расценено как согласие?

Хайфон правильно угадал ход мыслей своего отца. Качнувшись с пятки на носок и обратно, тот сказал:

– Тебе следовало объяснить тем напыщенным англичанкам, что Китай не может позволить себе кормить непрошеных гостей. Нас и так слишком много. Зачем же нам еще корейцы?

Оставалось лишь с виноватым видом развести руками, что Хайфон и проделал. Уже довольно давно семье в Китае было запрещено рожать более одного ребенка в городе, и более двоих детей – в сельской местности. Конечно же, снизить с ходу рождаемость не удалось, и китайцы продолжали плодиться стремительно, словно личинки червей в протухающей на солнце конской туше. Незаконнорожденных с рождения зачисляли в изгои, лишая их паспортов и права на труд. За каждого лишнего ребенка семья должна была заплатить непомерный штраф, а то и лишиться крыши над головой. Не удивительно, что чужаков попросту вышвыривали из страны, нимало не заботясь об их дальнейшей судьбе. Здесь, в отцовских апартаментах, это представлялось Хайфону совершенно оправданным и естественным. В присутствии же иностранцев ему бывало неловко, как будто его родители собственноручно пытали и казнили преступников.

– Ты прав, отец, – прошептал Хайфон, – как всегда, прав.

– У меня нет права на ошибку, – просто произнес Председатель, опускаясь на диван рядом. – И у тебя тоже, сын. Я хочу, чтобы с этого дня ты начал новую жизнь. Ты повидал мир, научился многим полезным вещам, приобрел опыт и состояние. Пора подниматься выше.

– Выше? – Хайфону показалось, что он ослышался. – О чем ты говоришь?

– Когда я был маленьким, дед часто рассказывал мне о рыбе Кунь. Слыхал о такой?

– Нет.

– Тогда я тебе расскажу. Рыба Кунь живет в океане и так велика, что никто не знает, сколько она в длину. – Увлекшись, Председатель мечтательно заулыбался. – Один раз в тысячу лет она превращается в такую же огромную птицу по имени Пэн. Поднатужившись, взмывает она ввысь, и ее крылья застилают небосклон, словно грозовая туча. Раскачавшись на волнах, птица летит над океаном, а вода внизу бурлит на три тысячи ли в глубину, и волны вздымаются ввысь на девяносто тысяч ли. – Председатель хлопнул сына по плечу. – Готовься к полету, сын.

– К какому полету? – растерянно заморгал Хайфон. – Куда?

«А он дурак, – отметил про себя Председатель. – Что ж, буду учить его уму-разуму. Потому что, кроме него, некому поручить дело всей моей жизни… Дело всех правителей Китая, начиная с Мао».

– Скоро весь мир будет лежать у наших ног, – заговорил он, откидываясь на спинку дивана. – Пройдет несколько десятилетий, век, два века – это не имеет значения. Рано или поздно народы земли склонятся перед величием Поднебесной. Уже сейчас мы обогнали всех и уступаем только Америке. – Председатель запрокинул голову, сомкнул веки и сложил руки на животе, переплетя пальцы таким образом, чтобы было удобно вертеть и перебирать ими в такт неспешной речи. – Но звездно-полосатый тигр слабеет с каждым годом и уже не в силах давать отпор дракону, наступающему ему на хвост.

«Дракон – это Китай», – пронеслось в мозгу Хайфона, и, воодушевленный этой мыслью, он машинально расправил плечи и вскинул голову выше.

– Мы медленно, но уверенно поглощаем Тайвань, – продолжал размышлять вслух Председатель, – и недавний визит Обамы окончательно подтвердил, что Соединенные Штаты не намерены защищать остров. Это наша очередная победа. А сколько их еще будет, пока мягкотелого Брауна не сменит кто-нибудь вроде Буша и Маккейна! За это время мы должны успеть подчинить себе всю Азию, включая азиатскую часть России.

Заслышав про Россию, Хайфон сглотнул слюну, чтобы смочить пересохшее горло. Он с раннего детства знал о том, что российские просторы по праву принадлежат Китаю, и что однажды китайцы заселят их, раз и навсегда решив проблему перенаселения. Но нечего было и мечтать о том, чтобы добиться этой великой цели за два или за три года. Хайфон настороженно взглянул на отца. Тот ответил ему усмешкой.

– Да, да, ты не ослышался, сын мой, – услышал Хайфон. – Очень скоро половина территории России попадет под наше влияние. Навсегда. Потому что дракон никогда не отдает то, что успел проглотить.

Председатель приобнял сына и вкрадчиво загудел ему в ухо:

– Русские подписали себе смертный приговор. Называется он «Программа сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири Российской Федерации и северо-востока Китайской Народной Республики на 2009 – 2018 годы». – Судя по тому, как легко и без запинки было произнесено название документа, Хо Дзинтяо придавал ему огромное значение. – По условиям договора, Россия отдает нам в аренду практически все свои месторождения полезных ископаемых. – Он хихикнул, как будто его пощекотали, и добавил: – Кроме, пожалуй, якутских алмазов, до которых мы доберемся позже.

– Русские отдают нам свои месторождения газа и нефти? – не поверил своим ушам Хайфон.

– Отдали , – поправил его Председатель. – Уже отдали . Плюс к этому мы получили лес, воду, землю и многое другое. На десять лет. Смотри сюда. – Председатель поднял с пола географический атлас и раскрыл его на нужной странице. – Вся Россия к востоку от Красноярского края наша – Магадан, Сахалин, Камчатка, Чукотка… Считай их нашими колониями. Мы подчиним их экономически, политически и демографически.

– Как это?

– А очень просто. Экономика Сибири и Дальнего Востока станет частью нашей экономики. Политическую верхушку мы просто купим. А наши женщины нарожают столько детей, что те заполнят все русские школы. – Председатель хлопнул сына по плечу с такой силой, что тот непроизвольно поморщился. – Пусть потом попробуют выгнать нас. Даже если в Кремле появится такая власть, которая осмелится что-либо требовать от Китая, ничего, кроме возмущенных фраз и пустых угроз, от них не последует. Желание выгнать нас у них, может, и будет, да только сил не останется. За десять лет Россия будет выпотрошена, как утка. – Председатель снова хлопнул сына по плечу, но руку на этот раз не убрал, а стиснул пальцы, словно коршун, поймавший добычу. – Если же утка вздумает трепыхаться, то мы ее быстро усмирим. Согласно «Программе сотрудничества», Китай все эти годы будет строить дороги, связывающие наши страны. Так вот, сын, по этим дорогам наша армия будет переброшена в Россию почти мгновенно. После этого юридическое оформление принадлежности Восточной Сибири и Дальнего Востока Китаю станет чистой формальностью. Понимаешь?

– Понимаю, – пробормотал Хайфон, перед мысленным взором которого пронеслось видение арестантов, скрепленных стальной проволокой за выпирающие ребра. – Вернее, не понимаю, отец. Как могли русские пойти на столь необдуманный поступок?