Никогда не говори: не могу

Перебрав всех, кто знал Елисееву, оперуполномоченные ФСБ наметили к разработке полтора десятка фигурантов, на которых следовало обратить самое пристальное внимание. Завтра или послезавтра список сократится до пяти, максимум до семи фамилий. Еще через пару дней выявится тот самый человек, который прямо или косвенно вовлек Елисееву в террористическую организацию. Не по газетному же объявлению она вышла на преступников. А если и так, то все равно ее путь к ним будет отслежен.

Волопасов взглянул на начальника технического отдела, который высказался последним, и резко спросил:

– Где, по-вашему, было изготовлено взрывное устройство, находившееся на теле смертницы?

– Не на Кавказе, – последовал незамедлительный ответ.

– Чем подтверждена ваша уверенность?

– Во-первых, сама начинка, – сказал начальник техотдела. – Не гексоген и не самодельный пластит, а самая настоящая пластиковая взрывчатка «С-4» промышленного изготовления, что для чеченцев нехарактерно. Во-вторых, механизм. Существует четыре вида механизмов, приводящих в действие детонатор: обрывные, нажимные, разгрузочные и натяжные…

– Дальше! – звучание голоса Волопасова напоминало скрежет неисправного стартера.

– В клубе была применена бомба с нажимным механизмом. Все известные нам «черные вдовы» пользовались либо обрывными, либо натяжными устройствами. – Начальник техотдела помассировал затылок. – Могу предположить, Николай Артемьевич, что взрывчатку смастерил кто-то из профессиональных наемников, воевавших в югославском регионе.

– Тогда, возможно, албанцы? Мстят нам за поддержку сербских беженцев?

– Албанские боевики используют два основных вида взрывчатки – диперекись ацетона «домашнего» изготовления и обычный тринитротолуол, полученный, как правило, из старых мин и снарядов, оставшихся на полях сражений в районе Косова. Кроме того, в качестве детонатора албанцы используют простые лампочки, – продолжал докладчик. – Достаточно разбить стекло и обмазать проволоку каким-нибудь легковоспламеняющимся веществом. При включении лампочки проволока мгновенно нагревается, и бомба детонирует. В клубе «Приход» был применен иной тип детонатора.

Волопасов недовольно засопел:

– Вы сами упомянули югославский регион, а теперь морочите мне голову!

– Я говорил об иностранных наемниках, – возразил начальник техотдела. – О людях, прошедших профессиональную подготовку и имеющих в своем распоряжении такие мощные взрывчатые вещества, как «С-4». Это ведь, по сути, пластилин. Из него легко изготовить бомбу любой формы и спрятать ее под одеждой. Пластит достать гораздо сложнее, чем другие виды взрывчатки, поэтому у обычных террористов редко появляется возможность его использовать. Разумеется, это лишь мое субъективное мнение.

– На сегодняшний день мы имеем десятки различных субъективных мнений, – поморщился Волопасов. – И ни одного объективного суждения, вот что прискорбно. Может быть, нам следует устроить опрос людей на улицах? Может быть, они подскажут что-то дельное? У каждого из них, я уверен, тоже имеется собственное мнение по данному вопросу.

Руководитель УКРО обвел взглядом участников совещания, выискивая смельчака, готового принять вызов. Три часа назад он имел весьма неприятный разговор с начальником Департамента контрразведки, который, в свою очередь, побывал на ковре у Директора ФСБ. Можно было не сомневаться, что Директору тоже накрутили хвост в Кремле, так что цепная реакция продолжалась по нисходящей. Снежный ком эмоций катился вниз, грозя обрушиться на каждого, кто допустит оплошность. Руководители служб управления прекрасно осознавали это, поскольку устраивали подчиненным аналогичные выволочки. И теперь каждый из них тоскливо гадал, на кого именно обрушатся гром и молнии.

Обошлось. Выдержав томительную паузу, Волопасов махнул рукой:

– Свободны. Можете расходиться по рабочим местам.

Все облегченно перевели дух. Но уже после того, как полковники дружной гурьбой устремились к выходу, Волопасов попросил остаться одного из них, Роднина.

Ощущая на себе сочувственные взгляды коллег, начальник оперативного отдела повернулся кругом, замерев хотя не по стойке «смирно», но и не в непринужденной позе штатского.

* * *

Несмотря на профессиональную привычку выведывать тайны, мало кто в управлении догадывался о том, что Волопасова и Роднина связывают близкие отношения, начавшиеся еще во время учебы в Академии Комитета государственной безопасности СССР. После распределения судьба то сталкивала, то разлучала новоиспеченных офицеров, но ни время, ни расстояние не были властны над их дружбой. Она рухнула относительно недавно, когда на плечи Волопасова упали генеральские погоны, а Роднин так и остался при звездах полковника. Вызванный вскоре после этого в кабинет бывшего друга и названный им по старой памяти «Васей», Роднин нахмурился и сказал:

– Извини, старик, но давай без фамильярностей. Я с тобой в последний раз на «ты» – прими, пойми и не обижайся.

– Завидуешь, что ли? – проскрипел Волопасов.

– Дурак ты, Колька, – сказал полковник генералу. – Стану я завидовать твоим лампасам! Форсу много, а удовольствия мало. Всегда на виду, за все в ответе.

– Что же ты кочевряжишься, раз все понимаешь?

– Я не кочевряжусь, я дело говорю. Дружба – дружбой, а табачок врозь. Тебе – генеральский. Мне – попроще, тот, что по чину полагается. Вот так, и никаких гвоздей. Поверь, старик, так будет лучше.

– Кому? – выкрикнул Волопасов. – Тебе? Мне?

– Соблюдать субординацию в интересах нашего общего дела, – твердо ответил Роднин, и по выражению его лица было ясно, что он от своего не отступит.

– Какого дела?

– Ну, ты даешь, старик! Я должен напоминать вышестоящему начальству, чем мы тут занимаемся? – Роднин машинально взглянул на портрет Железного Феликса. – Есть такая работа – Отчизну защищать. Или забыл?

– Я-то помню, – возмущенно проскрежетал Волопасов. – И про Отчизну помню, и много еще чего. Например, как мой кореш, будучи лейтенантом, батину машину продал, чтобы подкинуть мне денег на обзаведение жилплощадью. Как этот кореш майорской должности лишился, когда меня перед начальством выгораживал. – Волопасов порывисто подался вперед. – А теперь, значит, мы должны нашу дружбу похерить? Только из-за того, что один другого на служебной лестнице обскакал? Так еще не вечер, Вася. Может, завтра я у тебя в подчинении ходить буду.

– Может быть, – согласился Роднин с достоинством. – Но и в этом случае я скажу тебе то же самое. Мы с тобой для окружающих не Васек с Коляном, а старшие офицеры. Подчиненным наше с тобой сюсюканье ни к чему, им дисциплина нужна, вертикаль власти, да такая, чтобы дыбом стояла. А если завтра ты меня по-приятельски по плечу похлопаешь, то послезавтра целая очередь соберется из таких хлопальщиков.

Волопасов, не поднимая глаз, проворчал:

– Никто на людях панибратствовать не собирается.

– И правильно, – одобрительно кивнул Роднин. – Но мы с тобой не гуттаперчевые мальчики, чтобы при свидетелях себя так вести, а без свидетелей – этак. Лично меня такой вариант не устраивает.

– Почему?

– Шут его знает. Почему одним рыба с душком нравится, а других от нее воротит? Почему одни юлить умеют, а другие напрямик прут как танки?

– Ты, что ли, танк, Вася?

– Да уж не велосипед с моторчиком, Коля. – Роднин тут же поправился: – Николай Артемьевич.

Больше к этому разговору не возвращались. В неофициальной обстановке былые друзья изредка позволяли себе общаться по имени-отчеству, но в остальное время оставались друг для друга генералом и полковником, в полном соответствии с табелью о рангах.

Поостыв, Волопасов пришел к выводу, что старый товарищ был прав, и все же обида осталась. Наверное, даже не на Роднина обида. На судьбу-индейку, отнявшую у Волопасова больше, чем дала. Возможно, самое ценное, что было у него в жизни.

И, хотя он не признавался в этом никому, Волопасов втайне мечтал о дне, когда уйдет в отставку. Чтобы встретиться с Родниным на правах старого товарища и, как бы шутя, намять ему бока под видом безобидной возни у рыбачьего костерка или на дачном участке. А потом потрепать упрямца за седую чуприну и пожурить: «Видишь, все ж таки по-моему вышло. Никакой я тебе больше не товарищ генерал и даже не Николай Артемьевич, усек, Васек? Только теперь я тебя назло стану не по имени величать, а Василием Степановичем, хоть лопни от злости».

Но Волопасов свою угрозу не выполнит, конечно. И уже через пять минут старые друзья будут сидеть рядышком, чуть ли не в обнимку, рассказывая о своем житье-бытье, хорохорясь, привирая и немного кокетничая. Им будет что сказать друг другу. И сейчас есть. Нужно только переступить через дурацкие условности.

Взглянув на Роднина, Волопасов проскрипел:

– Долго вы будете из себя соляной столб изображать, полковник? Давайте к столу. Или вам особое приглашение требуется?

* * *

Привычно прошагав вдоль длинного приставного стола, начальник оперативного отдела сел напротив руководителя УКРО и положил руки поверх папки с материалами по проведению операции «Прощание славянки».

Фотография покойной «славянки» красовалась на торцевой стене кабинета. Это было сделано вовсе не потому, что Волопасов боялся забыть, как выглядела смертница – нет, единожды увидев Елисееву, он опознал бы ее и на Страшном суде. Но генерал издавна питал пристрастие к различного рода схемам, помогавшим ему просчитывать многоходовые комбинации. Вот почему увеличенный портрет Екатерины Елисеевой был наклеен на лист ватмана.

От него, подобно солнечным лучам на детском рисунке, тянулись во все стороны прочерченные зеленым фломастером линии. Стрелки указывали на знакомых Елисеевой, которые попали под подозрение ФСБ. Некоторые из них были представлены фотографиями, некоторые – проименованными квадратиками, но всех их предстояло тщательно изучить на предмет принадлежности к террористическим организациям. В основном это были лица мужского пола. Студенты, тусовщики без определенного рода занятий, бизнесмены мелкого пошиба, один профессиональный картежник, один фотограф, один музыкант – вся эта разношерстная публика окружала Елисееву до тех пор, пока она не сменила образ жизни. Что стояло за этим решением, вернее, кто?

Разглядывая ватманский лист, Роднин подумал, что заинтересовавшим ФСБ людям не повезло в любом случае. Скоро их подноготная будет изучена, проанализирована и зафиксирована в документах, после чего они попадут в секретную картотеку. И кто знает, чем это может обернуться для них в дальнейшем. Любители легкой жизни даже не представляют себе, как часто они ходят по краю пропасти.