Дикий фраер

Пока он возился на кухне, Элька прошлась по комнатам, привычно прикидывая стоимость обстановки. Сумма получалась не то чтобы внушительная, но и немалая. Значительно превышающая все то, что она сумела заработать известным местом. Телевизор с суперплоским экраном, компьютер, музыкальный центр, светлая мебель из настоящего дерева.

– А кондиционером почему не обзавелся? – полюбопытствовала она, продолжая обход.

– Зима на носу, – пояснил Костя из кухни. – Летом установлю «Тошибу», круче не бывает.

Установит, завистливо подумала Элька. И еще всякой всячины накупит. Этот не пропадет, поотирается своей волосатой задницей в нужном месте в нужное время и огребет деньжат. А от моей задницы, хоть она в тысячу раз привлекательнее, проку мало. Добавить ему в коньяк клофелина, что ли? – внезапно озлобилась Элька. Она уже направилась к сумочке, когда вспомнила, что избавилась от уличающего ее снадобья еще вчера. Бутылкой же орудовать больше не хотелось. Так что повезло хозяину квартиры. Дважды повезло – если бы не необходимость перекантоваться где-нибудь до утра, никогда не поимел бы он Эльку.

– Заждалась?

Он возник в спальне с подносом в руках, такой вальяжный и самодовольный, что Эльке вдруг захотелось дернуть его за причинное место, чтобы увидеть растерянное выражение на его физиономии. Уронит поднос, заорет благим матом. Прольется отвратная «Плиска», которую только безнадежный оптимист осмелится назвать коньяком, покатятся по ковру апельсины. Вот будет цирк!

Благоразумно спрятав руки за спину, она ответила:

– Прямо извелась вся. Лицо не сильно осунулось?

– Куда уж сильнее, – парировал он. – Лучше питаться надо, золотце.

– От твоего угощения не очень-то поправишься, – хмыкнула она.

– Зато витамины. Выбирай. – Он протянул к ней поднос с оранжевыми цитрусами и невольно задрал голову, оценивая стать гостьи. – Ну ты и вымахала! Какой у тебя рост?

– Метр семьдесят.

– Не может быть, – усомнился Костя. – У меня метр семьдесят три. А ты выше.

– Я не выше, – сказала Элька. – Это ты ниже.

– Не понял.

– И не надо понимать. Наливай. Отметим наше знакомство.

Поднос с выпивкой и фруктами был установлен на кровати, а Элька и Костя устроились по обе стороны от него – прямо два голубка, собравшиеся поворковать немного, прежде чем один начнет топтать другого. Ощипанные догола голубки с пупыристой кожей. Представив себе эту идиллическую картину, Элька фыркнула и пожаловалась:

– Прохладно тут у тебя. Я наброшу что-нибудь?

– Обязательно, – кивнул Костя. – Утром. В шесть часов ноль ноль минут.

– Чтобы деньги зря не пропадали?

– Чтобы помнила, кто есть кто.

– Кто есть ху, – поправила Элька. – Это мне и так известно.

С этими словами она в один присест выпила свою порцию и скривилась, не столько от резкого коньячного духа, сколько из отвращения к своему подневольному положению.

– Я тост, между прочим, хотел сказать, – слегка обиделся Костя, проводив взглядом метнувшуюся туда-сюда стопку.

– Говори, – снисходительно согласилась Элька. – Я могу выпить еще, наливай. Вот только апельсинчик почищу.

Его светло-голубые глаза взмыли к подвесному потолку, порыскали там, выискивая подходящие слова, и вернулись обратно.

– Хоть ты и вредная, но… – произнес он, прежде чем влить в себя коньяк. Потом передернулся весь и добавил: – Ух-х!

Это и был обещанный тост. Произнеся его, Костя уставился на Эльку, причем глядел не в ее глаза, а на пару грудей, словно сравнивая одну с другой, прежде чем выбрать, какой именно закусить. «Сейчас опять начнется, – обреченно подумала она. – Разговорить его нужно, подпоить. Терпеть пьяные откровения легче, чем все остальное».

Поглощая дольку за долькой почти безвкусного и совсем не сочного апельсина, она поинтересовалась:

– Ты вообще кто?

Костя вылакал еще полстакана, впился зубами в неочищенный апельсин и ответил:

– Гум-гум-гум.

Ей стопочку отвел, а сам емкостью повместительнее орудовал, жадюга. И по этой примечательной детали Элька догадалась, что означала его полупрожеванная фраза.

– Коммерсант, что ли?

– Ну да. – Костя чему-то засмеялся, и это получилось у него довольно пакостно. – Сегодня с утра стал миллионером, например, – сообщил он после короткой паузы, уже без особого веселья, а потом и вовсе помрачнел прямо на глазах, скис. Жизненной энергии в нем осталось не больше, чем в свернувшемся молоке.

– Ты – миллионер? – переспросила Элька, не скрывая своего недоверия.

– Уже нет. – Тон у него был прямо-таки замогильный.

Таким хорошо выражать президентские соболезнования народу.

– Чем же ты торгуешь, если не секрет? – продолжала Элька интервьюировать его, намереваясь растянуть диалог до бесконечности. – Что покупаешь, что продаешь?

– А что попало. Взять хотя бы сервисные услуги. Широкий спектр.

– Это как?

Костя несколько оживился, вылил в глотку очередную порцию коньяка и с чавканьем вгрызся в свой апельсин, который и без того выглядел так, словно его терзала свинья. После чего, утирая подбородок, пояснил с мечтательным выражением лица:

– Представь себе, что сейчас лето, разгар сезона абитуриентов. А во всех газетах объявления: такая-то фирма проводит платные курсы с гарантией поступления в любой, – он многозначительно поднял палец, – в любой вуз страны. Желающих, допустим, сотня набралась. С носа по три штуки – получается триста тысяч рублей. Учреждение фирмы, аренда помещения, зарплата преподавателям – минус 100 000. Чистыми остается столько же. Вот тебе и полноценный летний отдых в любой точке земного шара, – закончил Костя свой короткий доклад на мажорной ноте.

Элька задумчиво сузила глаза, пошевелила губами и подытожила:

– Если от трехсот тысяч отнять сто, получится двести. С арифметикой ты явно не дружишь.

Костя захохотал так радостно, точно его сразу во всех укромных местах пощекотали.

– Так ведь одна половина абитуриентов поступает, а другая – нет! – воскликнул он. – Теория вероятности, пятьдесят на пятьдесят. Чтобы не было осложнений с законом и крутыми папашами, я неудачникам денежки возвращаю, все чин-чинарем. Но остальные-то все-таки поступают! Тем более что учеба сейчас платная, конкурсы не в каждом вузе.

– Лихо, – оценила Элька. – А как ты граждан осенью обуваешь, в данный момент?

Костя снова насупился и демонстративно сунул в зубы сигарету, давая этим понять, что новых откровений не будет. Лицо у него стало злым и недружелюбным, как это обычно бывает спросонья.

«Похоже, дядечка тоже напоролся на чьи-то сервисные услуги, – определила Элька. – Как бы не взялся на мне отыгрываться. Эх, скорее бы утро. Вагончик тронется, перрон останется. Заплеванный, грязный перрон такого же грязного города Курганска».