Белоэмигранты на военной службе в Китае

Пройдя полпути, командир полка свернул к себе в деревню, а мы пошли дальше на север. Нам казалось странным, что по хуторам нет солдат. Дойдя до большой деревни, мы были остановлены 4 штатскими китайцами, которые стали расспрашивать писаря, кто мы и не «ломоза» ли я. Я в это время стоял в тени от луны под деревом, достав «маузер» и наведя его на них. Они что-то крикнули, и сразу прибежало еще человек 15, но писарь поручился, что я – не «ломоза», да и «маузер» не располагал их приближаться ко мне, чтобы это проверить. Пятясь назад, мы вышли из деревни и пошли на восток. Бригаду ночью найти не смогли, и после долгих препирательств нас пустила переночевать артиллерийская бригада 5-й армии.

8 ноября. На рассвете мы нашли свою бригаду, она выходила на север. Я доложил начштаба Ма, что больше не могу идти от переутомления, ослы также отказываются. Он посоветовал мне съездить в Тан-чоу и купить лекарства. Пройдя с бригадой еще ли 20, я от утомления не мог идти и лег часа на три в деревне. Бригада ушла дальше ли на 30 на север для отдыха. Чувствуя, что дальше я не могу сделать ни одного перехода, решил вернуться в город и лечь в госпиталь. Часов в 7 вечера я пришел туда. Лекарств не нашел и решил ехать тогда в Суд-же-фу, сел в порожняк и 9 ноября на рассвете прибыл туда. Ослов бросил, так как они все равно больше работать не могли. В Суд-же-фу госпиталя были забиты ранеными, и европейцу там лежать было невозможно. Я сел в порожняк и приехал в Ян-дже-фу.

10 ноября. Сутки не было поезда, и только 11-го числа я попал на базу Сун-чуан-фановских войск и с ней ночью 12 ноября прибыл в Цинанфу.

13 ноября я явился в Шандунский военный госпиталь, где было признано, что я действительно переутомился и истощен от недоедания. Все мои вещи, а также поручика Гаврилюка, переводчиков, полковника Лемана, отправленные в Су-дже-фу, были украдены дезертиром-солдатом конного полка, и мы все остались без вещей. Так как генерал обещания своего о выдаче мне лошади не сдержал, считаю, что, уехав из бригады, морально я прав»[422 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 30. Л. 10.].

Это свидетельство характерно для работы всех русских инструкторов, в том числе и начштаба Хунхузской дивизии полковника Иевлева.

Катастрофа бронепоездов у Сучжоуфу

В ноябре 1927 г. у станции Сучжоуфу фыновцами были захвачены 4 русских бронепоезда. Произошло это так. Подполковник Николаев писал, что в конце октября русские выполняли боевую задачу у станции Ламфанг на Лунхайской железной дороге. Общая численность русских при этом составляла 900 человек, из них 240 человек было на бронепоездах, остальные составляли пехотную бригаду. Каждый бронепоезд имел по 60 человек команды, 4 орудия, 6–7 бомбометов и 10–11 пулеметов. В пехотной бригаде было 600 штыков, остальные были прислугой 2 горных орудий, 8 пулеметов и 4 бомбомета. Объединенными силами командовал генерал-майор Чехов, начальник броневой дивизии, а пехотой – генерал-майор Сидамонидзе. Тот и другой были капитанами русской службы.

В конце октября бои Русской группы, в которых участвовали броневики и пехота, шли на Кайфынском направлении. Русские продвигались вперед. Около часу дня 31 октября в бою с артиллерией врага был пробит тендер паровоза бронепоезда «Хонан», а под вечер был подбит паровоз бронепоезда «Пекин»[423 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 26. Л. 7.]. По данным Пурина, это произошло так: «Впереди шел самый крепкий броневик «Пекин». Снаряды полевых пушек противника не пробивали его брони. Со стороны неприятеля тоже шел броневик, по которому «Пекин» выпустил 127 снарядов, в результате чего вражеский бронепоезд был подбит и с помощью нового паровоза был оттащен назад. Когда «Пекин» продвигался вперед, он наткнулся на две кинжальные батареи, которые подвергли его сильному обстрелу. Артиллерия его не смогла сбить батареи, и паровоз «Пекина» был подбит. За ним пришел другой броневик, который оттянул «Пекин», а на его место вышел бронепоезд «Шандун», который вел бой с батареями и пехотой противника. Почти одновременно на задней станции в 3 часа дня в 5 верстах от станции наш броневик «Хонан» был атакован двумя ротами противника, которые вышли в тыл нашим броневикам. Отстреливаясь, «Шандун» сменил «Пекин» на этой станции и с 8 часов вечера до 1 часу ночи вел бой с пехотой противника, который был до того дерзок, что забирался под вагоны нашего бронепоезда. Бронепоезд «Тайшан» тем временем ушел дальше назад. Еще дальше от него находился броневик «Хонан». В это время пехота противника, пользуясь наступлением темноты, когда стрелки не могли вести точный огонь, пыталась захватить обездвиженный бронепоезд «Пекин». Его команда отчаянно отбивалась и подавала тревожные гудки, похожие на рев раненого зверя. К нему направили броневик «Тайшан», который разогнал противника и к часу ночи притащил на буксире «Пекин» к месту сосредоточения всех русских сил. К тому времени, по словам Николаева, обстановка на фронте настолько осложнилась, что бронепоездам приказали отходить к позициям русской пехоты. По словам Пурина, Чехов прибыл на эту станцию с пехотой и бронепоездом «Шандун» около 12 часов ночи с 31 октября на 1 ноября. Подойдя к расположению пехоты, получили приказ посадить ее на бронепоезда. Все указывало на то, что противник уже проник в тыл. Чехов знал это и должен был принять решение об отходе, но не сделал этого, потеряв 12 часов, и только утром он двинулся в свой тыл.

Поэтому все семь поездов двинулись к востоку одной, почти непрерывной колонной. Начиная с 9 часов утра они все время вели бой с угрожающими с обеих сторон частями противника. На всем пути следования встречались мелкие группы противника в виде отдельных рот и батальонов, которые разгонялись артиллерийским и пулеметным огнем. Таким образом прошли три разъезда без всяких потерь с нашей стороны»[424 - ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 147. Л. 118, 119.].

К 11 часам поезда начали подходить к мосту западнее разъезда Лиухо (Люхэ). Отсюда до позиций союзного маршала Чу Юпу оставалось 12 километров. Шедшие впереди бронепоезд «Чжили» и вспомогательный бронепоезд подполковника Сакулинского, оторвавшись от остальных, успели благополучно миновать этот мост и разъезд. Остальная колонна подходила к мосту так: бронепоезд «Хонан», имея у себя на буксире подбитый «Пекин», затем «Тайшан», «Шандун» и последним – китайский санитарный поезд. Когда «Хонан» был недалеко от моста, оказалось, что дорогу преградил противник, разобравший путь на расстоянии целого километра и взорвавший небольшой мостик перед главным мостом.

«Хонан» остановился, и не успела выскочить его команда для осмотра пути, как по ним сразу с трех сторон был открыт артиллерийский, пулеметный и ружейный огонь, который велся слева, из двух деревень, с фронта, из-за окопов у мостов и справа из окопов на поле, из поставленных за ними батарей. Противник находился не более чем в 400 метрах от бронепоездов, но решительности в наступлении не проявлял, отгоняемый от полотна дороги огнем бронепоездов. Видя это, 105-й полк выгрузился с бронепоездов на северную сторону дороги и стал наступать на противника, преградившего путь по железной дороге. Артиллерийский огонь враг сосредоточил главным образом на «Хонане», который стал энергично отвечать, но вскоре от нескольких прямых попаданий бронепоезд окутался клубами дыма и пара. Его паровоз был подбит, и «Хонан» лишился возможности маневрировать. Остальные бронепоезда в панике открыли огонь во все стороны. Под его прикрытием с задних бронепоездов начали соскакивать пехотинцы 106-го полка. Во многом поэтому атака 105-го полка, никем не руководимого и вышедшего в наступление неполными силами, не имела успеха. Видя панику команд бронепоездов и 106-го полка, 105-й полк бросился в северном направлении. Рассыпавшись цепью, русские бросились в незанятый противником промежуток между двумя деревнями севернее и левее железной дороги. По данным Пурина, «спасался каждый, как мог и кто мог. Командование растерялось, и никто никаких приказаний не получал»[425 - ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 147. Л. 119.].

Все бомбометы и большая часть пулеметов были оставлены на бронепоездах. Встреченные со всех сторон огнем, люди 109-й Русской бригады устремились в сторону наименьшего сопротивления, на север, в этот промежуток, куда им вместе с командами бронепоездов и удалось прорваться. При этом почти все имущество, как казенное, так и личное, чинов 109-й бригады и команд бронепоездов было брошено. «Солдаты-китайцы 109-й бригады почти все рассеялись во время боя и при дальнейшем поспешном отступлении к Цинину, куда через полмесяца и прибыли русские с погибших бронепоездов во главе с Чеховым»[426 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 26. Л. 7, 8.]. Во время бегства от моста русские оказались в окружении под ураганным огнем противника, из которого они вышли с большими потерями. После этого разрозненные части команд бронепоездов и пехоты пробежали 12 километров на север, кое-как собрались и стали пробиваться к своим, ежедневно делая по 40 километров. Прибыв в Цинин, Чехов послал Чжан Цзучану телеграмму с просьбой дать эшелон для отправки русских в Цинанфу, на что ответа не последовало. Тогда Чехов проявил запоздалое боевое рвение против союзного поезда, самовольно захватив эшелон. В Цинанфу Чехов отправился в штаб Чжан Цзучана с докладом. Однако тот его не принял, сказав, что сможет разговаривать с ним только на фронте.

Были данные, что позорное бегство русских с поля боя имело место, несмотря на слабость сил врага, преградившего дорогу русским бронепоездам и пехоте, и близость своих частей. Пурин свидетельствует: «Как доказательство, что противник по железной дороге не был силен, является факт, что майор Алексеев с 40 артиллеристами стал отходить по железной дороге через мост и, пробившись, присоединился к главным китайским силам»[427 - ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 147. Л. 119.].

Надо отметить, что Нечаев попадал и в более тяжелые ситуации, например под Тяньцзинем в марте 1926 г. Тогда противник зашел в тыл русским частям и отрезал бронепоезда. Однако Нечаев, лично возглавив контратаку, отбросил противника, предотвратил катастрофу и сам разбил наголову неприятеля, и это лишь один из многих эпизодов его боевой биографии. Таким образом, вина за случившееся целиком ложится на Чехова как главного командира и Сидамонидзе. Они не смогли удержать команды бронепоездов и пехоту от паники, не командовали пехотой при контратаке 105-го полка и сами впали в панику, отдав приказ о бегстве. А накануне они медлили с отходом своих частей, особенно Чехов, в чьем подчинении были бронепоезда. Кроме того, они стянули в один район все бронепоезда без достаточно сильного пехотного прикрытия, вместо того чтобы распределить их по железнодорожной линии в условиях стремительного отхода войск Северной коалиции. В итоге потеряли четыре новых бронепоезда со всем вооружением, в два раза усилившие броневые силы Фына, и всю материальную часть 109-й пехотной бригады. А главное – общие потери ранеными, убитыми и пленными достигли 300 человек, из которых около сотни приходится на убитых, так как тяжелораненых во время боя и паники вынести не удалось. Они, чтобы не достаться кровожадному противнику, стрелялись сами, или их добивали фыновцы. Особенно позорным было то, что из оставшихся людей 200 человек пришли без оружия, бросив его в панике[428 - ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 147. Л. 119, 120.].

Причина такого разгрома не только в бесталанности Чехова и Сидамонидзе, но и в отсутствии у русских единого командования. По оценке немецких экспертов, «успехи 1924—26 гг. связаны с тем, что командование русскими было сосредоточено в одних руках. Бронепоезда приносили существенную пользу русскому отряду, так как дополняли огневой силой наступление пехоты. Но как только бронепоездам давали самостоятельное поручение или их направляли для совместных действий с китайской пехотой, они терпели неудачу. Бронепоезда являлись очень ограниченным вспомогательным родом оружия, которому китайцы наивно придавали чрезвычайно большое значение»[429 - ГА РФ. Ф. 5871. Оп. 1. Д. 179. Л. 1–6.].

Чтобы компенсировать потери, Чжан Цзучан снял с должности своего военного советника Макаренко и направил в Цинанфу для руководства строительством двух бронепоездов, так как он уже имел в этом опыт[430 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 71.]. Когда они были готовы, он поставил во главе их Макаренко.

После катастрофы уцелевшие части прибыли в Цинанфу, но через неделю и их снова вызвали на фронт.

Русские продолжали покидать разваливающуюся группу. В ноябре 1927 г. из Циндао от Пурина пришло сообщение: «В последнее время здесь было много бывших русских чинов армии Чжан Цзучана. Почти все они обращались к старшим русской колонии и к иностранным резидентам с просьбами о предоставлении им какой-нибудь работы либо средств на проезд в Шанхай или Харбин, куда они направляются в поисках службы. Ныне они имеют чрезвычайно жалкий вид: оборванные, больные, голодные и разочарованные во всем. Усматривается из разговоров с ними и из частных писем из Цинанфу, что неудачные бои в начале ноября на Лунхайской железной дороге сильно поколебали значение группы в глазах китайцев и нужны героические усилия, чтобы восстановить положение русского имени, бывшего при Нечаеве. Все в один голос заявляют: нет веры и доверия к начальникам, а раз это так, то надо признать, что начатая Нечаевым работа разваливается и ждать ничего хорошего впереди нельзя. Нельзя возлагать больших надежд на остающуюся Русскую группу, которая осталась почти без солдат. Они вспоминали, что когда во главе группы был Нечаев, начальник с железной волей, то она была многочисленной, так как генерал прилагал все усилия к тому, чтобы все вовремя получали жалование, и заботился о солдатах. Теперь же этого нет. Прошло 10 месяцев со времени ухода Нечаева, и за этот период никто не получал жалования. Бывшее кадровое офицерство частью пало в боях, частью ушло, частью служит рядовыми, но зато, по меткому выражению полковника Лаврова, вчерашние повара стали ныне полковниками и генералами и кричат, что они делают русское национальное дело. Это – грубая ложь. Они губят здесь русское дело и русское начинание. Среди солдат группы царит жестокое озлобление к начальствующим, особенно к Меркулову, играющему в фашизм и сорящему деньгами. Озлобление дошло до того, что в офицерское собрание 105-го полка неизвестно кем была брошена бомба, но об этом замалчивается. В Цинанфу подано до 300 заявлений об увольнении. Если удовлетворить их, то группа останется без солдат. Ходатайства, конечно, остаются неудовлетворенными. Офицерство и солдаты группы возмущенно рассказывают, что наряду с безумными тратами денег можно встретить полную нищету. Одни пользуются лимузинами, пьянствуют, в изобилии льется шампанское, а рядом солдаты не имеют даже кипятка и раненые с трудом, кое-как, плетутся в госпиталь, не имея денег на рикшу. Контрасты – слишком резкие, вызывающие всякого рода разговоры и недовольства»[431 - ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 147. Л. 117.].

Действия конной бригады В. С. Семенова

(октябрь – декабрь 1927 г.)

Из бригады генерал-майора Семенова писали, что она «на фронте в районе Кайфына. У нее было несколько удачных дел. Наши получили много благодарностей и денежные награды. Бригада пока действует отдельными полками»[432 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 61.]. Распыление Чжан Цзучаном русских по всему фронту лишало возможности использовать их успехи, так как китайцы-соседи обычно не поддерживали «ламез», а их удачные атаки, стоившие им немалой крови, обыкновенно оставались бесплодными. В донесениях бригады Семенова есть свидетельства: «В последних боях 26–27 ноября Сводный полк Конной бригады атаковал в конном строю конницу противника, тоже полк. У нас в этой атаке убиты подполковник (войсковой старшина) Чупров[433 - Амурского казачьего войска.], майор Нагибин, ротмистр Медвикус и поручики Киц и Урманцев. Ранены поручики Андреев и Черепанов. Еще раньше ранены майор Касаткин и поручик Якимов. Сколько потеряли солдат, пока неизвестно, но потери большие. Из числа раненых 6 солдат находятся в госпитале в Цинанфу. Много убито лошадей. Потеряна связь с другим конным полком бригады полковника Манжетного»[434 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 65.]. Тот же источник вскоре сообщил: «Полк отыскался – он здорово потрепался и понес потери, но на фронте в данное время дела идут как будто хорошо»[435 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 79.].

Тихобразов доносил: «Половина бригады во главе с Семеновым – все время в боях. Был 27-го ноября конный бой с конницей Фына. Наш полк уничтожил полк противника, но и сам понес жестокие потери – 6 офицеров убитыми, включая сотника князя Урманова, а также убито 26 всадников и 28 лошадей. Были потери и до этого. При нашей численности такая убыль нас всех скоро сведет на нет. Бои идут пока с переменным успехом»[436 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 68.].

Семенов после боя 27 ноября обратился к Чжан Цзучану: «Русские войска в Вашей армии три с половиной года несут службу и ни разу не уклонились от исполнения долга». В то же время он сообщил, что их положение близко к катастрофе из-за задолженности по жалованью на девять, а по кормовым деньгам – на пять месяцев. Семенов не мог даже взять кредит на бригаду: «Вопрос с довольствием такой, что скоро нечем будет их кормить»[437 - ГА РФ. Ф. 7043. Оп. 1. Д. 18. Л. 1, 2.]. При этом его бригада продолжала воевать. Через два дня, 30 ноября, было получено новое донесение: «У нас идут жестокие бои с красными. Русские части понесли большие потери»[438 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 67.]. Из офицеров был убит еще ротмистр Чирков[439 - ГА РФ. Ф. 7045. Оп. 1. Д. 3. Л. 8.].

Через несколько дней противнику удалось переломить ход событий в свою пользу, и 5 декабря с фронта русские доносили, что «военными успехами похвастаться нельзя»[440 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 71.]. Несмотря на это, 11 декабря 1927 г. русские офицеры отмечали, что «у Тупана будто бы опять сдвиг в сторону симпатий к русским. Это после переживаний в Сучжоуфу»[441 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 76.]. Это неудивительно, так как русские главным образом и держали тогда фронт. Но свои «симпатии» маршал не подтвердил материально, и русские говорили: «Несмотря на нашу жертвенность, мы материально еле-еле перебиваемся»[442 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 78.].

Нечаевцы были тогда в подавленном состоянии и из-за того, что их долго не сменяли на фронте. Семенов писал у Императорского канала 17 декабря 1927 г. Меркулову: «1) В настоящее время идет перегруппировка сил. Я получил приказ идти в Цинин. Сводный полк полковника Сараева присоединяется ко мне. Бригада с 8 октября – на фронте и все время в боях. Люди и лошади очень утомились, снаряжение и обмундирование – порвалось. Поэтому я прошу через Вас Тупана разрешить дать бригаде отдых на две или три недели в Цинане. Поправившись, мы принесем больше пользы, тем более что бригада производит перегруппировку и последние дни серьезных боев не было. В противном случае мы еще больше измотаемся и к серьезным боям будем ослаблены. 2) С разрешения Тупана, в деревнях имеются хун-чен-хуи, поэтому мы нигде не можем достать довольствия. Денег они не берут и ничего не дают, а брать силой запрещено Тупаном. В случае этого обязательно будут вооруженные столкновения. Я прошу, чтобы Тупан назначил в бригаду своего представителя, который бы вел переговоры с хун-чен-хуями и доставал нам от них довольствие. Никаких ведь интендантских складов не имеется, и все довольствие приходится добывать от населения»[443 - ГА РФ. Ф. 7043. Оп. 1. Д. 7. Л. 24.].

Семенов не сгущал краски. Хун-чен-хуи соглашались дать что-либо лишь за серебро, самую надежную валюту тогда в Китае. В день на русский полк приходилось тратить 60 долларов серебром, которых у них не было[444 - ГА РФ. Ф. 7043. Оп. 1. Д. 7. Л. 27.].

Из-за отсутствия фуража у русских начали умирать от голода мулы. Сами люди стали страдать из-за нехватки продовольствия и патронов.

Несмотря на это, дисциплина у русских была по-прежнему на высоком уровне, все распоряжения Чжан Цзучана выполнялись безоговорочно[445 - ГА РФ. Ф. 7043. Оп. 1. Д. 7. Л. 28.].

Исполнительность наряду с отсутствием солидарности между русскими начальниками мешала наемникам выступить едино, чтобы попытаться улучшить свое положение[446 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 61.]. 30 ноября 1927 г. Тихобразов заметил: «Наше общее обнищание заставило всех обратиться к Тупану с требованием изменить условия существования русских в лучшую сторону. Везем это челобитье и посмотрим, что будет. Если все останется по-старому – придется брать котомку на плечи и искать заработка»[447 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 68.]. Поехали к Чжан Цзучану Меркулов и Чехов[448 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 76.]. В результате поездки Чехов настроился на увольнение.

Тихобразов пишет 5 декабря, что он пытается найти для себя хоть какое-то место для устройства с меньшим, чем у китайцев, но регулярно выплачиваемым пособием, на которое можно было жить[449 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 71.].

Генерал-майор Михайлов неожиданно ушел из Русской группы в ноябре, даже не найдя себе нового занятия, и тем самым бросил важную для всех русских наемников работу, поставив их в тяжелое положение[450 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 85.]. Однако в скором будущем Михайлов смог достойно устроиться на новой полицейской службе.

Все это говорило о том, что русские части находятся на грани краха.

Кампания января – сентября 1928 г. Расформирование отряда

Начало нового года для русских принесло много неожиданностей, отрицательно повлиявших на их службу. С фронта писали 4 января: «У нас – пора всевозможных переформирований и неожиданностей. Здесь полное затишье и противник не проявляет активности. В связи с решительными действиями Чан Кайши против коммунистов у нас говорят, что участие русских в борьбе с ним теряет смысл. Я полагаю, что В. С. Семенов должен что-то предпринять, иначе пропадет идейность борьбы»[451 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 81, 82.].

Затишье на фронте было связано с тем, что по негласному правилу на Новый год все враждующие стороны прекращали воевать и отдыхали[452 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 85.]. С Чан Кайши дело было сложнее. В конце 1927 г. он потопил в крови вспыхнувшее против него восстание коммунистов на юге Китая, в том числе в Кантоне, истребив не меньше 5 тысяч человек. Это означало кризис идеологии русских наемников, согласно которой, сражаясь против Чан Кайши, они борются против коммунистов. Понимая это, Чжан Цзучан перебросил русских с фронта Гоминьдана против Фына. Русские офицеры писали: «Что касается дальнейшего нашего участия в борьбе Китая с большевиками, а не в междоусобице, то об этом уже ведутся разговоры. Ведь мы в этом заинтересованы не меньше Харбина»[453 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 85.]. Михайлов и Шильников писали 20 января об этом: «Да, после изгнания и расправы с большевиками на юге Китая положение сильно изменилось. Нам с разных сторон задают вопросы: «Что же делает Русская группа, неужели она будет стрелять в солдат Чан Кайши? Неужели генерал Шильников будет и сейчас отправлять пополнение против Чан Кайши, уничтожающего большевиков?» Есть и такие, которые говорят, что теперь Русская группа должна перейти к Чан Кайши. Приходится оправдываться, что этим вопросом сейчас занимаемся и что борьба русских идет против поддерживаемого большевиками Фына»[454 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 95.].

В то время даже начштаба Конной бригады Тихобразов интересовался возможностью перехода к другому маршалу, намекая на Чан Кайши[455 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 84.]. Он и другие офицеры в январе обсуждали вопрос о переходе к южанам. Однако некоторые, в том числе и Шильников, были против, несмотря на крайне тяжелое положение, так как он был опутан долгами из-за неполучения денег. На другую работу он устроиться не мог из-за того, что имя его, главного вербовщика и поставщика «русского пушечного мяса», стало таким одиозным, что никто не хотел ему что-то поручить[456 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 95.].

Лидеры белоэмиграции считали, что после разгрома коммунистов Чан Кайши русские у Чжан Цзучана стали простыми наемниками и полагали, что им надо оставить эту службу и прибыть в Маньчжурию для борьбы против коммунистов, пытавшихся установить власть над севером Китая[457 - ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 138 об. Л. 93.].

Это подогревало брожение у русских, вызванное не только событиями на китайском юге, но и невыплатами денег и плохой кормежкой. Из-за отсутствия денег белогвардейцы дезертировали десятками и сотнями. Резко снизилась боеспособность частей, теперь они уже не проявляли былого рвения и упорства, чем они отличались при Нечаеве. Недоброжелатели русских перед Чжан Цзучаном выставили это так, что те не хотят воевать, так как разложены большевиками и опасны для северян. В итоге часть русских была в начале января разоружена в Цинанфу и расформирована, а некоторые русские начальники, Чехов в том числе, 21 января попали под арест. Чехов был арестован по доносу, что он и Михайлов за время службы смогли нажиться путем разных махинаций[458 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 88.]. Этот эпизод крайне отрицательно сказался на дальнейшем существовании Русской группы. По данным немецкого агента в Китае Кунста, «Чехов не пользовался авторитетом, не имел военной удачи и не смог удержать в своих руках дивизии, которая стала расползаться. Так, например, кавалерийский полк выделился из 65-й дивизии и образовал кавалерийскую бригаду»[459 - ГА РФ. Ф. 5871. Оп. 1. Д. 179. Л. 1–6.].

Об этом 20 января русские начальники сообщали так: «По совету китайцев, специально настроенных некоторыми русскими прохвостами в больших чинах, Тупан неожиданно разоружил нашу 109-ю бригаду. Эта бригада, штаб группы и 7-й Особый полк – расформированы. Госпиталь передан в китайское ведение. Комендатуры упразднены. Остается у нас лишь дивизион бронепоездов, Конвойная сотня, отряд летчиков и Конная бригада. Военное училище не определило свою судьбу, так как его временно передали китайскому учебному отряду. Были арестованы полковники Сидамонидзе и Тарасов 2-й, но их сразу же освободили. В Харбин отправлены жандармы – арестовывать подполковника Пичугина, коменданта броневой дивизии»[460 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 85.].

Расформирование произошло 10 января 1928 г. По данным самих наемников, «в серьезных боях 7-й полк не участвовал и на фронте был недели две. Полк экзамена не выдержал, и командование ходатайствовало об его возвращении в Цинанфу ввиду того, что на фронте из 700 штыков в течение одной недели разбежались 300. Состояние полка в боевом отношении Чжан Цзучан знал. Хозяйственная неразбериха, как то: хищение, плохое питание, подставные лица для получения жалования и т. п. – все это стало известно китайскому командованию. Когда на смотре перед расформированием части Чжан Цзучан задавал вопросы – получал ли он такие-то деньги такого-то числа, командир полка полковник Квятковский отвечал, что получал Михайлов. Когда на вопрос «Эти 5 тысяч ты получал?» он ответил «Так точно», Чжан Цзучан спросил, куда он их дел, тот ответил: «Купил лошадей». – «Сколько?» – «Пять». – «Сколько стоило?» – «600 долларов». – «Остальные деньги где?» В ответ детский лепет и «на мелкие расходы».

Расформирование 109-й бригады имело более существенную подоплеку. Ею командовал генерал Сидамонидзе, бывший в Гражданскую войну командиром полка в Уфимской дивизии. Бригада состояла из 105-го и 106-го пехотных полков. Первый полк был с самого начала Нечаевского отряда. Таким образом, этот полк был фундаментом всей Русской группы. В боевом отношении полк был блестящим и имел много славных боевых страниц. Он был богат и в хозяйственном отношении. Другой полк, которым ранее командовал полковник Сидамонидзе, был сформирован полтора года назад. Никаких особых боевых заслуг он не имел, был ранее в Особом отряде генерала Чехова, который себя никакими лихими действиями не проявил. Сидамонидзе был ставленником Меркулова, Михайлова и Чехова.

При вхождении 106-го полка в 65-ю дивизию полк этот был слабым как в боевом, так и в хозяйственном отношении. Это подтверждалось тем, что в боях под Нанкином в январе – марте 1927 г., в апреле и мае в боях под Сахочи, Пученом, Пукоу этот полк был намного слабее 105-го полка, о чем Нечаеву неоднократно докладывал Макаренко и на что не раз жаловался 105-й полк. Сидамонидзе не всегда докладывал правду об его состоянии. Мнение Нечаева о Сидамонидзе было таким: «Может быть, лично он – храбрый офицер, но совершенно нераспорядительный в бою и человек без всякого гражданского мужества, всегда сваливающий какую-нибудь неудачу на соседа, только не на себя». Мнение это оказалось правильным, так как в упорных боях у города и станции Сучефу в конце декабря 1927 г. Чжан Цзучан три дня не мог найти бригаду Сидамонидзе, которая должна была быть в непосредственной близости. Это дало повод Чжан Цзучану назвать генерала Сидамонидзе и его бригаду «бегущими».

Первым, кто уговаривал Чехова при катастрофе на Лунхайской ветке у станции Люхэ бросить бронепоезда и бежать, был Сидамонидзе. Вторично его пассивное поведение у Сучефу дало Чжан Цзучану уверенность в полной непригодности Сидамонидзе в роли самостоятельного начальника, как не обладающего оперативной смелостью и утратившего личную храбрость. Будучи в тяжелом положении у станции Сучефу, капитан Ютин, бывший раньше личным ординарцем Нечаева, находившийся при штабе бригады, должен был применить матерную брань, чтобы вывести Сидамонидзе из состояния прострации, иначе вся бригада попала бы в плен. Был ночной налет противника, напавшего на расположение бригады и захватившего в плен 20 русских. Неизвестно, было ли охранение и проверялось ли оно кем-нибудь. Солдаты, видя таких славных начальников, при первом появлении противника и без всякого давления с его стороны стали просто отходить. Причина Чжан Цзучану была неизвестна, но он все сваливал на начальников, и если жалованье и всякое другое денежное довольствие не выдавалось, то, по его мнению, что «русские не хотят воевать». В прежние годы, когда русские воевали под командой Нечаева, жалованье выплачивалось ежемесячно, как и другие виды денежного довольствия, а после боев всегда выдавались наградные. В те времена у солдат всегда были 200–300 долларов на человека, был «фацай», то есть побочный доход. Поэтому при наступлении на города противника люди наступали как львы. С приходом Сидамонидзе хозяйственное состояние 106-го полка, а потом и 109-й бригады стало ужасным. Довольствием людей начальство не интересовалось, горячая пища выдавалась теперь лишь раз в день, заботы о нижних чинах не стало никакой. Сидамонидзе приезжал в бригаду только раз в неделю. Денежное довольствие перестало существовать: командование бригады об этом даже не хлопотало, так как не хотело лишний раз показываться на глаза маршалу, опасаясь, что тот будет его ругать за «славные боевые действия».

В начале января 1928 г. бригада прибыла в Цинанфу, где расположилась в казармах. Печей – нет, одеял – нет, ботинок и сапог – нет. Печки раньше были – для каждой части зимой 1927 г. было куплено и выдано достаточное количество печей. Все это было расхищено и распродано. На барахолке стали открыто продаваться маузеры по 10 долларов за штуку. В последнее время бригада входила в подчинение броневой дивизии Чехова. После катастрофы на Лунхайской дороге, где бригада потеряла свои полевые орудия, все пулеметы и обозы, Чехов был отстранен от должности и уволен со службы. Уезжая из Цинанфу в Тяньцзинь, он выдал некоторым лицам из броневой дивизии авансы в виде жалованья за восемь месяцев по январь 1928 г., а солдаты и младшие офицеры так и не получили деньги за десять месяцев. Генерал Чехов, его начштаба полковник Попов, интендант подполковник Пичугин были вызваны в Цинанфу для того, чтобы разобраться в хозяйстве, так как заменивший Чехова генерал-майор Мрачковский получил чрезвычайно много претензий на деятельность предыдущего комдива.

Чжан Цзучан оценил положение 109-й бригады и 7-го полка в Цинанфу, учел их полную боевую негодность, перепроизводство офицеров – из-за леса майоров не видно солдат, хозяйственные хищения и прочее расценил как повод к их расформированию. Кроме этого, со стороны некоторых старших начальников были угрозы Чжан Цзучану, что пахло бунтом. Поэтому Чжан Цзучан оставил на службе лишь здоровые части. Из расформированных частей и желающих дальше служить были составлены новые боевые единицы и пополнены старые. Несмотря на это, отношение Чжан Цзучана к русским самое благожелательное, но ведение дела Меркуловым, генералами Чеховым, Михайловым и Сидамонидзе его не удовлетворило. Поэтому у него не было другого выхода, как расформировать эти части и убрать негодных лиц. Меркулов остался советником заместителем Чжан Цзучана по русским делам и принял в свое ведение 2-й арсенал. Его влияние и доверие к нему сходят на нет. Солдаты и офицеры его ненавидят. Расчет уволенных солдат и офицеров делается казначеем Чжан Цзучана, а правильность бумаг и службы будут удостоверяться бывшим штабом группы. Это показывает, что дубань не доверяет Меркулову и денежный расчет будет производить сам. Авангардная группа Нечаева на июль 1926 г. состояла из 105-го пехотного полка и ряда других частей. Это были две артиллерийские батареи по два орудия каждая, полевая и горная – 60 человек. Кроме этого, был конный полк из 335 человек, два бронепоезда с командами в 180 человек и юнкерская (комендантская) рота в 60 штыков. Штаб составлял 7 человек; команда ординарцев – 25 человек. Всего 1445 человек. Полк состоял из двух батальонов в 660 человек, технического батальона (пулеметная команда и минометная рота) – 120 человек. Чины – 1 генерал, 4 полковника, 8 подполковников, 15 майоров, остальные – по должностям и комплектованию. На содержание группы тратилось в месяц 40 тысяч мексиканских долларов: жалованье – 25 тысяч, на довольствие, фураж и хозяйственные потребности – 15 тысяч. Теперь же по спискам всего 2600 человек, из них бойцов – 1200. Содержание их в месяц стоит 170 тысяч мексиканских долларов. По чинам имеются: генералов – 7, полковников – 20, подполковников – 57, майоров – 160. В общем – 600 офицеров на 2600 человек, или 1 офицер на 6 солдат. Реально же, в боевом отношении на одного офицера приходился один нижний чин. Чжан Цзучан снова желает привлечь к возглавлению группы Нечаева. Это лишь вопрос времени.

К концу января инструкторский русский офицерский отряд или Юнкерское училище также был расформирован[461 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 89.]. По данным наших офицеров от 24 января, «положение у нас все ухудшается. Школа расформировывается, так как она отказалась идти ротой в учебный полк. Пока ее забыли, и она продолжает, в общей суматохе, свое существование по инерции, но это долго не продлится»[462 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 91.].

В то время отношение русских к Меркулову стало просто нетерпимым. Он, будучи человеком невоенным, решил прибрать руководство частями себе. В итоге Тихобразов и другие офицеры подали рапорта об увольнении[463 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 22. Л. 94.]. Они приняты не были, так как уход этих офицеров означал конец Русской группы и Меркулов остался на прежнем месте советника.

После неудачи у Сучжоуфу в армии Северной коалиции началось повальное дезертирство, которое не остановили самые крутые меры. Даже части генерала Чу Юпу, считавшиеся самыми надежными, стали переходить к противнику. Донесения об этом с тех пор стали обычными. Так, в начале марта 1928 г. корнет Ребров, посланный с разъездом в деревню Вансиндя между Шанхаем и Цинанфу, доложил, что ее жители перешли на сторону противника и открыли по его людям огонь. Кроме того, разъезд задержал часть войск Сун Чуанфана, когда они переходили к южанам[464 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 16. Л. 23.].

Положение усугублялось тем, что в боях и от эпидемий конная бригада потеряла много лошадей и впервые после осени 1924 г. у наемников в январе 1928 г. появились «пешие кавалерийские части»[465 - ГА РФ. Ф. 7045. Оп. 1. Д. 3. Л. 5.].

Видя неспособность Чжан Цзучана решить проблемы, нечаевцы сами пытались их устранить. Тихобразов, например, инициировал переговоры с администрацией уездов для решения вопроса с продовольствием. Иногда они кончались удачно и им удавалось получать продукты на занятые в высших инстанциях деньги[466 - ГА РФ. Ф. 7044. Оп. 1. Д. 7. Л. 30.].