Экстрасенс

Ну ладно, а как же друзья? Ведь не в коконе ты жил все эти годы, начиная со школьной скамьи?

Ну да, друзья есть, и приятели есть, и просто знакомых – не сосчитать. Но вот в чем петрушка: у друзей с возрастом складываются точно такие же взаимоотношения с зеркалом в ванной. Ты будешь пить с корешами виски или водку, будешь сидеть с ними в душной сауне, хвастаясь очередным сексуальным подвигом Геракла, будешь вместе с ними драть глотку на стадионе, болея за «Газмяс», но когда ты приходишь домой и снимаешь фрак (стягиваешь футболку, отрываешь от задницы вспотевшие трусы и тому подобное), ты понимаешь, что никому в этом мире на фиг не нужен и решать свои проблемы придется самому.

Впрочем, вру. Есть один друг, который обязательно выпьет на твоих поминках. Да, я о нем вспомнил…

Я набрал номер телефона Сергея Косилова. Ожидая, пока он возьмет трубку, я продолжал смотреть на реку. Все течет, все меняется, а наша старая речушка все так же грязна, как и во времена детства моей бабушки, пускавшей по ней кораблики.

– Гы-говори, – выдавил Серега после небольшой паузы.

Судя по голосу, он только что проснулся или вообще не спал.

– Привет, брат, – сказал я, – ты сейчас никуда не торопишься?

– Сейчас? Н-нет, до пятницы я совершенно с-во-свободен.

– А что будет в пятницу?

– Ничего. Классику смотреть надо. Это Пятачок, когда был в гостях у-у Кролика…

– А-а, понял!

– Вот тебе и «а-а». Слушай, если ты едешь прямо сейчас, захвати мне пы-пару пива. Я, кстати, сам хотел тебе позвонить. Дело есть.

Я ухмыльнулся. Похоже, Сережка вчера неслабо погулял. Чтобы он с утра попросил пива?!

– Привезу. Что за дело?

– Приедешь – скажу.

Я отключил связь и улыбнулся. Серега, конечно, был чудиком, но лучшего антидепрессанта я на своем жизненном пути еще не встречал. И сейчас мне больше всего не хватало именно его умильного подросткового заикания.

С Сергеем Косиловым я был знаком лет двадцать, практически со школьной скамьи. Мы немножко учились вместе в выпускном классе – его перевели к нам уже под самый последний звонок. Никакой особой репутации он у нас заслужить не успел, следовательно, не успел ее и испортить, поэтому мы достаточно легко с ним сошлись. У нас, видишь ли, были общие интересы – «Лед Зеппелин», «Аквариум» и перестройка. Не сговариваясь, пошли в один институт, поступили на один факультет – это была журналистика. Нам тогда казалось, что мы должны что-то успеть сделать, пока «форточка» еще открыта и ветер свободы гулял по квартире. До третьего курса шли одной дорогой. На третьем он выбрал специализацию «телевидение», я же решил, что мне гораздо интереснее и, главное, проще общаться с бумагой. Наши профессиональные стремления, таким образом, несколько разошлись, но интересы личные по-прежнему пересекались: мы продолжали вдвоем зажигать на вечеринках, встречаться с девушками, слушать и играть старый рок-н-ролл и беседовать о проблемах взаимодействия различных ветвей власти. Стояла середина девяностых – благословенное время, эпоха относительно честной и свободной журналистики и сотни относительно честных способов заработка.

Косилов еще во время учебы попал в поле зрения нескольких местных телекомпаний. Я в то время пытался его отговорить от этой безумной затеи. Дело в том, что парень с детства заикался и, судя по всему, прекращать это дело не планировал. И хотя его заикание не носило критического характера – так, лишь иногда переклинивало, – но из-за постоянного страха завалить речь Серега говорил медленно и вдумчиво, совсем как наш институтский преподаватель по иностранной литературе по фамилии Бент. Прикинь, мужик – умница-не-сказать-в-какой-степени, получил кучу каких-то европейских титулов за изучение литературного наследия, а на лекциях его мухи дохли от тоски, потому что читать он их не умел. Оратор из него был «как из Промокашки скрипач»! Бубнил что-то под нос полтора часа, хотя при желании мог бы… да много чего мог бы.

Так вот, Сережку нашего из-за его проблем с интерфейсом на телевидении ждал полный провал. Но, блин, он нашел лазейку, переключился с работы в кадре на место по другую сторону объектива. Ему понравилось снимать. Он не выпускал камеру из рук всю практику, снимал сюжеты по заказам и без них, по собственной инициативе пристраивался к различным командировкам своих старших коллег – и снимал, снимал, снимал. Снятое он монтировал так же самостоятельно, договорившись о небольшой стажировке в монтажной студии областного телевидения.

Словом, к окончанию университета Сергей Косилов был молодым асом, а еще через несколько лет он уже мог позволить себе выбирать работодателей и заказчиков. Криминальные разборки, спецоперации силовиков, облавы, экстремальные командировки в горячие точки, репортажи с заседаний городской думы – у Сергея не было никаких жанровых ограничений. С камерой он обращался, как Паша Буре с клюшкой до знакомства с русским шоу-бизнесом, она была его второй парой глаз, и у меня в один прекрасный день отпали последние сомнения в том, что когда-нибудь Серега уедет, к чертовой матери, из этого города и доработается до «ТЭФИ».

Увы, все так бы и случилось, кабы не его добрый характер, спровоцировавший полный провал в личной жизни, который, в свою очередь, накрыл медным тазом все остальное.

Сергей был женат дважды, и оба раза он непостижимым для меня образом выбирал в жены законченную суку. Не стерву, заметьте, а именно суку, и это две большие разницы – слово «стерва» благодаря женским таблоидам многие уже воспринимают как комплимент. К слову, у меня были схожие семейные проблемы, но если я еще как-то держался, уповая на торжество здравого смысла, то Серега доводил дело до точки кипения и взрыва. Можно до бесконечности иронизировать: дескать, у кого из разведенных людей бывший супруг(а) не является гадиной или козлом – но иногда они таки козлы и есть. Первая жена Сереги была до рези в глазах похожа на свою мамашу, а мамаша у нее последние годы балансировала на грани попадания в психушку с диагнозом «хронический маниакальный психоз». Пару лет Косилов помыкался с первой женой, а потом выгнал ее из дома. Результатом этого неудачного семейного опыта стал длительный черный депрессняк.

Вторая жена ушла от него сама, потому что выйти из депрессии Серега так и не сумел. Он пробовал немножко выпивать. Начал с пятничных пивных вечеров («после трудовой недели – грех не выпить!»), потом попытался плавно перевести их в аналогичные вечера четвергов и суббот, но, к счастью для Сережки, организм его категорически возражал против такого досуга. Два дня подряд он еще мог покуражиться, но на третий его тело отказывалось подниматься с кровати, желудок восставал против любой жидкости и пищи, а голова молила о быстрой пуле. В общем, с тотальным пьянством у Косилова не заладилось, поэтому единственным выходом для него было вкалывать до полного самоотречения. Он продолжал работать, реально подтверждая старую истину о том, что талант невозможно уничтожить. Руки у него по-прежнему росли из правильного места, голова не разучилась монтировать телевизионную картинку задолго до попадания материала на монтажный стол. И новая жена вскоре стала ему просто не нужна.

При встрече мы всегда обнимались и целовались, если никто не видел. Этот сомнительный мужской ритуал мы подглядели у десантников и пограничников, регулярно пугающих добропорядочных горожан пьяными купаниями в фонтанах. Нельзя сказать, что мы с Серегой чувствовали себя более мужественными от поцелуев и объятий, но и отвыкнуть уже не могли. Эта привычка хоть немного примиряла нас с мыслью о не отданном Родине воинском долге.

Обняв Серегу в то утро, я сморщился от убойного амбре и сразу передумал целоваться. Косилов скорее всего «зажигал» вчера весь день и либо не ложился спать совсем, либо свалился только под утро.

– Н-да, Серж, – протянул я, – ты меня удивляешь. У тебя лицо сейчас похоже на мою задницу после отцовского ремня.

Сергей махнул рукой:

– Бы-брось свои понты. Пиво принес?

Я молча протянул пакет. Серега даже не стал для приличия поддерживать светскую беседу – угостился немедленно и без остатка. Одна бутылка ухнула в него полностью буквально через пару минут, вторую он решил немного посозерцать.

– Пы-рахади.

Я с удовольствием прошел в глубь его двухкомнатной квартиры. Я бывал у Сергея редко, о чем сожалел каждый раз, когда находил время для визита. Если моя бурная нигилистическая молодость замерла на фотографиях и в видеокассетах, то у Сергея она продолжала существовать вокруг него. Она жила в гитаре, висящей на гвозде, в куче виниловых пластинок на полу в плохо устроенной спальне, пряталась в колонках от старого музыкального центра «Вега» и прочей белиберде, избавиться от которой моя жена заставила меня практически сразу после свадьбы. А Серега бережно хранил и лелеял все эти запахи, звуки и образы – дешевый портвейн, треск винила, вопли Егора Летова и ощущение свободы. Немудрено, что в итоге Сергей остался здесь один, в этом, казалось бы, современном, украшенном обоями и линолеумом, но таком неприкаянном жилище.

– Что пы-пыривело тебя ко мне в такую рань? – высокопарно и грустно спросил Серега, неторопливо откупоривая вторую бутылку и усаживаясь на диван в гостиной, которая по совместительству была и видеостудией, и домашним кинотеатром, и столовой.

– Ты будешь смеяться, но я пришел просить у тебя совета.

– Просить совета, где найти деньги, или пришел пы-просить денег?

– Старый лис…

– Дык, – не без удовлетворения заметил приятель и отпил из бутылки. – Я ж видел твою рукопашную с Червяковым, когда забегал на банкет в его новый магазин. Помнишь, он тогда тебя чуть не порвал? Можешь ничего не объяснять, я знаю, что он редкая жо-жо… жж…

– Я понял, не продолжай.

Мы немного помолчали, будто почтили недобрым словом память жопы Макса Червякова, потом Серега аккуратно поинтересовался:

– На скока попал?

– Даже не спрашивай. Если не найду деньги за два дня, мне придется отдать в залог машину. Дал бы побольше времени, я еще крутанулся бы, но за два дня… нереально.

– Н-да, – только и сказал Косилов.

Мы снова умолкли. Серега не пытался изображать глубокое сочувствие, за что я был ему безмерно благодарен, ибо физически не перенес бы сейчас его жалости, но, с другой стороны, он и не демонстрировал своего психологического превосходства над человеком, попавшим в передрягу. Все было как всегда: «Что, фигово, брат? Не дрейфь, прорвешься». Меня смущало лишь одно: он вряд ли мог мне помочь.

Он словно услышал мои мысли:

– Ты прости, конечно, но таких сумм, за которые Червяков может забрать машину, у меня давно не водилось. Если ты рассчитывал за-занять у меня денег…

– Да нет, я уже понял, что зря пришел.

– Нет, не зря, – начал было Серега, но не успел договорить.

Зазвонил мой сотовый телефон.

– Извини, – сказал я и посмотрел на дисплей.

Звонила жена. О, сейчас будет праздник…

– Алло! – сразу закричала она, как только я поднес трубку к уху. – Вавилов, где ты ночевал?! Ты вообще сейчас где?!