Трансгалактический Моджо-тайп

Д.Б.: Не знаю. Может, ты и прав. Может людям и стоит об этом узнать. Но тут ведь… Слушай, ну я не рассказчик, я не смогу это описать. Я очень плохой рассказчик. Сможешь потом переписать это так, знаешь, что бы люди смогли понять?

Т.Х.: Бен, дружище, я не самого лучшего мнения о человечестве, но поверь, фантазия у людей работает неплохо. Не парься. Просто расскажи.

Д.Б.: ОК… Короче, мы обшаривали 23 сектор. Две бригады, по девять кораблей в каждой. Не особенно рассчитывали там что-то найти, потому что в 23 секторе планет раз-два и обчелся. В общем… Были уверены, что этот полет пройдет впустую. И вдруг… не помню кто… не важно, кто-то из наших засек остаточный след старой разделительной установки. Очень старой… Мы разбились на группы, начали прочесывать сектор. Это обычная практика. И… я наткнулся на корабль. Случайно. «Двина», кажется, украинский. Такой, знаешь… Огромная бочка, семьсот пассажирских мест, плюс команда.

Т.Х.: Ты вошел внутрь?

Д.Б.: Нет. Я – нет. Я пилот. Сначала пустили дронов, потом вошли десантники.

Т.Х.: И? Что они нашли?

Д.Б.: Что… Мертвых. Всех, кто был на борту… Все умерли. Давно. Не выдержали экраны корабля, люди умерли от облучения. Почти полные запасы еды и воды. Кислородные нагнетатели в порядке… И семьсот трупов. Понимаешь?.. Я хочу сказать… Не знаю… В глубоком космосе, без надежды на помощь. И ни одной подходящей для высадки планеты на парсеки вокруг. То есть, у них вообще не было шансов, вот я о чем, понимаешь? Но они не знали, и полетели… Вот это мы и называем могильниками, Том.

Т.Х.: Это страшно, приятель.

Д.Б.: Да уж. Прикинь… Семьсот трупов. Это очень много.

Т.Х.: Да… Как поступили с кораблем?

Д.Б.: Как обычно. Существует протокол. У разведчиков нет мощностей и ресурсов для буксировки таких объектов. Собрали все документы и информационные носители, заложили заряды… Все.

Т.Х.: Братская могила…

Дальше – тишина. Я вышел из рубки. Налил водки. Перед глазами тьма, огромный примитивный корабль «Двина», замерший в 23 секторе, а я даже не знаю, где это. Внутри мертвая надежда в количестве семисот штук, плюс сколько там было экипажа и обслуживающего персонала. Тишина на записи длится ровно час-сорок пять. Я забыл выключить функцию записи.

Джетро-Талл, курортная планета-офшор. «Д.Д.»/ Бета-Массачусетс, планета-университет

Я не был прилежным студентом, но о студенческих временах вспоминаю с нежностью и трепетом. Бета-Массачусетс, рай и ад, свет и тьма, девчонки и… еще раз девчонки. Брюки с бахромой, джинсы с металлопреновой нитью, длинные волосы, марихуана, бусы, колокольчики и Мао. Ну ладно, последнее не про меня, никогда не заморачивался на этой ерунде. Я выглядел, как типпи, иногда тусил с типпи, но не был типпи. Я был студентом-раздолбаем, классическим недотепой из братства Сигма-Кси. Славные денечки. Настолько славные, что кое-что вошло в анналы истории благодаря нашему славному брату Дьякону и его «В.Л.О.Б.» – «Великой Летописи Огненного Братства». Наше Сигма-Кси в конце концов распустили. Потом, правда, снова собрали, но уже после того, как мы похватали свои дипломы и были депортированы с планеты к чертовой матери во взрослую жизнь. И после того, как раздутого от ботокса президента объединенного человечества Кшешинского бездарно отправили в изгнание вместо того, чтобы четвертовать, сечь плетьми или, в крайнем случае, скормить собакам. Так вот, был суд братств, на котором Сигме дали второй шанс и назначили испытательный срок, – я скачал запись этого цирка из консольной сети. Было смешно, тем более что, судя по лицам нынешней братвы, они немногим лучше нас. Наверняка, парням пришлось научиться получше прятать выпивку и наркотики, встречаться с чиксами за пределами студгородка, и вообще, на какое-то время уйти в подполье. Само собой, это сделало их жизнь еще интереснее.

Еще пара мыслишек в том направлении, и я пущу скупую мужскую слезу прямо в бокал с шикарным тридцатидвухлетним виски с Дункана. «Стрелок Шарп», одна бутылка стоит больше моей машины. И в плане денег, и в плане качества. Это еще один повод заплакать. Каждый глоток, как коктейль амброзии и небесного огня. Никогда бы не смог позволить себе такую выпивку.

Этот виски, этот дом (про него – позже) и, отчасти, эти воспоминания принадлежат моему старинному корешу, Рудольфу Энрике Баррозу. Человеку, с которым мы когда-то прошли огонь, воду и медные трубы, а теперь даже по консольной сети не часто общаемся. Отчасти именно поэтому, из-за этих вот постыдных порывов расплакаться над трупом своей славной молодости. Ведь если вдуматься, больше нам обсудить нечего, ничего стоящего в нашей жизни не происходит, и как только мы сворачиваем со слезливой темы, откуда-то выползают фьючерсы, инфляция, вбросы на выборах, налоги на недвижимость и мучительные паузы в разговорах. И хотя все это классные темы для моих статей, но они совершенно не подходят для трепа со старым студенческим другом. Поэтому мы видимся крайне редко, а когда видимся, стремительно убираемся в хлам всем, до чего успеваем дотянуться. Быть взрослым – грустно. Это, впрочем, не мешает мне пользоваться карт-бланшем в любом из отелей Баррозу. И считать его своим лучшим другом, одним из двоих. Как-то так получилось, что сами мы со временем испортились, а наша дружба – нет.

Да дорогие мои, бывший студент-недотепа по прозвищу Ревущий Медведь вырос и стал богатым сукиным сыном по имени Рудольфу Энрике Баррозу. Быть богатым – пошло, делать карьеру – пошло, работать и то – пошло, мы все так считали и мнения своего не изменили. Просто слегка повзрослели. В этом беспринципном мире идеалы слишком быстро покрываются плесенью, их надо нежно хранить, лелеять, оберегать. А для этого нужны деньги. Поэтому мой старинный кореш Ревущий Медведь владеет десятком шикарных отелей на десятке курортных планет, я стал довольно известным журналистом-блогером, а Молчащая Сова… впрочем нет, про него отдельно, я слишком люблю этого сукиного сына, чтобы не подкинуть хотя бы понюшку помпы в его появление на страницах этой книги. Что касается других моих знакомых недотеп из прошлого, то они подались либо в политику, либо в бизнес. Точнее так: самые бездарные в политику, самые мудрые в бизнес.

И вот я плавлюсь в шезлонге в самом сердце Джетро-Талла, пью виски, а моя консоль то и дело подает сигналы о том, что находится на грани перегрева. Ну, потерпи старушка, я тоже страдаю в меру возможностей. Температура воздуха 27 градусов выше нуля, и капли воды из бассейна испаряются с моей кожи быстрее, чем я успеваю с ними попрощаться. Но надо терпеть, лишения делают нас крепче.

Что бы, интересно, сказали парни по имени Ревущий Медведь, Молчащая Сова и Бегущий Кролик (так когда-то звали вашего покорного слугу), увидь они меня сейчас и прочтя эти жалкие доводы в самооправдание. Они бы промолчали. Даже хуже. Они бы затянулись от косяка, презрительно поджали губы, и только после этого промолчали бы, с жестокой жалостью глядя на меня своими слезящимися глазами. Ну что ж, мне нечего им ответить. Они ведь лучше меня, лучше по определению, поскольку моложе, безбашеннее и, попав на курорт, не стали бы плавиться в шезлонге даже ради этого прекрасного виски. Они отправились бы искать неприятности на свои тощие задницы, и клянусь вам, они бы их нашли.

Ревущий Медведь был нашим вожаком, нашим вождем, нашим капитаном. А я был его лучшим другом с первого дня учебы.

Еще не будучи Бегущим Кроликом, а всего лишь наивным и растерянным провинциальным мальчиком Томми с планеты Кингстон, я вошел в назначенную мне комнату в общаге. Пустая бетонная коробка размером три на четыре метра, с узким окном-бойницей напротив двери. Три односпальные кровати испуганно смотрели на меня запакованными в пластик матрасами, а в углу напряженно застыл трехдверный шкаф. Сдается мне, с той секунды я никогда больше не видел эту комнату такой чистой.

Испуганный провинциальный мальчик Томми помялся на пороге, чувствуя, что перейдя черту, совершит Поступок, и обратного хода уже не будет. Наивно, но чертовски правдиво, потому что так оно и оказалось.

Я бросил сумки на одну из кроватей, сел и стал ждать. Я понятия не имел, что делать дальше и размышлял, а не совершил ли я самую страшную ошибку в жизни, покинув родной Кингстоун. В этот момент дверь открылась, и в комнату ввалился румяный толстяк, ухоженный и выглаженный маменькин сынок, скорее всего, воспитанный в христианском духе и помнящий наизусть большую часть псалмов. У него были такие же испуганные глаза, как у меня, и два гигантских чемодана, размером с трансгалактический лайнер каждый. А еще сумка на поясе смешного оранжевого цвета, из тех, что во все времена именовались не иначе как «пидорка».

Боже мой, память, что хранится на твоих пыльных стеллажах? Зачем ты хранишь все эти подробности? Неудивительно, что я так много забываю, у меня же наглухо забиты все объемы, вот и все. Оранжевая сумка! Я помню эту проклятую оранжевую сумку!

Парнишка прокашлялся, сказал, что его зовут Оди Смит, и что, наверное, мы теперь, соседи. Я сказал, что, да, наверное. Вот так я и познакомился с Молчащей Совой, которого большинство из вас – внимание, барабанная дробь, пара джинглов, обнаженная манекенщица идет по рингу с номером в руке – знает под именем Орджинальд Дуглас Смит Старший. Тот самый седовласый качок, владелец всемирно-известной корпорации «Мир Футбола», король мегасети магазинов «Дуглас Спорт» и трех спортивных телеканалов, а также владелец кучи разного хлама, типа корабли, космолеты, заводы и парки отдыха! Судьба играет с нами в разные игры, но больше всего ей нравится маскарад.

Но вернемся на Бета-Массачусетс. Пока мы пялились друг на друга, дверь открылась, и в комнату вошел наш третий будущий сосед. Он был длинный, тощий и смуглокожий, как и подобает юноше, проведшему большую часть жизни на Моби Дике, под испепеляющими лучами звезды Маяк Надежды. Тощий парень осмотрелся, покачал головой и произнес:

– Окно слишком узкое, плохо будет выветриваться.

И только потом представился:

– Меня зовут Ревущий Медведь. А вас?

Мы назвали свои имена, и он огорченно покачал головой.

– Парни, на хрена мне знать ваши прошлые имена? Они остались там, откуда вы смотались ради свободы, выпивки и бесконтрольного секса. Мда… Ну, ничего, торопиться нам некуда. Все лучшее впереди.

Ревущий Медведь оказался прав. Он вообще редко ошибался, этот сукин сын. Наши славные деньки только-только начинались, они робко скреблись в нашу дверь, суля прекрасные неприятности и приключения, достойные пера беллетриста. Незабываемые. Душераздирающие. Священные дни молодости. Они вряд ли понравились бы стеснительному мальчику Томми с планеты Кингстоун, но Бегущий Кролик не променял бы их ни на что другое. Да и я сам, вот-вот готовый начать стариться, тоже, если уж на то пошло.

Солнце Джетро-Талла начинает перегибать палку. Я допиваю виски и позволяю своему телу сползти с шезлонга. Меня ждет кондиционированный номер, стационарная консоль на семьсот каналов и недописанная статья о героях дальней разведки. Так что извините, друзья, мы еще предадимся воспоминаниям, как только от моей шеи уберут топор дэдлайна.

Поисковый рейд эскадры Дальней Разведки. Борт флагмана Дальней Разведки «Месть Королевы Анны»

Флагман, эта гигантская туша, корабль-матка, с которого координируется работа поисковых команд. Семь с половиной километров в диаметре, и двенадцать километров от холки до хвоста. Это город, висящий в вакууме, и потому здесь, конечно, скучнее, нежели на простом рейдере. По «Мести» можно ползать месяцами, и все равно отыщется пара другая способов заблудиться, и однажды, идя в туалет, вывалиться в открытый космос. Но это все-таки не то. Отсутствует это скребущее ощущение причастности, которое ты загривком чувствуешь, находясь на маленьком рейдере и понимая, что со всех сторон тебя окружает тотальное НИЧТО.

Но мне не разрешают оставаться на рейдерах дольше трех суток. Что-то там наплели психологи экспедиции, ненавижу этих гадов. Каждый раз мне приходится возвращаться на «Месть», проходить полный медосмотр от мозолей на пятках до лысины на макушке. Я, видите ли, не космонавт, мой организм не меняли под нужды дальней разведки, а департаменту не хочется получить лишнюю тонну бюрократической волокиты в связи с безвременной кончиной какого-то там репортера. Как говорили в старых фильмах: «Только не в мою смену, парень».

«Местью» заправляет женщина-командор по имени Абигейл Чанг. Прекрасная, как черная богиня, вырубленная из цельного куска обсидиана, и такая же бесчувственная. Командор Чанг наотрез отказалась давать мне интервью, и слышали бы вы, сколько льда было в ее голосе. И как сверкали ее глаза. Будь мы на берегу, я бы не удержался от обречённой на провал попытки уломать эту красотку на мимолетный, но яростный и необузданный перепихон на первой попавшейся горизонтальной плоскости. Скорее всего, у меня бы ничего не вышло, и я бы осознавал это заранее, но все равно попытался бы. Третий размер туго обтянутый военной формой – кто бы устоял от такого? Даже угроза перелома ребер и обоих ног не является достаточным аргументом, к тому же, помимо груди там имелись точеные скулы, жаркие, манящие губы и две сцепившиеся в мертвой схватке планеты прямо под поясом ее галифе.

Но я был на ее корабле, в ее монастыре, и мой устав тут не котировался.

Как бы там ни было, я только что вернулся с «Фифти-Фифти», меня разве что наизнанку не вывернули флагманские эскулапы, и в ближайшие двое суток попасть на другой рейдер мне не светило. Я бездельничал, шлялся по «Мести» и мешал работать остальным, пытаясь взять у них интервью. Иногда получалось. Чаще меня посылали.

Далеко не все взятые мною интервью были включены в серию статей об этом рейде. К примеру, следующее интервью волевым решением редакторской группы (будьте вы прокляты, а я знаю, что вы все равно это прочтете) из серии было изъято.

Беседа с Матиасом Поттером, методистом, не вошедшая в серию статей о рейде благодаря заскорузлому тупому упрямству редакторской группы, будьте вы прокляты еще раз

Матиас Поттер, методист. Ему тридцать три, он подтянут и широкоплеч, но общего с тем же Банджо у него мало. Банджо – морской волк, а Поттер – ухоженный и следящий за собой офисный работник. К тому же, у Поттера на лице написано, что он страдает от фатального кризиса личности. Мы сидим в кают-компании, время на часах – 18:33, на столе пиво.

М.П.: Я всегда мечтал стать пилотом, но у меня проблема с реакцией организма на эти препараты для перегрузок… все время забываю, как они называются. Так что я стал методистом. Конечно, моя работа очень важна. Но… сам понимаешь. Методист.

Т.Х.: Да, чиксы на такое не клюют.

М.П.: Точно, брат. Не клюют. Каждый раз у них такое разочарование в глазах… Слушай, где ты выкопал это словечко, «чиксы»? Я его лет сто не слышал.

Т.Х.: Да вот, всплыло.

М.П.: Правда в том, что работа рейдеров… Тебе взять еще?

Т.Х.: Да, спасибо.

М.П.: Так вот, работа рейдеров, это всего лишь треть нашего общего дела. Причем, технически, не самая сложная. Но… они герои, Том. А мы – что-то вроде обслуживающего персонала. Так это воспринимают посторонние.