Снег в апреле

И вот теперь, когда Кэролайн проходила мимо него, он учтиво, церемонно и немного неуклюже сделал шаг в сторону, держа чашу для льда как некое подношение. От него пахло шампанским брют и свежестью чистого белья, и Кэролайн вспомнила вечно заросший щетиной подбородок отца и синие рабочие рубашки, которые он предпочитал носить прямо с бельевой веревки, пока их еще не коснулся утюг. Вспомнила она и горячие споры, которым они с Дайаной предавались с большим удовольствием и в которых отец почти всегда выходил победителем! И снова, уже не в первый раз, удивилась тому, что эта женщина сочла возможным выбрать в мужья двух мужчин, так сильно отличающихся друг от друга.

Спуститься на полуподвальный этаж, во владения Кэти, было все равно что попасть в другой мир. Наверху повсюду задавали тон ковры пастельных расцветок, канделябры и тяжелые бархатные портьеры. Внизу же царил веселый, естественный беспорядок. Покрытые клетчатым линолеумом полы соперничали с живописными ковриками, занавески были раскрашены узорами в виде зигзагов и листиков, все горизонтальные поверхности были уставлены фотографиями, фарфоровыми пепельницами с давно позабытых приморских курортов, разрисованными раковинами и вазами с искусственными цветочками. В камине ярко горел настоящий огонь, а перед камином, свернувшись калачиком в продавленном кресле и не отрывая глаз от мерцающего экрана телевизора, сидел брат Кэролайн, Джоди.

На нем были джинсы, темно-синий свитер с отложным воротником, потрепанные ботинки и, по непонятной причине, старая яхтсменская фуражка на несколько размеров больше, чем нужно. Джоди поднял голову, когда Кэролайн вошла, но тут же его взгляд снова прилип к экрану, как будто мальчик не хотел пропустить ни единого кадра, ни единой секунды действия.

Кэролайн пододвинула его в кресле и втиснулась рядом с ним.

– Кто эта девушка? – выдержав паузу, спросила она.

– Да ну, дура какая-то. Только и делает, что целуется. Видно, из этих.

– Чего ж ты не выключишь?

Джоди обдумал ее слова, решил, что это неплохая идея, выбрался из кресла и выключил телевизор. Издав легкий стон, экран погас. Джоди остался стоять на коврике перед камином, молча глядя на Кэролайн.

Ему было одиннадцать лет, хороший возраст: уже не ребенок, но пока еще невысок ростом, довольно щуплый, вспыльчивый и прыщавый. Они с Кэролайн были так похожи, что незнакомые люди, увидев их в первый раз, сразу догадывались, что это брат и сестра, хотя Кэролайн была светловолосой, а ярко-каштановые волосы Джоди отливали рыжиной, да и веснушек у Кэролайн почти не было, всего несколько штук на переносице, а у Джоди они были везде, рассыпанные, как конфетти, по спине, плечам и рукам. Глаза у него были серые. Когда он улыбался, медленно и обезоруживающе, становилось видно, что зубы великоваты для его лица и не очень ровные, словно пытаются растолкать друг друга и отвоевать для себя побольше пространства во рту.

– А где Кэти? – спросила Кэролайн.

– В кухне.

– Ты обедал?

– Да.

– То же самое, что и мы?

– Поел супу. Но второго не захотел, и Кэти поджарила мне яичницу с ветчиной.

– Жалко, я бы тоже с тобой поела. Ты не видел Шона и Хью?

– Видел. Когда поднимался наверх. – Он скорчил рожу. – Тебе не повезло: Холдейны придут.

Они обменялись заговорщицкими улыбками. К Холдейнам оба относились примерно одинаково.

– Где ты взял эту фуражку? – спросила Кэролайн.

Джоди совсем забыл, что она у него на голове. Он сразу сконфузился и снял ее.

– Просто нашел. В детской, в старом ящике с маскарадной одеждой.

– Это же папина.

– Да, я так и подумал.

Кэролайн потянулась и забрала у него фуражку, грязную и измятую, в пятнах соли, с почти оторванной кокардой.

– Папа надевал ее, когда ходил под парусом. Он говорил, что правильная одежда придает ему уверенности и, если кто-нибудь ругает его, когда он делает что-то не так, он просто огрызается в ответ, и все.

Джоди заулыбался.

– Помнишь, как он про это рассказывал?

– Кое-что помню, – ответил Джоди. – Помню, как он читал мне «Рикки-Тикки-Тави».

– Ты был еще совсем маленький. Лет шесть тебе было. Но надо же, помнишь.

Он опять улыбнулся. Кэролайн встала и снова надела фуражку на голову брата. Козырек закрыл ему лицо, и ей пришлось нагнуться, чтобы поцеловать мальчика.

– Доброй ночи, – сказала она.

– Доброй ночи, – отозвался Джоди, но не двинулся с места.

Уходить от него ей очень не хотелось. Подойдя к лестнице, она оглянулась. Джоди пристально смотрел на нее из-под козырька этой нелепой фуражки, и в глазах его было нечто такое, что заставило ее спросить:

– Что-то случилось?

– Нет, ничего.

– Тогда до завтра?

– Да, – кивнул Джоди. – Конечно. Спокойной ночи.

Кэролайн поднялась наверх. Дверь в гостиную была закрыта, оттуда доносился неясный шум голосов, Кэти занималась тем, что вешала на плечики чью-то темную шубу и убирала в стенной шкаф возле входной двери. На Кэти было бордовое платье с фартуком в цветочек – ее уступка формальностям званого ужина. Увидев внезапно появившуюся Кэролайн, она сильно вздрогнула:

– Ой, как же вы меня напугали!

– Кто это пришел?

– Мистер и миссис Олдейн. Они уже там. – Кэти мотнула головой в сторону двери. – Вам лучше поторопиться, вы опоздали.

– Я ходила повидаться с Джоди.

Она остановилась возле Кэти, прислонившись к перилам, – уж очень ей не хотелось идти туда, где все. Кэролайн представила себе, какое это было бы блаженство – отправиться в свою комнату, забраться в постель и чтобы ей принесли вареное яйцо.

– Он все еще смотрит кино про индейцев?

– Вряд ли. Сказал, что там постоянно целуются.

Кэти скорчила гримаску:

– Лучше уж смотреть про поцелуи, чем про всякие безобразия, вот что я вам скажу. – Она закрыла дверцу шкафа. – Да-да, лучше интересоваться поцелуями, чем шляться по улицам и колошматить старушек по голове их же собственными зонтиками.

И с этим многозначительным замечанием она отправилась обратно в кухню. Кэролайн осталась одна и, не имея больше поводов задерживаться, прошла через вестибюль, натянула на лицо улыбку и открыла дверь гостиной. (Искусство эффектно появляться она тоже усвоила в театральной школе.) Шум разговоров сразу стих, и кто-то сказал:

– А вот и Кэролайн.

Гостиная Дайаны вечером, залитая в честь званого ужина ярким светом, блистала, как театральная сцена с тщательно подобранной декорацией. Три высоких окна, выходящие на тихую площадь, были задрапированы светлыми желто-зелеными бархатными шторами. Обстановку гостиной составляли огромные мягкие диваны розового и бежевого цвета, бежевый же ковер и современный итальянский кофейный столик из стали и стекла, изумительно сочетающийся со старинными картинами, шкафчиками из орехового дерева и прочей мебелью в стиле чиппендейл. Повсюду были расставлены цветы, и воздух был насыщен разными изысканными и дорогими ароматами, среди которых выделялись гиацинт, духи «Мадам Роша» и гаванская сигара Шона.