Арвендейл. Нечистая кровь. Книга 2. Корни Тьмы

– Просите у меня все, что пожелаете, – любезно сказал он, как сказал бы любому придворному, оказавшему ему услугу.

Катриона покраснела, что совершенно не шло к ее округлившемуся лицу. Потупилась, и Брайс опять испытал прилив беспричинного раздражения. Светлые боги, жена бесит его даже в тот момент, когда он должен испытывать к ней самые теплые чувства. Ведь она только что подарила ему сына…

И, если начистоту, не это ли было подспудной причиной его отвратительного настроения? Хотя Брайс боялся признаться в этом даже самому себе. Он мужчина и принц королевской крови. Мужчина и принц должен быть счастлив, когда у него рождаются сыновья.

– Мне ничего не надо, кроме вашего милостивого расположения, мой любезный супруг, – прошептала Катриона.

Брайс вздохнул. Как та злая ведьма из сказки, она требовала единственное, чего Брайс не мог ей дать.

– Я никогда и не лишал вас моего расположения, – сказал он, и она вздрогнула от этой лжи, так что ему на мгновение стало по-настоящему стыдно.

Они помолчали, слушая висящую между ними тяжелую тишину, которую ничто не могло заполнить или смягчить. Потом Катриона тихо спросила:

– Вы уже выбрали имя для нашего сына? Я… – она умолкла, и Брайс спросил:

– Вы – что?

– Я думала… может быть… Гарольд? В честь моего деда…

– Ну а почему бы тогда сразу не Айвор, в честь вашего отца? – улыбнулся Брайс.

От этой улыбки, на сей раз намеренно ледяной, бедная леди Катриона задрожала, как заяц за миг до того, как в горло ему вопьются волчьи зубы.

– Простите… я… мне подумалось…

– Ваше дело – рожать детей, моя леди, а не думать. И с этой обязанностью вы справляетесь блистательно. Не стоит отягощать себя лишними заботами.

Ну вот и все, он успешно загнал пугливого крота назад в земляную норку. Прекрасно, Брайс. Ну как, сполна доволен собой? Он сцепил зубы, отворачиваясь и собираясь выйти, когда его жена подала голос из своей норы, глухой и едва различимый:

– Мой отец спрашивал, когда вы удостоите его аудиенции. Ему срочно необходимо вас видеть… мой любезный супруг.

Брайс коротко кивнул и вышел прочь.

Не знай он, какой панический страх его жена испытывает перед собственным отцом, был бы уверен, что она шпионит для него. Впрочем, в этом не было особой необходимости – роль шпионки при Брайсе вполне могла выполнять вездесущая леди Аллена или дюжина других фрейлин Катрионы, привезенных ею из родового замка Корстли. Яннем, разумеется, распорядился заменить почти всех, но в двух или трех они все еще не могли быть уверены и удалить их тоже не могли, потому что Катриона знала этих женщин с детства и была к ним слишком привязана. А лишать последнего утешения бедную женщину, глубоко несчастную в браке с ним, Брайс все же не решался. Они с Яннемом когда-то крепко поссорились из-за этого, и это был один из относительно нечастых случаев, когда Брайсу все же удалось настоять на своем. Яннем всегда прислушивался к нему, всегда принимал его мнение к сведению, но редко ему уступал.

Вообще их отношения за эти пять лет стали несколько… странными. Брайс не кривил душой, сказав леди Ингёр, что Яннем просто не доверяет ему менее, чем другим. Даже если сам Яннем считал иначе. Пять лет царствования изменили Яннема, и не в лучшую сторону. Он повсюду видел врагов, не выходил из собственных покоев без охраны, ел только в присутствии Брайса, полагаясь на его способность определить, не отравлена ли пища – в том числе магией Тьмы, ведь Яннем не понаслышке знал, что это весьма надежный способ незаметно убить человека. Вернувшись с Даргора, Брайс узнал, что за время его отсутствия Яннем ел только яйца, которые варили в его присутствии, и пил воду из родника в полумиле от замка, которую набирал сам. Не то чтобы у него не было совершенно никаких оснований для такой подозрительности – в первый год его правления, когда он только отменил закон о «нечистой крови», его действительно попытались отравить. И это не считая мнимого покушения, организованного его любовницей Сереной, о чем знал Брайс, но так и не узнал Яннем; так что, с точки зрения Яннема, его пытались убить даже не один, а целых два раза только за первый год. Тогда-то его подозрительность и начала тот опасный путь, который в конечном итоге привел молодого короля Митрила к чему-то, опасно напоминающему паранойю. Нет, с Брайсом у них все обстояло отлично: они вместе ели и пили, Яннем поверял ему все свои сомнения и идеи и никогда не подозревал в вероломстве или дурном умысле. Только не после того, через что они прошли вместе в подземелье, когда израненный, харкающий кровью Яннем вел ослепшего Брайса, держа за плечо, через толпу наседающих на них темных тварей. Сильнее этого не могло быть ничто на свете, они знали это оба, и об этом им не требовалось говорить вслух. Но вот что касается всех остальных… Яннем был непримирим и беспощаден в своей нарастающей паранойе, рубил головы направо и налево, безжалостно уничтожал всякого, кто смел косо на него смотреть. Да, поначалу это казалось оправданным – уж таков народ Митрила, что понимает только язык боевой магии и грубой силы. Яннем не был чудовищем, но он слишком хорошо знал свой собственный народ. И разве не это делает правителя истинно великим? В конечном итоге каждый народ получает именно того монарха – благодетеля или тирана, о каком молит богов и какого заслуживает. Митрил заслужил короля Яннема, не больше и не меньше. И Яннем искренне хотел стать для своего народа благодетелем, а если для этого придется заодно стать и тираном – что ж, все имеет свою цену.

Но Брайса, однако, беспокоило то, каким Яннем бывал упрямым. Он не ждал, что брат станет во всем слушаться его советов, это случалось даже чаще, чем можно было ожидать, памятуя о маниакальном стремлении Яннема все делать самому. Иногда казалось, что он упирается чисто из принципа, просто чтобы не позволить Брайсу забыть, кто из них двоих все же король, а кто – всего лишь младший брат короля. Вслух они никогда это не обсуждали. Но годы шли, и Брайс ощущал медленно нарастающее, глухое неудовлетворение от такого положения вещей. Оно не имело смысла: он принял брата как своего сюзерена, не только из чувства долга, но и потому, что не хотел быть королем сам. И однако же мысль, что он на всю жизнь обречен остаться на вторых ролях, в тени трона, под сенью подавляющей воли старшего брата, отдавалась муторным ощущением в животе и горечью во рту. Брайс отчаянно тосковал по временам, когда они воевали с орками и имперцами, когда он вел армии через горы и равнины, крушил врагов, смыкал скалы и уничтожал армии. Не потому, что это давало ему чувство власти или овеивало героическим ореолом, заставлявшим толпу вопить и ликовать при его появлении. Просто тогда он ощущал себя хозяином собственной жизни. Он мог колдовать или биться на мечах в самой гуще сражения, мог повернуть на север или на юг, мог убивать императоров… А теперь все, что ему осталось – это сидеть по правую руку от своего венценосного брата на заседаниях Совета, имея решающее право голоса в тех случаях, когда мнения разделялись, да пить с ним вино в кабинете, сидя рядом у камина, беседуя по-дружески, небрежно, безо всякого официоза. И да, это не так уж мало… но это не то, совсем не то, чего он когда-то хотел.

«Было так жестоко поманить меня всем тем, что ты мне когда-то дал, а потом все это отобрать», – думал Брайс, но был ли такой упрек справедлив? Не по вине Яннема Брайс почти лишился способности к магии. Нет, конечно, он все еще мог колдовать. Мог наслать сонные чары на брата, когда того вконец замучивала бессонница, мог окутать королевский кабинет пеленой, защищающей от подслушивания, мог даже накинуть на свое лицо маску-иллюзию, благодаря которой от него перестала бы шарахаться собственная жена. Но он ни за что на свете не сумел бы больше сомкнуть скалу или удерживать трескающийся лед на поверхности озера. Брайс Митрильский все еще был магом, вполне неплохим, даже хорошим. Но больше не великим.

Такова оказалась его расплата за игры с Тьмой. Всё это – и еще пальцы на правой руке, укороченные на длину первой фаланги.

С лордом Айвором Глендори Брайс встретился в своих покоях. Он занимал целое крыло в восточной части замка, между королевскими покоями и комнатами, отведенными леди Катрионе. Была у него и собственная приемная, у порога которой, дожидаясь аудиенции Старшего Лорда-советника, часами топтались придворные – разумеется, не каждый день, а в строго оговоренное время. Брайса от всей этой придворной бюрократии просто тошнило. Но Яннем считал, что чем строже этикет, тем лучше он дисциплинирует придворных, служа пикантной приправой к острому блюду непреходящего страха. Брайс с ним не спорил. Он дьявольски устал от споров с Яннемом за эти пять лет, если уж начистоту.

Лорд Айвор, на правах близкого родственника, не топтался в прихожей, а прошел в приемную и в ожидании зятя потягивал вино из золоченого кубка. При появлении Брайса он поднялся на ноги, но не слишком поспешно – хоть Брайс и был выше его по положению, однако, будучи мужем его дочери, приходился ему вроде как сыном, потому обязан был проявлять сыновнюю почтительность к новоявленному «родителю». Брайс порой думал, что Яннем категорически не хотел сам жениться на Катрионе именно потому, что не вынес бы этой снисходительности от Айвора Глендори. Конечно, можно его просто казнить, но, Светлые боги, сколько можно рубить головы всем неугодным? Особенно если уж решил с ними породниться. Нет, Яннему пришлось бы терпеть эту едва заметную снисходительность, завуалированные поучения и немногословные упреки, на которые лорд Айвор, как представитель и неофициальный вождь старой аристократии, традиционалист и консерватор до мозга костей, был всегда так щедр. Не менее щедр, чем на тумаки для своей зашуганной дочери. Брайс мечтал, как однажды вырвет из холеных рук тестя трость с малахитовым набалдашником и просто отходит его ею по спине как следует, от души.

Мда, что-то слишком уж часто его тянуло в последнее время на рукоприкладство и разгром мебели. Не слишком хороший знак.

– Приветствую вас, сын мой, и поздравляю от всего сердца с рождением вашего первенца, – елейно изрек лорд Айвор, неторопливо поднимаясь Брайсу навстречу, и раскрыл объятия.

Брайс опять сцепил зубы и вытерпел отеческую ласку, как и всегда, всякий раз готовясь, что, завершив объятие, лорд Айвор воткнет ему в спину отравленный нож. Айвору Глендори было немного за пятьдесят. Это был статный, совершенно седой мужчина с благородным лицом, наводившим на подозрения, не прижила ли его супруга леди Катриону от дворового конюха. Она ничем не походила на отца, так и пышущего здоровьем, силой и благородством. Брайс знал, что он мечтает о троне, все это знали, но лорд Айвор был слишком умен, чтобы надеяться свергнуть правящую династию, даже при поддержке старой аристократии, недовольной Яннемом. Он не собирался затевать мятеж, но продолжал оставаться костью в горле, подогревая неусыпное недовольство в своих сторонниках и не позволяя Яннему просто выдохнуть и править так, как он считал нужным. И после того как Глендори породнились с короной, это почти не изменилось, просто критика и нападки Глендори и его клики стали менее явными, вот и все.

Но что-то определенно изменится теперь, когда у Брайса есть сын. А у Яннема – все еще нет.

– Вы ведь удивлены не меньше моего, правда? – спросил Брайс, беря стоящий на столе графин с вином и наливая себе тоже. – И не меньше Яннема. Как и он, вы считали, что Катриона неспособна родить мальчика. Поэтому так легко согласились, чтобы она вышла за меня, а не за моего брата.

Лорд Айвор задумчиво сощурился, поглаживая набалдашник трости. В первые месяцы после брака он осторожно прощупывал почву, пытаясь выяснить, не появится ли теперь возможность привлечь Брайса на свою сторону, тонко используя зревшее в нем недовольство. Но очень быстро понял, что эти попытки тщетны, и бросил их. Теперь Брайс не сомневался, Глендори возобновит свои поползновения. И был готов пресечь их в зародыше.

– Я так и знал, что вы обо всем осведомлены, сын мой, – протянул лорд Айвор, искоса поглядывая на зятя. – В самом деле, наш придворный маг-лекарь давно предупреждал меня, что моя дочь скорее всего окажется неспособна продлить наш род по мужской линии. Та же неведомая напасть поразила и ее мать, мою супругу. Как вы знаете, у меня нет сыновей, хотя я счастливый отец пяти прекрасных дочерей. И вам отдал прекраснейшую. Мое самое ценное сокровище.

– Которое вы лупили палкой за любую провинность, как и четыре остальных ваших сокровища, – сухо напомнил Брайс.

Лорда Айвора слегка перекосило. Брайс не давал себе труда играть в сыновнюю почтительность, когда они оставались наедине, хотя на людях свято соблюдал этикет – ради брата и отчасти ради Катрионы, а вовсе не ради этого склизкого гада, который называл его «сын мой» с таким видом, словно имел на это право. Брайсу не впервые подумалось, что лорд Айвор чем-то напоминает ему виконта Эгмонтера – то есть теперь уже герцога Эгмонтера, насколько он слышал. Та же елейность, скользкость, абсолютная безжалостность и неразборчивость в методах, когда доходит до достижения поставленных целей.

Но Эгмонтера Брайс в свое время одолел. Справится и с лордом Глендори.

– Прошу заметить, – проговорил лорд Айвор, – что ваш с Катрионой сын – единственный наследник мужского пола, родившийся от женщин Глендори за последние сорок лет. До этого последним был мой младший брат Кевин, умерший во младенчестве. Нам обоим, и вам, как отцу, и мне, как деду, надлежит беречь вашего мальчика, словно зеницу ока. Кстати, могу я узнать, как вы нарекли моего внука?

– Узнаете. На церемонии освящения, как и все. И я не вполне понимаю, на что вы намекаете, мой лорд. Уж не на то ли, что мой брат король может приказать удушить моего сына во сне?

– Ну что-о вы, сын мой, – протянул лорд Глендори, обвивая набалдашник трости длинными и сухими, словно паучьи лапы, пальцами. На костяшках виднелся сухой белый пух, лишь усиливавший подобную ассоциацию. – Все мы знаем, что для нашего славного короля родная кровь – превыше всего. Именно родная, а не чистая…

– Только не начинайте сейчас, – предупредил Брайс. – Мы неоднократно обсуждали это, и я не желаю снова выслушивать ваши жалобы. Митрил изменился, и по-вашему уже никогда не станет. Смиритесь и оставьте меня наконец в покое.

– О, я смирился, – вздохнул лорд Айвор. – Что же еще остается. И в знак моего глубокого почтения прошу лишь о единственной милости. Испросите у короля позволение, чтобы ваш сын прошел обряд освящения в часовне Светлых богов, что находится в замке Корстли.

Брайс внимательно посмотрел на тестя.

– То есть в вашем родовом замке. Как интересно. Зачем?

– Затем, что, как я уже сказал, это великий день не только для правящей династии, в которой родилось новое поколение – пусть и не по прямой линии, – но и для рода Глендори. Если Светлые боги подарят нашему королю и его юной супруге сыновей, то вашему сыну, конечно, никогда не сесть на трон Митрила…

– Разумеется, – очень холодно сказал Брайс. – Как и мне.

– Но ваш сын совершенно точно наследует титул герцога Глендори. Я уже слишком стар, чтобы обзаводиться новой женой, которая, возможно, смогла бы родить мне сыновей.

«Да, а еще ты смертельно боишься кровной мести нынешней леди Глендори, если она тихо умрет в своей постели», – подумал Брайс, но вслух решил этого не говорить. Грубая прямота тоже имеет свои пределы, за которыми превращается не просто в хамство, а в глупость. Брайс терпеть не мог своего тестя, но не хотел делать его своим открытым врагом. Это только повредило бы и ему, и Яннему.

– Что ж, рад за моего сына, – проговорил он. – Он и принц Митрильский, и будущий герцог Глендори, и сын некогда самого сильного в Митриле мага, и племянник короля, который боится проливать родную кровь. Как же ему повезло. Но я его отец, а вы – только дед. Поэтому он прежде всего принц Митрила, а только потом будущий герцог Глендори. И если вы воображаете, что я вам его отдам…

– Что это значит, сын мой? – потрясающе натурально изумился лорд Айвор. – Я вовсе не собираюсь его у вас отнимать! Я лишь прошу, чтобы вы и ваша супруга, моя любимая Катриона, а также, возможно, и его величество, почтили замок Корстли визитом. Обряд может провести сам Лорд-пресвитер. Я прошу, чтобы голову мальчика окропили священной водой на землях моего рода. Быть может, это нарушит горький сорокалетний уклад нерождения сыновей, поразивший мой род… У меня ведь есть еще дочери. Что, если Катрионе удалось сломить лежащее на нас проклятие?

Брайс закусил губу. Отчасти такая просьба была и впрямь понятна. С другой стороны, замок Корстли лежит глубоко в горах, в самом верху плато Хельгери. Это один из наиболее неприступных замков в Митриле. Он прекрасно укреплен, и там стоит крупный гарнизон, – не считая вассалов лорда Айвора, которые по первому зову предоставят ему ополченскую гвардию. Может ли лорд Айвор использовать освящение младенца как предлог, чтобы выманить Яннема с Брайсом из столицы? С одной стороны – да. С другой – что это ему даст? У него нет ни формальных оснований, ни ресурсов для захвата власти. В Эрдамаре сильная армия, лорд Фрамер королю беззаветно верен, да и в своих генералах и капитанах Брайс, как маршал, не сомневался. Даже выманив их с Яннемом из столицы, лорд Айвор ничего этим не выиграет. Однако он может попытаться превратить свой родовой замок в ловушку для короля и его брата, такую возможность тоже нельзя исключать. Убить их обоих и посадить на трон короля-младенца, став при нем регентом… Звучит как полное безумие… почти… но только почти.

«Не на это ли он рассчитывал, выдавая за меня Катриону? Нет, он ведь думал, как и все, что она неспособна родить сына. Что-то здесь не сходится». Брайс молчал, делая вид, будто обдумывает просьбу тестя. Потом неохотно проговорил:

– Отчасти я вижу резон в ваших словах, мой лорд. С другой стороны, вы знаете моего брата короля. Очень вряд ли он даст такое разрешение.