Иджим (сборник)

Алексеев сошел с троллейбуса, оправился. Перед ним двенадцатиэтажное здание областного телецентра. Здесь он и работает кинооператором.

– Здравствуйте, – кивнул вахтеру в нижнем фойе, мельком показал пропуск.

Взбежал по лестнице на четвертый этаж. Там сидел другой вахтер. Ему пропуск не нужен, он знает сотрудников в лицо.

– Из наших кто есть? – спросил Илья Павлович.

– Еще нету. – Вахтер подал ключ.

В кандейке операторов пусто. Застоявшийся запах сигаретного дыма. Илья Павлович снял куртку, кепку, причесался. Приоткрыл форточку. Включил телевизор, сел в кресло.

Вскоре стали подтягиваться остальные. Здоровались, вяло переговаривались, курили. Потом принялись доставать из шкафов камеры, осматривали их, проверяли батареи. Потом секретарь принесла план работы на день. Илье Павловичу сегодня досталось быть дежурным. Значит, сидеть здесь, по срочному сообщению выезжать на съемку. У других – командировки по области, освещение заседания городского совета, открытие математической олимпиады в Педагогическом университете…

– Повезло, Илья, – завистливо сказал один из операторов, Петренин, – а мне весь день парься, депутатов с их речами снимай.

– Завтра меня к ним отправят.

Петренин хмыкнул:

– Тоже верно.

В кандейке происходили сборы:

– Ребята, кому я вчера микрофон давал?

– А село Соловьево, это где?

– О-о, парнишка, за полями оно, за лесами. Далеко-далеко…

– Что, серьезно?

– Да брешет он. Километров сорок, не больше.

– Черт, да где ж микрофон-то?!

Постепенно расходились, сопровождаемые оруженосцами-осветителями.

Оставшись один, Илья Павлович занялся просмотром старых репортажей, предназначенных для затирки новыми. Ничего интересного, что можно пощадить. Отрывки с очередного премьерного спектакля в драматическом театре, интервью с главным режиссером, актерами, зрителями; рядовой гаишный рейд на дорогах; съемки на птицеводческой ферме, у которой была круглая дата… В конце концов Алексеев выключил видеомагнитофон и телевизор, вышел, замкнул кандейку. Отдал ключ вахтеру, предупредил, что он в буфете.

В просторном, уютно отделанном зале одиноко сидел журналист Давыдин, читал и правил какую-то рукопись, изредка отпивал из чашки. Илья Павлович купил себе кофе, подсел к нему.

– Над чем кумекаешь?

– Да вот, – Давыдин оторвался от бумаг, взялся за чашку, – решил фильмец короткометражный заснять.

– У-у… – спокойно удивился Илья Павлович. – И о чем?

– Это… это по Федору Сологубу, – заторопился Давыдин. – За основу взят рассказ «Свет и тени». Не читал? Ну и из других рассказов отдельные сценки. Фильм минут на двадцать пять – тридцать. – И журналист добавил заверительно: – И малобюджетный!

Илья Павлович пожевал губы:

– Гм… Дело непростое.

– Непростое. Но выполнимое… Там сюжет такой. Рассказать? Живет, в общем, мальчик, хороший, прилежный мальчик Володя. У него мама, они друг друга любят, то есть дружеские такие отношения. Все хорошо. И мальчик вдруг находит журнал, где есть картинки теней. Ну, руками делают такие, – Давыдин что-то попытался изобразить, сплетя пальцы, – и на стене силуэты всякие. Ну, понимаешь, надеюсь, да?

Илья Павлович кивнул, но ему стало уже скучно и неприятно слушать, к тому же он догадывался, куда клонит Давыдин.

– …И вот заражается наш Володя тенями. Тайком, вместо того, чтоб делать уроки, все пытается копировать из книжки тени. Мама застает его за этим раз, другой… – Журналист рассказывал все быстрее, увлекаясь, захлебываясь, даже про кофе забыл. – Она замечает, что с сыном что-то не то, какой-то он стал странный. Ведет его к врачу…

Буфетчица, наскучив бездельем, вышла в зал, принялась протирать и без того чистые столы, проверять, хорошо ли заправлены солонки, горчичницы; салфетки в вазочках даже, кажется, пересчитывала.

– …А действие происходит в конце прошлого века, и такие есть сценки… мистика, виртуальность самая настоящая! Как тени живут своей жизнью, следят за людьми, готовятся их поглотить… У Володи видения…

Слушать, как тараторит Давыдин, стало совсем невмочь. Илья Павлович ругал себя, что дал ему повод разговориться. Наконец не выдержал, перебил:

– Заманчиво, конечно, но дело все-таки непростое. В наших условиях…

Давыдина он и раньше считал чудаком – вечно тот носился с какими-то оригинальными проектами, пытался найти единомышленников среди сослуживцев, но такое – чтобы снять художественный фильм… Это уж просто ни в какие рамки, как говорится.

– Да можно, Павлыч, можно! – не согласился Давыдин. – Во-первых, сценарий готов, все выверено, просчитано. Время, раскадровка, декорации… Во-вторых, я договорился уже с актерами из театра, с Согоновской – она мать будет играть – и еще там с несколькими на другие роли. Все согласны, бесплатно, причем еще и рады попробовать. Детей подобрал во Дворце творчества. На роль Володи парнишка есть гениальный просто! Это насчет актеров. Теперь – костюмы…

– Ну, это все ладно. А сами съемки? На что хотя бы снимать собираешься?

– Да хоть на бэтакам! Сейчас масса фильмов, особенно эти сериалы, они все на бэтакам идут. Качество приличное. И монтировать на нашей аппаратуре запросто можно, озвучить… – Давыдин шумно вздохнул, а потом, не меняя тона, такой же увлеченной скороговоркой выпалил: – Давай, Илья Павлович, подключайся! А? Ты оператор отличнейший, лучший у нас. Давай, Павлыч!

Алексеев усмехнулся:

– Интер-ресно, конечно… А начальнички наши как?

– Что… начальники… – Журналист поморщился, на секунду как будто поблек и подостыл, а потом продолжил по-прежнему быстро, возбужденно: – Сами всё сделаем!.. С ними переговоры вести – начнется: «Да вы что!.. А это как? Вряд ли получится… Лучше не надо…» Сами снимем. А если, – Давыдин понизил голос, глаза его округлились, – а если получится! Представь, Павлыч! Можно же так развернуть это дело! Ух… Можно свою студию открыть, в фестивалях участвовать…

– Мда… – Илья Павлович допил кофе, поднялся. – Заманчиво.

– Действительно? Ну как ты, подключаешься?

– Можно, конечно, – раздумчиво-уклончиво протянул Алексеев. – Взвесить все надо, подготовить…

– Да уже взвешено! – И словно в подтверждение Давыдин схватил и покачал пачкой бумаг. – Вот сценарий, все-все готово… Даже парты старинные в тридцать первой школе на складе нашел!.. Все, теперь только осталось отснять… Почитай, Павлыч, а?

Алексеев замялся, потом принял исчерканную, затасканную рукопись.

– Почитаю, завтра верну.

– Да-да, – кивал Давыдин, с надеждой глядя на оператора.

Маша Скворцова из молодежной редакции, ведущая программы «Рост», была единственным человеком, по-настоящему доставляющим Илье Павловичу неприятности. Точнее – проблемы. Вот уже больше чем полгода Скворцова преследовала его. Началось с восьмого марта, на банкетике, посвященном Женскому дню. Илья Павлович, видя, как Маша одинока, грустна, решил сделать ей приятное, поухаживать. Танцевал с ней, наливал ей вино, следил за ее тарелкой. И надо ж было, чтобы Маша приняла это всерьез…

Нельзя сказать, что она совсем несимпатична и непривлекательна. Стройная, довольно высокая, молодая, но почему-то не пользующаяся вниманием у мужчин. Что-то есть в ней неуловимое, необъяснимое, что отталкивает людей. Не во внешности, не в характере, не в поведении, но в то же время, кажется, и в том, и в другом, и в третьем…