Повод для паники

Впрочем, имелся-таки один недостаток, который не позволял относить окрестный пейзаж к идиллическому: торчащие на горизонте высотные здания соседних, не столь престижных, мегарайонов Западной Сибири. Из-за этого нестройного, окутанного сизой дымкой каменного частокола я был лишен счастья в полной мере созерцать закаты солнца. Однако покидать тихий пригород и переезжать в высотный мегарайон по столь несущественной причине желание, естественно, отсутствовало.

И все равно, несмотря на живописные окрестности, я предпочитал пользоваться ландшафт-проектором, который создавал по всему куполу силового поля над моим жилищем панораму настоящей дикой природы. Ландшафт-проекторы имелись в каждом особняке нашего мегарайона, отчего, выйдя за границу своих владений, я всегда наблюдал одно и то же: купола силовых полей соседей, напоминавшие сотни больших пузырей на луже под дождем. Пузыри эти были не просто прозрачными, а переливались всеми цветами радуги. Именно так выглядело при взгляде снаружи голографическое изображение, проецируемое изнутри на защитные купола.

Я постоянно загружал в ландшафт-проекторы что-нибудь альпийское или скандинавское – обожаю суровую, скупую на краски северную природу. Сабрине не нравились мои художественные пристрастия. Она называла их безвкусными и требовала для себя море, пальмы и песок. Я же ненавидел яркое солнце и буйство красок за окном – все это мешало мне нормально отдыхать, а отдыхать я любил в спокойных раздумьях, какие навевали на меня лишь сосны, снега и скалы мрачного севера.

Признаться, я уже здорово отвык от естественного, не скрытого виртуальным ландшафтом вида из окна своей спальни. Выстроенные в отдалении друг от друга дома соседей с окружающими их редкими деревьями, идеально прямая и уходящая за горизонт местная магистраль Транс-сети, неширокая речушка, чьи берега отделаны декоративным полимером, стилизованным под стриженую травку… Еще вчера вечером на этом месте возвышались снеговые шапки гор, искрился радугой далекий водопад, а кряжистые вековые сосны глядели с утесов в воды бурной горной реки – не чета той сонной протоке, что петляла теперь неподалеку, заключенная в полимерное русло. Неудачная метаморфоза, но я горевал по этому поводу недолго. На смену сожалению о погасшем ландшафт-проекторе подоспела очередная порция шокирующих впечатлений.

Ландшафт-проекторы отключились вместе с защитными полями, поэтому привычного, покрытого большими пузырями «водоема» теперь не наблюдалось в помине. Простые дома, выстроенные в более или менее одинаковом стиле, и никаких куполов над ними – ни радужных, ни прозрачных. Оставалось только обнести наши особняки архаичными деревянными оградками, и вот вам готовые декорации для исторического виртошоу на тему эры Сепаратизма, а конкретно – девятнадцатого – двадцать первого веков. Мы с Сабриной часто посещали такие шоу в развлекательном секторе «Серебряных Врат». Из того, что мне довелось там увидеть, я понял одно: в те века была не жизнь, а сплошные мучения. По мне, так уж лучше пожить денек-другой во времена, когда о двигателях внутреннего сгорания и слыхом не слыхивали, тогда хоть атмосфера была сродни нашей, а то и чище.

Пропавшие силовые купола больше не защищали наши дома от непрошеных гостей и непогоды, однако позволяли рассмотреть округу более тщательно, поскольку теперь не заслоняли множество мелких деталей. Я пригляделся, пытаясь отыскать на улице кого-либо из соседей, но никого поблизости не обнаружил. Откуда-то издалека раздавались взволнованные крики. Кричавший был мне не виден, и тем не менее причина его раздражения являлась понятной. Я и сам был весьма расстроен после всего, что пережил за истекшие пять минут.

Окрест царило безлюдье, даже возле стоянки ботов инскона не маячило ни одного человека. Боты застыли возле стартового шлюза стройной шеренгой, словно патроны в пулеметной ленте. Функционировал ли сам инстант-коннектор, определить было невозможно, но большие информационные пикры возле шлюзов не светились, а сигнальные лайтеры на ускорителях не предупреждали о том, что из шлюза в магистраль стартует очередной бот. Из всего этого я сделал вывод, что Транс-сеть, равно как и виртомир «Серебряных Врат», тоже переживает кризис. Об истинном масштабе кризиса я судил по тому факту, что два великих технических достижения человечества, чья исключительная надежность подтверждалась столетиями безупречной службы, вышли из строя одновременно. Даже мне с моим неоднократно контуженным и сотрясенным на турнирах мозгом хватило ума догадаться: такое совпадение отнюдь не случайно…

Глухой низкий звук, напоминающий далекие раскаты грома, донесся откуда-то с запада. Ничто не предвещало грозу, наоборот, яркое солнце немилосердно било мне в лицо и заставляло щуриться. Я приложил ладонь козырьком ко лбу, пытаясь отыскать вдали причину, что нарушила зловещую тишину сегодняшнего утра.

Причина вскоре отыскалась. Конечно же, это была не гроза. Когда до меня дошло, что я вижу именно то, что вижу, мысль о кошмарном сне снова начала перерождаться в уверенность. Видеть наяву подобные вещи, пусть и издали, – огромное потрясение даже для такого черствого циника, как я.

Что-то огромное и объятое огнем неслось к земле из стратосферы, разваливаясь на части. От испуга я разразился ругательствами и решил было, что это прорвавшийся через Орбитальный Щит метеорит, но уже через секунду понял, что будь это железный подарок с небес, то на столь пространное ругательство у меня бы просто не хватило времени. Не слишком стремительно для метеорита падало увиденное мной нечто. Однако тем не менее падало, причем должно было грохнуться где-то поблизости. Не иначе в соседнем мегарайоне…

Перед тем как это произошло, я успел подумать, что было бы неплохо лечь на пол или еще лучше – выбежать из дома. Кто знает, что случится в момент столкновения этой чудовищной штуки с Землей? Будет ли ослепительная вспышка или всесокрушающая ударная волна превратит в пустыню все в радиусе сотни километров? Пришедшая в голову мысль была рациональной, но она безнадежно запоздала – на принятие мер безопасности у меня оставалось полсекунды. Какое тут бегство, и отвернуться-то толком не успеешь…

Поэтому я и не отвернулся, став свидетелем ужасной трагедии, развернувшейся в окне моей спальни.

Оставляя дымный след, нечто врезалось прямо в те высотки, что мешали мне любоваться закатами. Сразу же стали ясны размеры упавшего с небес тела: приблизительно как пара вместе взятых высоток, которые огненное нечто в мгновение ока погребло под собой. Но прежде чем до меня долетел грохот, а место падения окутала завеса пыли, мне удалось рассмотреть, на что было похоже развалившееся тело. Очертания его напоминали межпланетный рудовоз, какие бороздят Солнечную систему вот уже несколько веков, снабжая человечество тем, что оно давным-давно подчистую выбрало из недр старушки-Земли. По всей видимости, это и впрямь был рудовоз – иных логичных предположений не имелось.

Удар от столкновения рудовоза с Землей оказался настолько силен, что повлек за собой целую череду разрушений. Еще две из каменных громад, что маячили на горизонте, обрушились, медленно осев в плотных клубах пыли. Остроконечная верхушка одной из них завалилась на третью башню, более низкую и стоявшую практически впритык. Шпиль падающего здания чиркнул по крыше соседки и напрочь снес ей верхние этажи, сооруженные из кварца. Едва различимое отсюда облако кварцевых осколков сверкнуло на солнце подобно водяной пыли. Подкошенная ударом высотка содрогнулась, после чего начала рушиться, как и остальные. Неутихающий раскатистый грохот усилился…

Через полминуты на месте целого квартала высоких каменных башен не осталось ничего, кроме непроглядной пылевой завесы.

Такого шока мне еще не доводилось переживать. Я стоял, парализованный ужасом, с выпученными глазами и разинутым ртом, душа моя от всего увиденного ушла в пятки. В принципе разрушениями меня было не удивить. Случалось, что во время турниров мы, следуя сценариям игры, взрывали и обрушивали на полигонах довольно высокие постройки. Но все они были лишь искусно сооруженными декорациями, несравнимыми с настоящими городскими высотками. Сколько людей погибло под их руинами, даже вообразить было страшно. Я с содроганием ожидал, что вслед за упавшими зданиями начнут рушиться и другие, однако, к моему невероятному облегчению, этого не произошло.

Я поежился: Сабрина проживала в подобном мегарайоне, тоже застроенном высотками. Где сейчас моя подруга и что с ней? Успела ли добраться до Службы или застряла где-нибудь по дороге? Все-таки следовало надеяться, что Сабрина не угодила в неприятности, поскольку чем еще мне было утешаться, кроме этих надежд?

Наконец-то Апокалипсис сбросил маску и явил миру свое подлинное лицо, перекошенное жестокой гримасой убийцы. Руки мои беспомощно опустились, в ногах поселилась слабость, в горле пересохло. Надвигалось нечто ужасающее, и против этого неизведанного я чувствовал себя жалкой букашкой, которая ползет по земле навстречу несущемуся торнадо. Ни убежать от него, ни забиться под камешек было нельзя – надвигающийся торнадо с корнем выдирал деревья и срывал крыши домов. Хотелось что-нибудь срочно предпринять, как-то повлиять на ситуацию, но я не знал, каким образом. Стоять, пялиться в окно, наблюдая, как Привычный Старый Мир летит в тартарары, трястись в ужасе и ожидать, когда явится Спаситель в обличие всемогущего контролера или механического модуля-ремонтника?..

А что еще остается? Только сидеть дома, надеяться на лучшее, ждать хороших новостей и пить пиво. Разумеется, пока-то еще холодное – я подозревал, что фростер в баре также приказал долго жить вместе с исчезнувшими Бэримором и прочими благами высокоразвитой цивилизации.

Пока я пялился в разбитое окно и терзался мрачными раздумьями, на юге тоже начали происходить любопытные вещи. Из-за горизонта – откуда-то с окраин гигаполиса Алтай – медленно поднимался столб черного дыма. Дымовой столб был столь плотным и огромным, что, когда ветры окончательно развеяли его, он успел подняться до верхних границ тропосферы. Что творилось в той стороне, определить было нельзя. Второй страшный катаклизм, замеченный мной в это утро из окна спальни. Сколько же их бушевало сейчас на планете и сколько случится в ближайшее время?

Пересохшее от волнения горло и взвинченные нервы вернули меня к мыслям о размороженном фростере и медленно нагревающемся в нем пиве. Требовалось срочно успокоиться. Обычно в межсезонье я не позволял себе употреблять спиртные напитки до вечера – в сезон турниров я не баловался ими вовсе, – но сегодня выдался совершенно особый денек. К тому же бар являлся единственным источником пищи, который был в данный момент доступен; завтрак Бэримор приготовить не успел, а с кухонным комбайном, куда дворецкий заряжал пищевые полуфабрикаты, я обращаться не умел.

И все-таки, пройдя на кухню, куда при живом Бэриморе (решил вспоминать о нем как о человеке – старик это, бесспорно, заслужил) приходилось заглядывать редко, я посмотрел на комбайн оценивающим взглядом: в его продуктовых камерах хранились внушительные запасы пропитания. Пусть в неприглядном и неудобоваримом состоянии, но вполне пригодном для утоления голода. На одном пиве и вине долго не протянешь, и голод довольно скоро даст о себе знать. Меня не остановит тонкая полимерная перегородка, отделяющая голодного зверя Гроулера от вожделенной пищи. Судьба безмолвного кухонного комбайна была уже написана – очень скоро ему предстоит пережить то же, что и оконному кварцу, только его смерть уже не будет случайной. Он виноват лишь в том, что хочется мне кушать… Не помню, кто из древних поэтов это сказал, поскольку литературу эры Сепаратизма в интернате Гражданского Резерва, где я вырос, нам преподавали по ускоренной программе. Педагоги-виртоличности наверняка предвидели, что в будущем классическая литература мне не пригодится. Моя судьба, как и судьба подавляющего большинства граждан Привычного Старого Мира, была просчитана практически с младенчества и никаких превратностей не сулила. Гарантированно.

Где теперь эти гарантии и кто ответит за их несоблюдение?

Пиво было еще холодным – первая радость за сегодняшнее утро. Как, оказывается, мало надо человеку для поднятия настроения при Апокалипсисе! Пришлось правда повозиться с крышкой бочонка – я из тех гурманов, кто предпочитает дорогие экзотические сорта, разлитые в деревянные емкости, – поскольку еще ни разу не приходилось открывать ее вручную. В конце концов выяснилось, что дерево не намного прочнее синтетического полимера. Недостаток у варварского метода откупоривания бочек был один – смакуя первую кружку, я постоянно выплевывал плавающие в пиве щепки.

Эх, если бы все неприятности в жизни были столь несущественными!

Склоняюсь к мысли, что именно распитие спиртных напитков во внеурочное время и нервное перевозбуждение потянули меня на дальнейшие подвиги. Расхаживая по дому с пивной кружкой, я провел дотошное исследование на предмет различных сюрпризов, какие еще могла преподнести текущая экстраординарная ситуация. Сюрпризы, естественно, обнаружились. Самые неприятные из них: не было воды, не работал модуль медицинского контроля «Панацея», входные двери заклинило намертво.

Отсутствующую воду могло несколько дней без проблем компенсировать пиво; кстати, было бы весьма познавательно хотя бы раз в жизни удариться в многодневный запой. Однако запой запоем, но ходить грязным я в запойном состоянии не собирался, а поливать себя пивом из кружки в тонизирующей камере не шибко-то хотелось. Даже в познавательных целях.

Облепленная всевозможными инжекторами, а ныне превратившаяся в бесполезный ящик, «Панацея» глядела на меня с немым укором линзами погасших сканеров. Она словно отговаривала от проведения запойных тестов. Резон в ее укорах имелся железный: лечить неизбежную в случае запоя ежеутреннюю головную боль «Панацея» была теперь не в силах. Подумав, я все-таки с ней согласился и отверг заманчивую идею беспробудного пьянства. Однако пообещал обязательно к ней вернуться, если вдруг на меня снизойдет озарение, как охладить пивные запасы.

Хуже всего дела обстояли с входной дверью. Войс-блокиратор, отпиравший дверь лишь после того, как сличал голос хозяина с образцом из голосовой базы «Серебряных Врат», похоже, заклинило намертво. Дверь со стеной превратились в монолит, и решить эту проблему кулаком без травматический последствий было нельзя. Окна, что выбивались достаточно легко, на первом этаже, как нарочно, отсутствовали. Все это недвусмысленно намекало мне, чтобы я не высовывался из дома в Жестокий Новый Мир, где с небес будто мертвые птицы падают рудовозы, шутя разваливаются каменные колоссы, а дым пожаров застилает небеса.

Но Гроулер дерзнул. Без какой-либо определенной цели – ему просто захотелось на волю.

Опустошив бочонок, кое-как уняв нервы и войдя в состояние, когда любая тварь дрожащая легко убеждается, что она право имеет, я вернулся к разбитому окну и, совершенно не заботясь о том, как попаду обратно, выпрыгнул на гранитные плиты дворика.

Здесь-то мной и было нарушено главное правило поведения в Жестоком Новом Мире, которое гласило: жизнь есть страдание и любой необдуманный поступок неизбежно приводит к плохим последствиям. В своих турнирных доспехах модели «форсбоди-5» из облегченного сверхпрочного меркуриума, снабженных силовыми амортизаторами прыжков и стабилизаторами суставов, я порой сигал с такой высоты, что в полете успевал досчитать до пяти. Будь на мне сейчас «форсбоди», я бы вообще ничего не почувствовал – так, будто не прыгнул из окна, а переступил порог комнаты. Нет, конечно, я прекрасно помнил, что в это утро мои ноги не предохраняли удароустойчивые амортизаторы. Просто понадеялся на свой многолетний турнирный опыт и решил, что небольшой высоты не стоит бояться. Тем паче что после выпитого натощак бочонка пива законы пространства уже не казались столь непоколебимыми, а потому земля со второго этажа выглядела гораздо ближе, чем обычно.

Я убедился в собственной глупости, когда едва не пробороздил носом гранит, не устояв на ногах после приземления и распластавшись прямо возле погасшего ландшафт-проектора. Больше минуты провалялся в такой неприглядной позе, приходя в себя. За это время я успел раскритиковать вслух и свое мальчишеское поведение, и гранитное покрытие двора, и даже земную гравитацию, постоянство которой, безусловно, делало ей честь, однако в данную минуту этот факт меня почему-то не радовал.

Впрочем, нашлось за что себя и похвалить. Отправляясь из дома под хмельком, я не забыл надеть штаны, майку и ботинки, поэтому не ободрался о гранит и не отбил при приземлении ступни. Первый урок был усвоен: жизнь в Жестоком Новом Мире заставляет быть предусмотрительным даже в мелочах.

Кряхтя и потирая ушибленные ладони, я неуклюже поднялся и осмотрелся. Передо мной лежало три дороги: первая вела к инстант-коннектору, вторая – вдоль по улице, третья – самая короткая – упиралась в порог соседнего дома. Но проблемы выбора не возникло. Возле стоянки ботов инскона я заметил какое-то движение и потому направился именно туда.

Молодой парень, по всей вероятности, контролер, прохаживался вокруг готового к отправке в стартовую камеру бота и непрерывно говорил. А поскольку кроме него на стоянке больше никого не было, получалось, что разговаривал он сам с собой. Подойдя поближе, я заметил в его глазах слезы.

– Два – четырнадцать – игрек – восемь, – без остановки бубнил парень. Говорил он, конечно, не со своей тенью, а пытался ввести координаты боту. Отключенный бот не реагировал. – Да что же за напасть!.. Два – четырнадцать – игрек – восемь… Ну пожалуйста!.. Два! Четырнадцать!..

– Эй… как тебя там!.. – окликнул я первого встреченного за день человека. Без обязательного ключа на виске и полупрозрачного пикра перед глазами я ощущал себя крайне неловко – будто вышел прогуляться голым. Невозможность опознать персон-маркер собеседника создавала жуткие неудобства. Я понятия не имел, кто передо мной, каков его психологический портрет и как следует себя вести при разговоре с этим незнакомцем. В отличие от меня, у парня инфоресивер был с собой. Только по уже известной причине он держал его в руке, а не закрепил на положенном месте. Услыхав мой голос, молодой человек вздрогнул, дрожащей рукой поднес ключ к виску и нацелил на меня рамку пикра.

– Бесполезно, – заметил я, приближаясь. – Можешь не суетиться – мой ключ тоже не работает.

Парень между тем повел себя неприветливо – занервничал и испуганно попятился от меня так, словно узрел какого-нибудь мифического живоглота, коими любят стращать доверчивого зрителя в виртошоу ужасов. Моему дружескому совету парень не последовал, энергично потряс инфоресивер возле уха и снова направил на меня сенсор.

– Ну как, помогло? – поинтересовался я, походя отметив, что не одинок в своей привычке применять насилие к отказавшей технике. Не иначе, этот эмоциональный жест следовало рассматривать как некий инстинкт, дремавший в нас ранее и теперь разбуженный критическими обстоятельствами. Я уже не сомневался, что еще не раз столкнусь с его проявлением.

– Не подходи! – яростно блеснул влажными глазами парень, после чего ретировался за бот и настороженно замер, выбрав такую позицию, чтобы между ним и мной была непреодолимая стальная преграда. – Стой, где стоишь! Чего тебе надо? Я тебя не знаю!

– И что с того? – бросил я, замедлив шаг. – Я тоже тебя не знаю. Давай познакомимся. Меня зовут Гроулер, я живу вон в том доме у холма. – Я изобразил добродушную улыбку, которую свирепый по натуре капитан реалеров мог иногда себе позволить. – И у меня было плохое утро, так что прекрасно тебя понимаю. Иду, гляжу, у тебя похожие проблемы, поэтому дай, думаю, подойду, спрошу – может, ты в курсе, что происходит…

– Нет! Проваливай!

– Вижу: не в курсе. Однако стоит ли так переживать по этому поводу? Не спорю – трагедия. Но дело-то поправимо. Разберутся, кому следует, и все починят. А хочешь, пойдем попьем пивка? Еще холодное.

Признаться, я понадеялся, что парень меня узнает, но он, к сожалению, не узнал. Разве есть на свете такой поклонник реал-технофайтинга, который отказался бы выпить пива с самим капитаном Гроулером, пусть и давно утратившим свой чемпионский титул?

– Уходи, я тебе не верю! – прокричал парень. Если бы я не остановился, он бы наверняка забегал от меня вокруг бота. – Держись подальше, пока не увижу твой персон-маркер!

– Как скажешь, – отступился я. И не предполагал, что поломка инфоресивера сумеет вогнать человека в такую параноидальную подозрительность. – Ты вообще где живешь-то?

– Не твое дело! Иди, откуда пришел!

Я пожал плечами – действительно, какое мне дело до этого ненормального, – развернулся и зашагал обратно. Однако не прошел я и десяти шагов, как парень боязливо меня окликнул: