Сорвавшийся с цепи

– Подождем еще немного, – сказал Мизгирь, посмотрев на часы. Прошло десять минут после того, как насильники обрели свободу и покинули форпост. – Незачем суетиться. Эти трое – не спортсмены, их легкие прокурены, и бегуны из них так себе. Вдобавок они неделю просидели в Гламурной яме на хлебе и воде. Так что дадим им фору.

– Мы и сами давно прокурены и не бегаем трусцой по утрам, командир, – напомнил ему замкомвзвода Кайзер, снаряжая патроны в свой «ремингтон». – В позапрошлый раз загонщики облажались, потеряв «зверя» из виду. Кабы Боржоми не сделал свой удачный выстрел с полукилометра, тот шустрик перебежал бы через шоссе, и поминай как звали. Напомни-ка, что случится, если однажды мы кого-нибудь упустим и братья Дерюжные прознают о нашем охотничьем клубе?

– С братьями как-нибудь договоримся, не впервой, – ответил комвзвода. – Главное, чтобы об этом не прознали хозяева Острога. Пускай «святые» и ярые противники смертной казни, загреметь в их монастырь-колонию до конца своих дней мне не светит.

– Как и мне, командир, – признался Кайзер. – Хотя, готов поспорить, Ледовитый океан придет сюда раньше, чем мы умрем от старости. Поэтому давай выдвигаться. Лучше стрелять мимо, если хочешь дать «зверю» побегать, чем отпускать его слишком далеко.

– Наверное, ты прав, – не стал спорить Мизгирь. И, оглядев охотничью команду, махнул рукой: – Загонщики, вперед! Остальным номерам держать интервал и двигаться в темпе на северо-северо-восток, к шоссе. Короче, все как обычно. Смотрите не подстрелите товарища. Ну а тому, кто сделает первый удачный выстрел, Мурат Антонович презентует традиционную бутылку виски!

– Даю слово, черт бы меня побрал! «Лагавулин» шестнадцатилетней выдержки, если вам, обормотам, это название о чем-то говорит! – подтвердил зычным голосом отставной полковник Горюев – бывший комполка Мизгиря, а ныне хозяин нефтяной компании «Горюев-Север», чьи три буровые станции стояли в окрестностях Погорельска. Включая ту, что носила имя «Гордая» и где служил шефом охраны отставной капитан Мизгирев.

Предложение высокого гостя и почетного члена клуба вызвало гул одобрения. Затарахтели моторы квадроциклов, и загонщики – нынче по жребию ими работали Хан и Горыныч, – рванули пугать «зверье», дабы то бежало в нужную сторону. А охотники растянулись в цепь и быстрым шагом отправились по следам Чегрика, Кукиша и Махорки.

Лишних людей в клуб не брали – только тех, кому доверяли. Из пятнадцати охотников восемь служили когда-то под командованием Горюева, а теперь, как и Мизгирь, охраняли его бизнес в Пропащем Краю. Прочие семеро тоже являлись ветеранами Первой и Второй Уральских войн и тоже стерегли горюевские нефтяные скважины. Стрельбаны – так здесь называли всех, кто нанимался на эту работу. Звучало не слишком почтительно, но никто не обижался. Тем более другие обитатели этих земель – бурилы, мазутчики, бочковозы, чистоплюи, трясуны, коновалы и прочие – носили столь же нелицеприятные прозвища.

Сам Горюев прилетал на спортивном самолете из Китая, стоило Мурату Антоновичу получить весточку, что ему снова выпал шанс расчехлить свою дорогую итальянскую винтовку. Он прилетал один, без друзей, хотя в его теперешнем деловом окружении наверняка хватило бы желающих поучаствовать в этом сафари. Но нет, полковник знал, чем рискует, если сведения о его хобби вдруг просочатся в прессу. И потому не афишировал никому на Юге, с какой на самом деле целью он летает в Пропащий Край.

– Держись рядом, сынок, – наказал комвзвода Илюхе, своему четырнадцатилетнему отпрыску, для которого эта охота была уже второй. – И не мешкай, как в прошлый раз, если будешь четко видеть цель, хорошо?

– Не стану, бать. Обещаю, – кивнул Илюха, прижимая к груди потертый «винторез». Стрелять он умел, но еще робел, когда в прицел его винтовки попадал человек, пускай «зверье» считалось людьми чисто формально.

– Ловлю на слове, – заметил отец. – Считай, что ты подписал со мной контракт.

– Да. Но маме это не понравится, – чуть смущенно добавил сын.

– Не дрейфь. Мама нас поймет, – ответил Мизгирь, правда, без уверенности в голосе. Его жена Альбина знала, чем он и его сослуживцы занимаются время от времени на форпосте. Однако ей было невдомек, что с недавних пор сын тоже ходит на охоту, а не только жарит шашлык и топит баню, как она предполагала.

– А если я сегодня первый возьму «зверя», меня тоже наградят виски? – поинтересовался Илюха.

– Само собой. В клубе все по-честному, – заверил его Мизгирь. Но внес уточнение: – Только эту награду ты получишь, когда тебе исполнится восемнадцать, и не раньше. А до этого дня я сохраню ее у себя в сейфе. Если, конечно, ты не захочешь обменять ее раньше на что-нибудь другое – на то, что тебе позволено.

– На девяносто третий «блэйзер», как у дяди Горыныча?! – блеснув глазами, с надеждой осведомился сын.

– Ишь ты, губу раскатал! – Отец присвистнул. – Да за эту винтовку тебе придется добыть целый ящик виски. Даже у меня такой нет, сам видишь!

Он погладил приклад своего старенького «тигра».

– Вот облом. Значит, про квадроцикл можно и не заикаться?

– Заикнуться можно. Да только ты знаешь, что я тебе отвечу.

– Да уж, помню: вам с мамой такие игрушки не по карману, деньги надо тратить с умом, я у вас в семье не один и все такое.

– Молодец, что не забыл. Теперь дело за малым: вдумайся в смысл этих слов и научись мечтать о чем-нибудь достижимом.

– Эй, парень, как жизнь? Что там с твоей интернет-учебой? – обратился к Илюхе нагнавший их полковник. Капитан мысленно поблагодарил босса за то, что он прервал их разговор, перешедший на неприятную для Мизгиревых тему денег.

– Нормально, Мурат Антонович, – отозвался Илюха и от внимания к нему самого Горюева сразу приосанился. – Год без троек закончил. Только Интернет здесь плохой, с перебоями, но для учебы его хватает.

– Хоть такая связь есть, и то хорошо, – посочувствовал Горюев. – Ничего, к тому времени, когда будешь поступать в институт, вы с семьей переедете на Юг, и ты станешь учиться по-настоящему. Китайский-то зубришь?

– Зубрю помаленьку. Он есть в программе.

– А твой батя?

Илюха растерянно посмотрел на отца.

– Ничего, как только парень свободно заболтает по-китайски, так сразу меня поднатаскает, – отшутился Мизгирь, давая понять, что сам он к переезду на Юг пока всерьез не готовился.

Горюев открыл было рот, собираясь что-то ответить, но не успел. На правом фланге грянул выстрел, а за ним еще один.

– Не слышу доклад! – прокричал Мизгирь в наступившем после стрельбы затишье.

– Первый номер! Не взял! – донесся из-за деревьев голос Малахая, пожилого комвзвода с буровой «Щедрая». – Но подранил. В плечо. «Звери» в полусотне метров впереди, на дне ложбины. Кабы не чертовы деревья, бутылка виски была бы уже моей!

– Размечтался, старый черт, – усмехнулся Мизгирь. И подытожил: – Ну вот, теперь они в курсе, что я им соврал, и побегут во все лопатки. Прибавим шагу! Если не прощелкаете клювами, можете уложить всех троих на склоне ложбины!

– И почему они всегда удирают в одном и том же направлении? – спросил Горюев, выискивая в прицел мелькающих среди деревьев беглецов. – Эта дорога для них что, медом намазана?

– Все просто, Мурат Антоныч, – ответил комвзвода. – Первое, что видят «звери», когда выбегают с форпоста, – дымы китайской ТЭЦ. Потом вспоминают, что она рядом с шоссе, а то ведет прямиком в Погорельск. Иных путей для бегства здесь нет. Вы же летаете над этими землями на самолете и видите, насколько они безжизненны.

– Что есть, то есть, – согласился полковник. – И это еще мягко сказано. Самое обидное, что многие земли пустеют до того, как попадают в цунамиопасную зону. Ты бывал в Теряево?

– Бывал пару лет назад. Симпатичный городишко. «Топ-Нефть» там всем заправляет.

– Заправляла. В прошлом году землетрясение разрушило единственный тамошний мост через реку. Теряево сразу отрезало от мира, «Топ-Нефть» свернула работы, и город обезлюдел. Хотя при удачном раскладе он мог бы простоять дольше Погорельска лет этак на пять-десять.

– Надеюсь, нам подобная участь в скором времени не грозит, – покачал головой Мизгирь. – Не собираюсь я учить китайский в ближайшую пятилетку. Мне сегодняшняя работа еще не надоела.

Глава 2

Охотники шли через сухобор – засохшую на корню тайгу, что в Пропащем Краю была повсеместным явлением. Многострадальная здешняя земля продолжала отдавать нефть и газ, но все живое на ней либо умерло, либо неотвратимо умирало.

Сначала погибли деревья, которым требовалось больше всего жизненных соков. Потом увяли кустарники, а за ними настал черед травы. Она все еще прорастала из земли каждую весну, но зелень недолго услаждала глаза местным жителям. Уже в начале лета трава засыхала, несмотря на дожди, щедро льющиеся на Пропащий Край. После чего июнь в нем, можно сказать, переходил в затяжной октябрь, неизменный до первого снега.

Впрочем, здесь это было не самое унылое зрелище. Севернее, между шестидесятой и шестьдесят третьей параллелями – там, где нынче находилось побережье Ледовитого океана, – открывалась картина гораздо мрачнее.

Третий десяток лет океанское дно сотрясали чудовищные вулканические катаклизмы. По их вине северный край Евразийской тектонической платформы опускался все ниже и ниже, а сама она содрогалась от непрерывных землетрясений. Воды Ледовитого наступали, продвигаясь в год самое малое километров на сорок в глубь материка. И ладно бы это напоминало обычный, разве что нескончаемый прилив. Увы, нет. Подводные вулканы обрушивали на сушу цунами одно другого свирепее. После них океан отхватывал новую долю побережья и уже не возвращался в прежние границы.

Более опасного места на земле, чем север Евразии, сегодня не существовало. Волны гнали впереди себя исполинский вал не только из льда и грязи, но и из миллиардов вырванных деревьев. Этот вал представлял собой величайшую дамбу из всех, что когда-либо видело человечество, но толку от нее не было. С каждым ударом стихии дамба перемещалась южнее, перекатываясь через тонущие горы, а мелкие возвышенности и вовсе стирая до основания.

Скандинавский полуостров и треть России были затоплены, а Ледовитый год за годом откусывал все новые территории. Пропащий Край – так называлась полоса земли, которая должна была сгинуть под водой в ближайшие годы.

Жизнь тут была сродни русской рулетке. И без того цунамиопасный океан порой взрывался в масштабах настоящего апокалипсиса. И гнал волну, проносящуюся в глубь побережья сразу на полторы-две сотни километров. За тридцать последних лет такое случалось трижды. И этого хватило, чтобы жители обреченных земель покинули их, не дожидаясь, когда море покажется на горизонте.

Сбежали, разумеется, не все. Кое-кто, напротив, прибывал сюда на свой страх и риск зарабатывать деньги. Выяснилось, что в некоторых районах Сибири и Урала частые землетрясения выдавили нефтяные пласты близко к поверхности (а где-то они, наоборот, резко иссякали). Крупные нефтедобытчики этот факт проигнорировали – не хотели вкладывать финансы в опасные недолгосрочные проекты. Зато сотни мелких, вроде эмигрировавшего в Китай Горюева, не побоялись сыграть по рискованным ставкам. А на Горюеве и прочих, в свою очередь, наживались мелкие китайские энергокомпании. Их небольшие и грязные (ибо кого здесь нынче волновала экология?), но сейсмоустойчивые ТЭЦ питали энергией буровые станции и рабочие городки. А выстроенные вне сейсмоопасной зоны китайские нефтеперегонные заводики охотно покупали горюевскую нефть, делая его бизнес рентабельным.

Пропащий Край стал чем-то вроде «Дикого Запада наоборот». Люди приезжали сюда не затем, чтобы обосноваться и устраивать новую жизнь. Единственной их целью было набить карманы деньгами и вернуться на Юг, прежде чем волны Ледовитого до них доберутся. Само собой, помимо работяг и инженеров в их городки стекалось множество других желающих поживиться крошками нефтяного пирога. Включая откровенный сброд вроде братьев Дерюжных.