Механизмы радости

– Вы слышали? – повторил отец Брайан. – А сами еще не читали?

– Нет, но собираюсь…

– У вас уйма планов, а помыслы ужасны. Отец Витторини, иногда, как ни прискорбно, вы говорите совершенно неподобающим образом для священнослужителя Матери-Церкви.

– Я говорю, – ответил Витторини, – как итальянский священник, оказавшийся в меньшинстве на зыбком богословском болоте, среди превосходящих сил клерикалов по имени Шоннесси, Налти и Флэннери, которые устраивают толчею и давку, как стадо оленей или бизонов, стоит мне прошептать слова «папская булла».

– Не сомневаюсь, – и тут отец Брайан покосился в сторону аж самого Ватикана, – что это вы, если бы могли находиться там, надоумили Его Святейшество заниматься всей этой космической белибердой.

– Я?

– Вы! Ну не мы же! Именно вы притаскиваете ворохами глянцевые журналы с космическими кораблями на обложках, с грязными зелеными монстрами о шести глазищах и семнадцатью драндулетами, гоняющимися за полураздетыми девицами на какой-нибудь очередной луне. Я же слышу, как вы по ночам повторяете за телечудовищем обратный отсчет: десять, девять, восемь – и так до единицы, от чего мы страдаем в ожидании жутких содроганий, от которых вот-вот повыскакивают пломбы из наших зубов. Вы – один итальянец здесь, другой в Кастель-Гандольфо, прости меня, Господи, – умудрились повергнуть в уныние все ирландское духовенство!

– Мир вам обоим, – сказал, наконец, отец Келли.

– Я обрету мир, чего бы это ни стоило, – сказал отец Брайан, доставая конверт из кармана.

– Уберите, – велел отец Келли, догадываясь о содержимом.

– Пожалуйста, передайте это пастору Шелдону.

Отец Брайан грузно поднялся, озираясь в поисках выхода из комнаты, и неожиданно исчез.

– Видите, что вы натворили! – сказал отец Келли.

Не на шутку озадаченный, отец Витторини прервал трапезу.

– Однако же, отец Келли, я всегда считал это дружеской перебранкой: он подтрунивал надо мной, я – над ним; его розыгрыши были грубоваты, мои – помягче.

– Ваши игрища затянулись, и забавы, будь они неладны, приняли нешуточный оборот! – сказал Келли. – Ах, вы не знаете Уильяма, как знаю его я. Вы и впрямь нанесли ему рану.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы залатать ее пластырем.

– Латайте седалище своих штанов! Прочь с дороги! Теперь это моя забота. – Отец Келли схватил со стола конверт и посмотрел на просвет. – Рентгеновский снимок души несчастного человека. О боже!

Снова оставшись в трапезной наедине с собой, отец Витторини вспомнил о паре-тройке непрожеванных кукурузных хлопьев, начисто лишенных вкуса. И пришлось долго и медленно работать челюстями, чтобы их проглотить.

Только в послеобеденный час в чахлом садике на задворках церковного дома отец Келли встретился с отцом Брайаном и вернул конверт.

– Вилли, я хочу, чтобы ты это порвал. Я не допущу удалений в разгар игры. Сколько времени длится это ваше противостояние?

Отец Брайан вздохнул, взял конверт, но рвать не стал.

– Это нашло на нас мало-помалу: сначала я цитировал ему ирландских авторов, а он мне – итальянские оперы. Потом я описывал ему Келлскую книгу в Дублине, а он был моим гидом по Ренессансу. Хвала Господу за малые радости: если бы он обнаружил папскую энциклику про пресловутые космические путешествия раньше, я бы ушел в монастырь, где святые отцы хранят обет молчания. Но даже там я бы слышал и вел обратный отсчет запусков в Канаверале на языке жестов. Какой бы из него получился адвокат дьявола!

– Полноте!

– Я потом искуплю вину за это. Просто этот тюлень, черная выдра, резвясь, поигрывает с догмой Церкви, словно с пестрым мячиком. Пускай тюлени кувыркаются себе на здоровье, но не надо их примешивать к истинным ортодоксам, как ты и я! Простите меня за гордыню, отец Келли, но вариации на тему истины происходят всякий раз, когда в наши ряды арфистов влезает мелкота со скрипочками пикколо, вы не находите?

– Вот ведь загадка, Уилл: мы, служители Церкви, призваны быть примером того, как ладить друг с другом.

– Кто-нибудь удосужился поведать об этом отцу Витторини? Давайте начистоту: итальянцы – это «Ротари», клуб внутри Церкви. Разве они остались бы трезвыми во время Тайной вечери?

– А ирландцы? – пробормотал отец Келли.

– Мы бы, по крайней мере, дождались ее окончания!

– Ладно, в конце-то концов, церковники мы или цирюльники? Так и будем придираться к пустякам или обреем Витторини его же бритвой? Уильям, неужели у тебя нет плана действий?

– Может, пригласим баптиста в посредники?

– Катись ты со своим баптистом! Ты изучил энциклику?

– Энциклику?

– Ты так и сидел сложа руки после завтрака? Видимо, да! Давай прочитаем этот эдикт про космические путешествия! Запомним, выучим назубок и контратакуем ракетного человека на его же территории! Вперед, в библиотеку! Что выкрикивают юнцы в наши дни? Пять, четыре, три, два, один – пуск?

– Или более грубый вариант.

– Значит, выкрикивай грубый! И следуй за мной!

Заходя в библиотеку, они встретили выходящего из нее пастора Шелдона.

– Бесполезно, – улыбнулся пастор, глядя на их разгоряченные лица. – Вы ее здесь не найдете.

– Чего мы здесь не найдем? – Отец Брайан перехватил взгляд пастора, упавший на все еще прилипшее к пальцам письмо, и быстро припрятал его. – Чего мы не найдем, сэр?

– Космический корабль малость великоват для нашего скромного жилища, – ответил пастор, тщетно пытаясь навести завесу таинственности.

– Значит, итальянец и вам все уши прожужжал? – вознегодовал отец Келли.

– Нет, но раскаты гремят по всему дому. Вот я и пришел, чтобы удостовериться лично.

– Так вы на нашей стороне? – с облегчением вздохнул Брайан.

Глаза пастора Шелдона погрустнели.

– Разве здесь есть своя или чужая сторона, святые отцы?

Они вошли в маленькую читальню, где отец Брайан и отец Келли, испытывая неловкость, уселись на краешки стульев. Пастор Шелдон стоя наблюдал за их дискомфортом.

– Итак, почему вы боитесь отца Витторини?

– Боимся? – отец Брайан, казалось, вздрогнул от этого слова и тихо воскликнул: – Скорее злимся.

– Одно вытекает из другого, – признал Келли, продолжая. – Видите ли, пастор, некий городок в Тоскане двигает камни в Мейнуте, что неподалеку от Дублина, как вам известно.

– Я ирландец, – терпеливо сказал пастор.