С Востока свет. Проза татарских писателей

– Я, милая, умею терпеливо его выслушать. Не перебиваю, не спорю. А вы, молодёжь, сразу заводитесь, потом долго остываете. Мужчин надо нежить и холить, они – очень мягкие существа.

– Тётушка, милая моя, откуда тебе – ни разу в жизни мужчины не видавшей! – знать, мягкие существа эти мужчины или твёрдые?!

– Почему не видавшей? Видала, слава Аллаху.

Застеснявшись, Рокия опустила голову вниз.

Пять лет Сандугач ела из рук этой женщины, но ни разу не удосужилась поинтересоваться её личной жизнью. Впрочем, служанка и сама была человеком замкнутым. Целыми днями она незаметно, как мышка, занималась хозяйством, а вечером пряталась в своей комнатке.

– У тебя, милая тётушка, может, и муж есть?

– И есть, и нет…

– Развелись, что ли?

– И да, и нет.

– Расскажи о муже! – Просьба Сандугач прозвучала как приказ.

Рокия испуганно отшатнулась.

– Ни за что, хоть убей! И зачем тебе, милая, знать о моём муже?

– Он что, сидит в тюрьме за преступления?

– Не-ет, это святой человек, который и мухи не обидит. Ой, как бы у меня там пирог не подгорел! Бадри сказал, что он уже недалеко от Казани. Я хотела к его приезду приготовить какую-нибудь мужскую еду. Ты тоже, милая, давай укладывай волосы и надевай красивое платье. Чтобы встречать мужа из командировки во всей красе.

И не капризничай, что тебе не нужен шофёр. Нервы мужу пустяками не трепли, сейчас таких настоящих мужчин, как он, днём с огнём не сыщешь, милая.

6

…Нет, Шакира так просто от своей цели не отступится.

– Ага, так тебе, значит, теперь китайцы понадобились?! На мамины деньги вырос, на мамины деньги выучился… Что же ты, придурок, тогда не бросился в ножки этим косоглазым?! Живо одевайся! – Из шкафа полетела одежда. – Вот этот песочный костюм, наверно, подойдёт. Золотистый цвет освежает. Ещё бы! У этого костюма и цена солидная! Я в него вложила половину своей зарплаты. Ты, мальчишка, должен сначала вернуть мне свои долги. А для этого камень тесать не надо, следует всего лишь жениться на Гульнаре. Азамат Азатович, между прочим, и сам о тебе спрашивал. Говорят, что конский хвост хорошо смотрится на теле жеребёнка, может, и шеф мечтает выдать свою засидевшуюся в девушках дочку за такого порядочного, как ты, свежего парня? Который не испорчен наркотиками, не знает, что такое венерические болезни… Некоторые высокопоставленные люди ищут себе именно таких зятьёв, а потом сажают их в кресла начальников. Одевайся!

Эдуард не шелохнулся. На его лице читалось безразличие.

– Одевайся, тебе говорят!

На этот раз Шакира буквально заорала. И только тут Эдуард словно «проснулся».

– Эх, мама, мама! Что с тобой сделалось, мама?! У тебя от этих мыслей о богатстве сердце скоро не выдержит, а меня будут обвинять в твоей смерти. Хорошо, я пойду на эту вашу выставку, но только ради того, чтобы присутствовать. На другое ты меня не склоняй, ладно?

– Слушай дальше и заруби себе на носу, – начала Шакира, делая ударение на каждом слове. – Не топчись в сторонке, словно убогий, а когда будешь рассматривать золото, приблизься к объекту, то есть к Гульнаре. Не ленись, разговори девушку, засыпь её комплиментами. От похвалы женщины просто тают… Потом останься на фуршет, попроси номер её мобильника!

Времени оставалось мало. Женщина позвонила Аделю.

– Ты далеко? Где? Поворачивай назад! Эдуарда пригласили на престижную вечеринку. Отвезёшь его. Только к самому входу не подъезжай, высади на другой стороне улицы. А то увидят, что парень разъезжает на такой машине – вообще уважать перестанут.

Подталкивая копошащегося, словно черепаха, сына в спину, Шакира наконец выставила его за дверь. Пробил час! Наконец-то впервые пробили часы её счастья! Эдуард очень красивый, так что любая принцесса легко потеряет от него голову. Гульнара сама кинется ему на шею. И пусть какие-то там американские метёлки, всякие нэлли-мэлли, разжиревшие на гамбургерах, даже не мечтают о таком принце. Не для того Шакира растила своего сына, чтобы он сейчас полол сорняки на рисовых полях в Китае.

Душа, охваченная радостным ожиданием, наполнялась им, как шар, и возносила женщину всё выше и выше. Теперь она могла плевать с облаков на землю. На чьи-то головы… «Ха, раньше ты со мной не считалась, мадам фу-фу, вот тебе за это, тьфу! Тебе, наверно, было очень удобно в кресле заместителя, да? Помнишь, как ты кричала на меня? «Проверяй все цифры ночи напролёт, работай!»

А сама неслась в салон красоты. В самый дорогой салон…»

До самого рассвета сидела Шакира, сгорбившись над своими цифрами… Так что отныне считать будешь ты, мадам фу-фу! Когда шеф посадит меня, свою сватью, на твоё место, а тебя отправит в отдел, ладно? Хотя… с таким богатством Шакира, наверно, и не станет горбиться на казённой работе. Сколько казанских салонов красоты её ждёт! Да, Сандугач уже давно пора щёлкнуть по носу. Вкусно ест, красиво одевается, разъезжает в иномарках.

А Ниса? Как бы поквитаться и с нею? Хотя… насчёт Нисы надо хорошенько подумать. Она – писатель, и её очень уважают. Когда говоришь: «Я – подруга Нисы Ахмеровой», порой даже не верят! Как будто Ниса – жительница другой планеты!

А Эдуард! О чём он говорит?! «Что с тобою сделалось, мама?!.» Как будто Шакира взяла и в одночасье превратилась из невинного ангела в рогатую чертиху. Эх, сынок, это жизнь изменила твою маму. Впрочем, в ней и раньше, в молодости (хотя нет, уже в детстве!), горело сильное желание «жить хорошо». Шакира завидовала некоторым своим одноклассницам. Они жили в просторных квартирах, а семья Шакиры задыхалась в бараке. Её родители, оба рабочие, не видели способа выбраться из этого курятника. Наоборот, совершая молитву, оба в конце обычно добавляли: «Благодарим тебя, Всевышний, за то, что есть». А ведь их соседи, не жалея сил, бегали по различным инстанциям и вскоре один за другим переехали в новые дома. В их барачные каморки – в эти спичечные коробки – набились всякая шваль да оборванцы. И живи теперь с ними! Нюхай эту вонь и спотыкайся о мусор! В общежитии тоже оказалось не лучше. Её постоянно упрекали: «Ты – казанская, почему ты занимаешь место, выделенное деревенским?» Видеть она уже не может эту деревенщину, тошнит её! Они цепкие и наглые. Бедный горожанин до конца жизни мучается в своей старой квартире, а деревенские через два-три года после приезда в город вселяются в самые хорошие дома. Эта мадам фу-фу – тоже деревенская курица. А строит из себя! Словно выросла она не на мелкой беспородной картошке, а на чёрной икре. И хоть в ушах у неё сверкают бриллианты, на шее – золотая цепь толщиной с палец, и пусть она носит платья из натурального шёлка, сшитые парижскими модельерами, – всё равно всё в ней кричит: «Я – деревенщина!»

Закончив университет, Шакира сунулась в первую же школу, которая попалась ей на пути. Другого выхода у неё не было. Директор с плоским, словно у лягушки, лицом, сразу обрисовал перед ней «блестящую перспективу»:

– Зарплата – три копейки. Контингент – истеричные дети богатых родителей. Давай дерзай!..

Вскоре «мужика-лягушку» отправили на пенсию. Вот тут-то Шакира и загорелась, ох как загорелась. Почему бы ей не сесть в директорское кресло? Пословица «кто смел, тот и съел» имеет весьма глубокий смысл. Во-первых, в случае успеха увеличивается зарплата, во-вторых, ты становишься главным и приказывать будешь ты, в-третьих – в твоём распоряжении оказываются карманы богатых родителей.

Пока девушка сгорала изнутри этими тайными мыслями, им неожиданно назначили нового директора – молодого парня. Его звали Хикмет и он… был деревенским. Учительский коллектив был переполнен старыми девами… Все глаза оказались теперь нацелены на Хикмета. И надежды тоже… Но Хикмет увидел Шакиру – и всё. А она уже не могла позволить себе ломаться. Раз директорское кресло не досталось самой, так пусть в нём восседает хотя бы её муж. Ведь деньги всё равно будут в её распоряжении.

До женитьбы Хикмет казался деловым человеком, но когда его впрягли в семейную арбу, выяснилось, что он просто-напросто мерин. Он не смог везти свой груз и оказался не в силах заставить работать других. Коллектив немедленно сел ленивому мерину на шею. А вот её – дуру, которую угораздило родить от этого недоумка двоих детей, – ей-богу, убить было мало! Шакира начала срочно исправлять свои ошибки. Махнув рукой на школу, записалась на бухгалтерские курсы. Затем заочно окончила финансово-экономический институт. Но самой её большой ошибкой оставался Хикмет. Она понимала: если не развестись с ним сейчас, пока дети маленькие, потом будет поздно – дочь и сын пожалеют отца. Шакира дала мужу безжалостного пинка под зад… Двухкомнатная квартира принадлежала Хикмету, однако добрый деревенский недотёпа не стал ничего требовать и, взяв чемодан, тихо ушёл. Ох, как скучали по нему дети! Из-за их плача: «папа, папа…» у Шакиры полголовы поседело. Иногда к ней в голову даже приходила недопустимая мысль: а может, вернуть его назад? Но сколько раз ни запрягай мерина, который не в силах тащить, телега жизни с места не сдвинется, и нищета, скаля зубы, всегда будет стоять рядом.

А так в её руках оказалось самое лучшее оружие – свобода. Можно было ловить богатых мужиков, вытягивать у них деньги, можно было, надавив на жалость («дома – двое сироток!»), слегка поправить своё материальное положение… Шакира была красивой. А молодость – сама по себе клад. Детей она с трёх лет начала отправлять в разные лагеря и дома отдыха. А сама вечерами… вечерами «зашибала деньгу». Ну, разумеется, не так, как уличные женщины. Огонь в очаге одинокой женщины взмывает до небес. Желающих погреться у очага Шакиры было много, но это и стоило дорого. И если те, у кого карман не пустовал, задерживались в её квартире на пару дней, то бедные старались поскорее улизнуть, не в силах выдержать такие расходы. Одно было странно – мужчины никогда не предлагали жениться на ней. Однажды она завелась и попыталась одного затащить в загс, но потерпела неудачу. Тогда из мести Шакира начала приходить к нему в офис, затем вызвала ужасный скандал, позвонив его жене и сообщив, что она – любовница её мужа… Наконец, мужчина, устав от преследований, через своих знакомых устроил её на работу в одну очень богатую организацию. Здесь Шакира начала получать такие деньги, о которых раньше даже мечтать не смела.

Теперь любовники ей были не нужны, она была сыта, одета-обута, и уже можно было отбросить личину «несчастной женщины» и начать приговаривать, как её покойная мать: «слава Аллаху»… Но избалованный рот, познавший вкус денег, требовал: «ещё, ещё!» И хотелось более хорошей квартиры, более роскошной шубы, отдыха за границей… Желаний становилось всё больше с каждой минутой. Организация, где она работала, была прибыльной: большие и круглые числа приятно щекотали ей сердце и ласкали душу. А однажды… однажды ей выпало счастье поговорить с самим шефом. По приказу этой мымры – заместителя шефа – Шакира осталась поработать с документами. Было около девяти вечера. Вдруг скрипнула дверь. Мамочки, так это же сам шеф!..

– Вы что, во вторую смену работаете? – спросил он.

– Чтобы не потерять место, я готова работать даже ночью, – ответила Шакира и тяжело вздохнула. – Если я лишусь работы, кто будет кормить моих детей? Муж бросил нас. Что делать, приходится выкручиваться…

Слёзы, приготовленные специально для этого случая, с тихим стуком начали капать на бумаги. Как мастерски играла свою роль чертовка! Любой артист мог бы позавидовать!

– А как у вас бытовые условия?

– Старая квартира… Со старой мебелью…

– Ладно, не переживайте. Нас мама тоже растила одна. Горечь сиротства мне знакома. Что-нибудь придумаем. Зайдите завтра ко мне…

На следующий день добросердечный начальник предложил ей тут же, у него в кабинете, написать заявление на получение новой квартиры. Затем достал из сейфа увесистый конверт и протянул ей:

– Лично от меня вашим детям. В случае затруднения не стесняйтесь, обращайтесь прямо ко мне.

– Спасибо, спасибо, – скромно ответила Шакира.

В реальности же такое качество, как скромность, в арсенале Шакиры отсутствовало напрочь. Однако она предпочитала не лезть напролом, как делали другие. Потому что знала более сильное средство, чем скромность. Если настроить голос на волну несчастного, незащищённого создания, напустить в глаза слёз, давить на жалость и сочувствие, то можно растопить сердце любого начальника.

Теперь она уже не была той прежней девочкой из барака. Однажды Шакира имела глупость поехать туда, уступив просьбам сына показать ему место, где он родился. Мальчик с интересом пошёл внутрь здания, а она, содрогаясь от омерзения, осталась стоять на улице. Не реагируя на ахи и охи узнавших её соседей, не дрогнув ни одним мускулом на лице, она равнодушно смотрела издали на покосившееся и сгнившее здание. Вон там их бывшее окно… Видимо, теперь там живут алкаши: виднеется рваный край посеревшего от копоти тюля…

Вернувшись, Эдуард сказал: