Великая. История Екатерины II

Главнокомандующий граф Салтыков покинул Москву и уехал в деревню; остался присланный к нему на помощь генерал Еропкин с ничтожными средствами: у него было только 436 человек команды, а между тем праздный народ начинал волноваться, присутственные места были закрыты, лавки заперты, все работы прекратились. Разнесся слух, что бывают чудесные исцеления от образа Боголюбской Богородицы у Варварских ворот, и вот множество народа, больные и здоровые стали толпиться у образа.

Архиепископом в Москве был в то время Амвросий Зертис-Каменский, человек образованный, успевший заслужить почетную ненависть невежд искоренением разных злоупотреблений, особенно уничтожением соблазнительного сборища безместных священников, нанимавшихся для совершения службы в домовых церквах. Узнав о сходбищах у Боголюбской, Амвросий принял меры для их прекращения, велел запечатать кружки с деньгами, палатку, где складывались приношения и продавались, – хотел снять и самую икону 16 сентября, когда увидали эти распоряжения, в толпе послышались голоса: «Архиерей безбожник, отнимает казну у Божией матери, хочет отнять у народа и самую заступницу; верно, сговорился с докторами морить народ; вольно православным терпеть неправду от начальства: когда б не было курева по улицам да больниц, так давно бы и мор перестал».

В это время раздался набат, чернь начала сбегаться, сама не зная зачем, но скоро нашлась цель. Раздались крики: «В Кремль! В Кремль! Спросим Амвросия, зачем не велит молиться Божией матери! Лекаря кидают отраву в колодцы!» Чернь бросилась в Кремль, в архиерейский дом; не найдя Амвросия, начала все истреблять в его покоях; Еропкину с своей командой удалось очистить Кремль от мятежников, но на другой день они схватили Амвросия в Донском монастыре и убили; истребив два карантинных дома, бунтовщики бросились в Кремль доканчивать разорение архиерейского дома и грабить купеческие погреба, – бывшие под Чудовым монастырем; на увещания обер-коменданта царевича грузинского и бригадира Мамонова отвечали каменьями.

Тогда Еропкин велел своим солдатам стрелять из ружей и пушек и броситься на бунтовщиков с палашами; пьяная толпа обратилась в бегство, но не менее ста человек было убито и 149 схвачено. Оказалось, что бунтовали дворовые люди, купцы, подьячие, фабричные и особенно раскольники. В октябре смертность уменьшилась; в январе 1771-го правительство объявило о прекращении в Москве заразы. Успокоилась Москва, но в степях волновалось казачество.

7. Пугачев. Мы видели, что после Смутного времени казаки два раза поднимали мятеж против государства: в царствование Алексея Михайловича под предводительством Разина и при Петре Великом под предводительством Булавина. После Петра в первой половине XVIII века в разных углах казацких являлись самозванцы, но мятеж не разгорался. Наконец в царствование Екатерины И, когда государство внутри и вне выказывалось такою блестящею стороною, казачество собрало последние силы, и запылал страшный мятеж, совершенно сходный с разинским, ибо действователи, приемы их и цели были одинаковые.

В царствование Екатерины яицкие казаки несколько раз волновались, к чему также подавали повод несправедливые с ними поступки чиновников. Казаки отказывались идти в погоню за калмыками, покинувшими русские владения вследствие чиновнических же притеснений. Строгие наказания за это ослушание еще более ожесточили казаков: в январе 1771 года они взбунтовались, разбили и убили генерала Траубенберга, учредили у себя новое, свое правительство. Генерал Фрейман, посланный из Москвы против казаков, разбил их, вследствие чего прежнее казацкое правление было уничтожено, начальство поручено яицкому коменданту, зачинщики бунта биты кнутом, 140 человек сосланы в Сибирь, другие отданы в солдаты, и все бежали.

Порядок был по видимому восстановлен, но казаки замышляли что-то недоброе, намекали на какое-то важное предприятие против государства, которое по-прежнему слыло у них под именем Москвы. «То ли еще будет, – говорили они, – так ли еще мы тряхнем Москвою!» Тайные совещания происходили по степным уметам (постоялым дворам) и отдаленным хуторам; кого-то поджидали, а между тем в России и за границею шла молва, что бывший император Петр III жив.

И вот на Яике явился человек лет тридцати, среднего роста, крепкого сложения, с огненными и проницательными глазами: то был донской казак Емельян Пугачев, два раза беглец, побывавший и на Ветке, в знаменитом раскольничьем притоне; сведав о казацких волнениях на Яике, он явился туда и стал подговаривать недовольных идти за Кубань и отдаться под покровительство султана; в то же время по совету двоих купцов-раскольников он объявил себя императором Петром III. Но об этом было донесено, Пугачев схвачен, закован в кандалы и отправлен в Казань, куда привезен в январе 1773 года. Здесь были у него друзья-ходатаи, тоже раскольники; с ним обошлись легко, скрыли дело о самозванстве, позволили ходить к знакомым в сопровождении караульного; он подговорил этого караульного и бежал в мае месяце.

Все лето укрывался он по отдаленным хуторам, в сентябре опять объявил себя Петром III; около него собралась шайка из 300 человек, с которыми он пришел под Яицкий городок. Стала повторяться разинская история: казацкий отряд, высланный против самозванца, перешел на его сторону; казаки, хотевшие остаться верными правительству, были перевешаны. Не решившись вступить в борьбу с яицким гарнизоном, Пугачев пошел к Илецкому городку, обещая пожаловать тамошних казаков крестом и бородою, потому что они были раскольники, реками и лугами, деньгами и запасами, свинцом и порохом и вечною вольностию. Казаки последовали их примеру; киргизы обрадовались смуте и приготовлялись безнаказанно грабить, начальникам крепостей и офицерам оставалось погибать мученическою смертию за свою верность правительству.

Средства самозванца быстро увеличивались: в начале октября с 3000 войска, с пушками Пугачев тронулся к Оренбургу. Башкирцы, калмыки, мордва, чуваши, черемиса, как в Смутное и разинское время, перестали повиноваться русскому начальству; господские крестьяне явно показывали свою приверженность к самозванцу, и все Поволжье колебалось. А между тем государство находилось в затруднительном положении: войска были заняты в Турции и Польше, меры против чумы и рекрутские наборы волновали чернь. 5 октября Пугачев осадил Оренбург, желая выморить его голодом; скоро он уже считал у себя 25 000 войска; ядром этого войска были яицкие казаки и солдаты, захваченные по крепостям; около них толпились татары, башкирцы, калмыки, беглые крестьяне, каторжники и всякий сброд, как во времена Болотникова и Разина.

Пугачев почти ежедневно учил свое войско, ежедневно происходили казни, ежедневно отправлялась церковная служба в стане, но самозванец один только раз был в церкви. Шайки разбойников его ходили во все стороны, пьянствуя по селениям, грабя казну и дворянское добро. Пугачев не был самовластен среди казаков: при других они оказывали ему наружное уважение, без посторонних обходились как с товарищем. «Улица моя тесна», – говорил Пугачев; те, к кому привязывался он, были немедленно умерщвляемы.

Правительство выслало против мятежников войско под начальством генерала Кара, но, приблизясь к войскам Пугачева, Кар струсил, начал отступать, самовольно покинул войско и под предлогом болезни ускакал в Москву. Императрица писала: «Бог весть, чем это все кончится. Я зачинаю походить приключениями моего века на Петра Великого; но что Бог ни даст, а, по примеру дедушки, унывать не стану». Для поправления дела, испорченного Каром, государыня назначила Александра Ильича Бибикова. Приехавши в Москву, Бибиков нашел дела в дурном положении: жители были в страхе; множество дворян съехалось в Москву из губерний, уже разоряемых Пугачевым или угрожаемых возмущением; холопи, ими навезенные, распускали по площадям вести о вольности, об истреблении господ. Чернь, пьянствуя и шатаясь по улицам, с явным нетерпением ждала Пугачева, как во времена Шуйского ждала Тушинского вора. 25 декабря приехал Бибиков в Казань; он не нашел здесь ни губернатора, ни главных чинов; большая часть дворян и купцов также бежали в безопасные губернии.

Приезд Бибикова оживил город; выехавшие жители стали возвращаться. Бибиков собрал дворянство, представил ему, как выгоды сословия требуют мер решительных, пожертвований. Дворянство положило вооружить на свой счет войско. Бибиков для ободрения других казался веселым, довольным, а между тем писал к жене: «Зло велико, преужасно! Ух, дурно!»

В самом деле было очень дурно: общее восстание башкирцев, калмыков и других подобных народов пресекало повсюду сообщение. Войско было малочисленно и ненадежно, начальники покидали место и бежали, завидя башкирца или заводского мужика с дубиной. Зима умножила затруднения; селения были пусты, города в осаде, другие заняты пугачевскими войсками, заводы выжжены, чернь везде волновалась и злодействовала. Войска правительства двигались медленно, и тем быстрее распространялся бунт, обхвативший Казанскую, Астраханскую, Нижегородскую губернии, проникнувший в Пермскую.

Но с февраля 1774 года дела стали принимать благоприятный оборот: войска правительства взяли Самару, двигались к Оренбургу на выручку, Пугачев готовился уже к побегу, а казаки думали предать его в руки правительства и тем заслужить прощение. Бибиков писал: «Пугачев не иное что, как чучело, которым играют воры казаки: не Пугачев важен, важно общее негодование». Князь Голицын нанес сильное поражение Пугачеву, который стал уже выбираться из-под Оренбурга. Пораженный в другой раз Голицыным, потерявши все пушки и множество народу, Пугачев только с четырьмя заводскими мужиками успел убежать в Уральские заводы. Михельсон взял Уфу и восстановил спокойствие в большой части бунтовавших деревень; приближение Мансурова спасло Илецкий городок, геройски выдержавший страшную осаду: 14 дней осажденные питались одной глиною.

Но когда дело казалось уже оконченным, Бибиков умер от страшного напряжения сил. Пугачев опять появился на сцену, окруженный яицкими казаками, башкирцы опять взбунтовались. Преследовать самозванца стало нельзя вследствие распутицы. Пугачев успел перейти Уральские горы, взял несколько крепостей. Четыре раза пораженный Михельсоном, он переправился через Каму и пошел прямо на Казань, перед которою явился 11 июля; 12-го город был взят и сожжен, но крепость была спасена прибытием Михельсона, который поразил самозванца в семи верстах от Казани. Пугачев отступил, но 18 июля вдруг переправился за Волгу с 500 человек войска: вся западная сторона Волги возмутилась и передалась самозванцу, воеводы бежали из городов, дворяне – из поместий; чернь ловила тех и других и приводила к Пугачеву, который взял Цивильск и пресек сообщение между Нижним и Казанью.

Императрица назначила главнокомандующим графа Петра Ивановича Панина; она думала, что самозванец прямо пойдет к Москве. 27 июля он вошел в Саранск, повесил здесь 300 человек дворян; потом занял Пензу, посадил здесь воеводою господского мужика и пошел к Саратову; взял изменою и этот город и пустился вниз по Волге. 21 августа он подступил к Царицыну, но был два раза отбит и, слыша о приближении войска правительства, спешил далее вниз, но 25 числа в 150 верстах от Царицына он был настигнут Михельсоном и потерпел решительное поражение.

Между тем в Царицын приехал Суворов, принял начальство над Михельсоновым отрядом и пустился в степь, где скитался Пугачев. Самозванец был отовсюду окружен войсками правительства; сообщники решились выдать его, связали и привезли в Яицкий городок, откуда отправили его в Москву, где и казнили.

8. Вооруженный нейтралитет. Первым замечательным событием после Кучук-Кайнарджийского мира был вооруженный нейтралитет. Испанцы, находившиеся в войне с Англиею, объявили Гибралтарскую гавань в блокадном состоянии прежде еще, чем действительно начали осаду, и захватили два русских корабля с хлебом, хотевших войти в гавань. Императрица сильно рассердилась за это на испанское правительство, и английский министр в Петербурге Гаррис поддерживал ее неудовольствие, не говоря, однако, что такое поведение у других держав было исключением, у Англии же было постоянною системою.

Императрица, к большому удовольствию Гарриса, приказала вооружить 15 военных кораблей для защиты русского флага; тогда Панин убедил ее явиться покровительницею всех мелких морских держав и получил поручение составить план для определения прав нейтральных государств. 28 февраля 1780 года явился знаменитый акт, противопоставленный праву сильного, которым до сих пор преимущественно пользовались англичане. План Панина состоял в том, чтоб нейтральные державы вступали в союз с Россиею для защиты оружием морского права, существенные статьи которого были следующие пять: 1) нейтральные корабли могут производить торговлю в гаванях воюющих держав; 2) нейтральный корабль сообщает нейтральность и товарам, которыми нагружен, кроме того случая, когда эти товары суть собственно контрабанда; 3) контрабандою в тесном смысле считается только оружие и военные снаряды; 4) гавань тогда только считается в блокаде, когда она так заперта, что без опасности нельзя кораблю пройти в нее; 5) никакой приговор призового суда не признается действительным, при котором на означенные положения не было обращено внимания.

Объявлением этого акта и требованием русского правительства признать высказанные в нем начала Гаррис приведен был в очень затруднительное положение: английскому министерству предстояло на выбор или отказаться торжественно от своего прежнего образа действий, или вступить в борьбу с нейтральными державами, ибо Испания и Франция признали обнародованные Россиею положения и определили приводить их в исполнение; Англия начала уклоняться, выжидать время; впрочем, следствием вооруженного нейтралитета была война ее с Голландиею; с Россиею не было явного разрыва, но Англия не упускала случая идти наперекор планам императрицы, возбуждать неприязнь к России в соседних державах.

9. Присоединение Крыма. Между тем Россия должна была готовиться к новой войне с Турциею, которая никак не могла свыкнуться с мыслью, что Крым уже больше не принадлежит ей. По условиям Кайнарджийского мира за султаном оставалось в Крыму религиозное значение как за преемником калифов, но он упорно домогался верховных прав в области гражданской и политической. Россия, разумеется, не могла уступить этим домогательствам, ибо тогда где же была бы независимость Крыма? Вследствие враждебных друг другу влияний с двух сторон – русской и турецкой образовались партии на полуострове и вступили в борьбу друг с другом.

Ханы сменялись вследствие движения партий. Уже в 1775 году свергнут был преданный России хан Сагиб-Гирей и возведен на престол преданный Турции Девлет-Гирей; Россия свергла последнего и возвела на его место Шагин-Гирея. Шагин хотел быть действительно независимым и произвести необходимые для усиления своего государства преобразования, стал вводить при этом новые, европейские обычаи, но этим он возбудил против себя сильную староверческую, турецкую партию, и началась опять усобица, в которой Россия должна была поддерживать Шатина. Такое положение дел становилось час от часу несноснее для России. Война с Турциею продолжалась в Крыму, ежечасно готова была вспыхнуть и непосредственно.

Тем сильнее становилось желание покончить с Крымом, который не мог оставаться независимым, тем охотнее должны были выслушиваться предложения Потемкина, который настаивал на необходимость присоединения Крыма, указывая на легкость и законность этого дела.

Но присоединить Крым нельзя было без войны с Турциею, а для успешности этой войны нужно было обеспечить себя со стороны Австрии. Это необходимо влекло к покинутию прежней Северной системы, к перемене союза прусского на австрийский. Союз с Австриею заключить было легко, потому что император Иосиф II хотел во что бы то ни стало приобресть для Австрии Баварию после пресечения тамошней династии и потому заискивал у могущественной России. В мае 1779 года Иосиф II обязался за себя и за преемников своих гарантировать России все ее владения и все ее договоры с Портою и в случае нарушения договоров с турецкой стороны объявить Порте войну.

В 1782 году вспыхнуло восстание против Шагин-Гирея под предводительством родных его братьев, и хан должен был удалиться в Таганрог. Екатерина обратилась к новому союзнику своему Иосифу II, и тот отвечал, что готов на всякое соглашение с русскою императрицею насчет всех возможных событий, какие могут произойти от крымских смут. Тогда петербургский кабинет в видах войны с Турциею сделал венскому кабинету следующие предложения: «Между тремя монархиями (русскою, австрийскою и турецкою) должно быть навсегда независимое от них государство, образованное из Молдавии, Валахии и Бессарабии под именем Дакии и под скипетром государя греческого исповедания. Россия приобретает город Очаков с областью между Бугом и Днестром и один или два острова в Архипелаге. Австрия приобретает соседственные с нею турецкие области. Если война пойдет с таким успехом, что можно будет изгнать турок из Константинополя, то восстановляется империя Греческая в полной независимости и на престол ее возводится внук императрицы русской великий князь Константин Павлович, который откажется от прав своих на престол русский, ибо две эти короны никогда не должны быть соединены на одной главе».

Иосиф II согласился на эти требования с условием, что Австрия кроме турецких областей, прикрывающих Галицию и Венгрию, получила еще все области венецианские, а Венеция взамен получила бы Морею, Кандию, Кипр и другие острова. Англия, Франция и Испания также должны были получить части из турецких владений. Таков был знаменитый проект, известный под именем греческого.

Шагин-Гирей был восстановлен с помощью России, но смуты не прекращались на полуострове, потому что хан, несмотря на представления России, не переставал преследовать врагов своих. Эти жестокости Шагин-Гирея повели к тому, что он принужден был отказаться от престола, и Крым безо всякого сопротивления присоединен был к России (8 апреля 1783 года).

Не нужно много распространяться о всемирно-историческом значении, какое имеет закрепление северных берегов Черного моря за Россиею, т. е. за Европою. Степи, которые так долго служили привольем для кочевых орд, чрез которые проходили почти все народы, опустошавшие европейско-христианский мир, все эти бичи Божии, степи эти вошли теперь в границы европейско-христианского государства, подчинились цивилизации, стали житницею Европы, убежищем для ее колонистов. Управление новоприобретенным краем было поручено Потемкину, получившему прозвание Таврического.

Потемкин уговорил императрицу осмотреть лично Новую Россию. Путешествие Екатерины, предпринятое в 1787 году, было блестящим символом торжества Европы над Азиею, принятия Европою во владение от Азии этих так долго спорных земель. Тут, во время этого путешествия, было много театрального, но многое, что было сделано для Новой России при Екатерине, не было одними декорациями: степи получили земледельческое народонаселение, основаны города (Екатеринослав, Херсон), заведен черноморский флот.

10. Войны – вторая турецкая и шведская. Несмотря на сильное волнение, произведенное в Турции вестью о присоединении Крыма к России, Порта на первых порах нашла необходимым признать это присоединение, что и было сделано конвенциею 28 декабря 1783 года. Но это было только на первых порах. Чем более приходила Турция сама в себя после громового удара, тем яснее сознавала всю важность потери: последнее татарское царство подпало власти русской, подпал этой власти весь северный берег Черного моря, откуда враждебные корабли не преминут при первом случае явиться пред Константинополем, и флот действительно заводился.

Предупредить страшную опасность, кинуться на врага, когда он не ожидает нападения, не приготовился к нему, – вот поступок, который мог быть внушен Порте отчаянием и вместе благоразумием, не говоря уже о чужестранных внушениях. Летом 1787 года русский посол в Константинополе Булгаков получил от Порты ультиматум, которым требовалось: выдача молдавского господаря Маврокорда-то, удалившегося в Россию; отозвание русских консулов из Ясс, Бухареста и Александрии; допущение турецких консулов во все русские гавани и торговые города; признание грузинского царя Ираклия, поддавшегося России, турецким подданным; право для Турции осматривать все русские корабли, выходящие из Черного моря. Булгаков отверг требования, и Порта объявила войну России. Посол был заключен в Семибашенный замок вопреки условиям Кайнарджийского мира.

Россия была застигнута врасплох, положение Потемкина, обязанного защищать Новую Россию, было крайне затруднительно. К тому же странная беда: любимое его создание, Севастопольский флот, был разбит бурею. Сын счастия пришел в отчаяние, когда увидал, что начинает быть несчастным. Он стал проситься в отставку, писал императрице, что надобно вывести войска из Крыма. Екатерина не смутилась: она отвергла предложение вывести войска из Крыма, указала, что надобно переменить оборонительную войну в наступательную, идти на Очаков или на Бендеры, писала Потемкину: «Прошу ободриться и подумать, что бодрый дух и неудачу поправить может».

Победа Суворова над турками у Кинбурна несколько ободрила Потемкина, но затруднения увеличивались беспрестанно. 1788 год начался очень печально: к страшной дороговизне присоединились болезни. Австрия как союзница России вступила в войну с турками, но чрез разрушение Северной системы союзом австрийским старые союзники становились врагами. Россия хотела заключить тесный союз с Польшею: проект союза заключал в себе гарантии владений; кроме того, в случае военных успехов Польша получала часть Бессарабии и Молдавии.

Но преемник Фридриха II, Фридрих Вильгельм II, или, лучше, министр его Герцберг начал открыто действовать против союза России с Польшею, и та партия в Польше, которая хотела воспользоваться благоприятным временем для реформ в государственном устройстве, предпочла прусский союз русскому. Но Пруссия при этом имела в виду одно – как бы сделать то же самое, что было сделано при Фридрихе II, т. е., не вступая ни с кем в войну, распространить свои владения на счет Польши, Герцберг хлопотал, чтоб Польша уступила Пруссии Данциг, Торн, Познань и Калиш, взяла бы себе за это от Австрии Галицию, Австрия же и Россия пусть вознаграждают себя на счет Турции. Пруссия хотела достичь своих целей путем дипломатии, только грозила войною, но шведский король Густав III спешил воспользоваться затруднительным положением России и объявил ей войну; он думал, что ему легко будет напасть на беззащитный Петербург и вынудить у Екатерины уступку завоеваний Петра Великого.

Но Густав III обманулся в своих расчетах. Екатерину не смутила и эта близкая опасность. Первое морское сражение при острове Хохланде кончилось в пользу русских (6 июля 1788 года; русский адмирал Грейг против шведского герцога Зюдерманландского). В России при виде опасности произошло сильное народное одушевление, дворяне, города, села добровольно выставляли рекрутов, а в шведском войске в Финляндии офицеры отказались исполнять королевские приказания, выставляя предлог, что несправедливая война с Россиею начата без согласия чинов, вопреки конституции. 1788 год кончился счастливо: 6 декабря Потемкин после продолжительной осады взял Очаков приступом.

Но это торжество не оправдало надежд, которые возлагались на него: Турция по наущению Пруссии, Англии и Голландии не заключала мира, несмотря на блистательные победы Суворова при Фокшанах и особенно Рымнике (1789 г.); Дания, хотевшая помогать России против Швеции, остановлена была угрозами Пруссии и Англии; Пруссия и новая союзница ее Польша грозили России войною; Густав III, освобожденный от опасности со стороны Дании, успел приобрести от своего сейма средства к продолжению войны. Война эта и в 1789 году кончилась неудачно для шведов, но они не заключали мира; император Иосиф II умер; от преемника его Леопольда нельзя было ожидать деятельной помощи. В таком положении находились дела в начале 1790 года.

Весною Густав III возобновил неприятельские действия. На море произошли два важных сражения, представившие быструю перемену военного счастия; в первом русские одержали победу над шведским флотом, запертым в Выборгском заливе; во втором потерпели поражение от шведов. Но последняя победа дала только возможность Густаву с честью окончить войну, для продолжения которой он не имел более средств. 3 августа 1790 года заключен был мир в Верельской долине, на берегах Кюмени: границы обоих государств остались те же, какие были до войны; Густав обязался не вмешиваться в дела турецкие; Екатерина отказалась от права вмешиваться во внутренние дела шведские. Турецкая война, ознаменованная в 1790 году новым торжеством Суворова, взятием Измаила, кончилась в декабре 1791 года миром в Яссах; удержанием Крыма и приобретением Очакова северный берег Черного моря окончательно закреплялся за Россиею.

11. Перемены в Польше и второй раздел ее. Мы видели, что Польша предпочла прусский союз русскому. Образовалась партия, которая в надежде на крепость этого союза хотела произвести важные внутренние перемены; главами партии были Игнатий Потоцкий, Станислав Малаховский, Коллонтай и итальянец Пиатоли. Несмотря на сильное сопротивление людей, не хотевших никаких перемен, ловкими и решительными мерами партия эта успела произвести переворот 3 мая 1791 года и провозгласила новую конституцию.

Правление вместо избирательного установлялось наследственное; по смерти бездетного Станислава Августа престол переходил к курфюрсту саксонскому и его потомству; законодательная власть оставалась у сената и палаты депутатов, исполнительная – у короля; все дела решались большинством голосов; прежнее единогласие, прежнее право каждого шляхтича своим несогласием (liberum veto[51 - Букв.: «свободное – запрещаю» – (лат.), т. е. право наложения единоличного вето на постановления законодательного собрания. Действовало в польском сейме с XVI до конца XVIII в. (Прим, ред.)]) останавливать сеймовые решения, уничтожалось; конфедерации также не признавались более законными. За шляхтою оставлено ее прежнее положение; богатым горожанам открыт был свободный вход в шляхетское сословие: например, купец, заводивший фабрику, входивший в обширное промышленное или торговое предприятие, приобретавший землю, тем самым выходил из городского сословия и делался шляхтичем. Касательно сельского народонаселения землевладельцам позволено было заключать добровольные договоры с крестьянами, и договоры эти имели обязательную силу.

Но этой новой конституции 3 мая не суждено было продолжительное существование. Россия, успокоенная миром с Швециею и Турциею, могла теперь спокойно действовать против Польши; сильно разгоревшаяся французская революция отвлекала внимание европейских правительств от востока на запад; Пруссия сблизилась с Австриею, желая сблизиться с Россиею. Приверженцы старого порядка в Польше – Феликс Потоцкий и Браницкий – обратились с просьбою о помощи к русской императрице и в 1792 году образовали конфедерацию в Тарговище; 100 000 русского войска под начальством Каховского и Кречетникова вступили в Польшу на помощь конфедератам.

Польское правительство обратилось к прусскому королю с просьбою, чтоб он поддержал его, исполнил недавние обещания, но Фридрих Вильгельм II отвечал, что поляки без его ведома и согласия переменили старый порядок на конституцию 3 мая, что они сами могли предвидеть те затруднения, в каких теперь находятся, и т. п. Полякам надобно было защищаться одними собственными средствами. Войско, бывшее под начальством королевского племянника Иосифа Понятовского, с самого начала принуждено было отступать перед русскими. Фаддей Костюшко, прославившийся в североамериканской войне, был выбит Каховским из укрепленного лагеря близ Иханки, между Бугом и австрийскою границею.

Чем далее входили русские в глубь польских владений, тем многочисленнее становились толпы конфедератов; в Литве братья Козаковские, давние приверженцы России, образовали конфедерацию, которая соединилась с тарговицкою. Половина страны находилась во власти русских; король дал племяннику своему Иосифу Понятовскому приказ заключить перемирие и написал к императрице, обещая упрочить польскую корону за внуком ее Константином Павловичем. В Петербурге совет высших сановников, которому Екатерина дала на обсуждение это дело, нашел предложение короля неискренним, вынужденным силою обстоятельств, противным объявлению императрицы, что она хочет восстановить в Польше все по-старому, и могущим навлечь подозрение иностранных держав на русский двор; Екатерина отвечала Станиславу Августу требованием, чтоб он приступил к тарговицкой конфедерации; король повиновался.

Русские заняли Варшаву; конфедераты собрались в Бресте Литовском в сентябре 1792 года и отправили благодарственное посольство в Петербург. Из Бреста главное правление конфедерации перенесено было в Гродно, где Феликс Потоцкий с товарищами занялся составлением новой конституции. Русским уполномоченным был Сивере, знаменитый администратор екатерининского времени. Сивере заставил и короля переехать в Гродно, чтоб присутствовать на сейме, назначенном в этом городе. Король поехал неохотно, ибо предвидел, что дело должно кончиться не одною новою конституциею. Австрия и Пруссия согласились вознаградить себя за издержки на французскую войну тем, что Австрия променивала Бельгию на Баварию, а Пруссия должна была получить вознаграждение на счет Польши.

В январе 1793 года прусский король объявил, что во время войны с Франциею ему необходимо заботиться о безопасности своей, тем более что якобинские стремления и волнения умов могут стать очень опасны. Непосредственно после этого объявления прусские войска двинулись в Польшу. В марте прусский король издал новую прокламацию, что так называемая патриотическая партия в Польше, напитанная французским демократическим якобинским духом, несмотря на свое поражение, ведет всюду тайные крамолы, приобретает приверженцев, преимущественно же этим ядом наполнена Великая Польша, вследствие чего он, король, ведя войну с Франциею, решился для прикрытия тыла занять польские области; таким образом, были заняты Пруссиею Познань, Калиш, Серадж, Ленчица, Ченстохово, Тори, Данциг.

29 марта в Гродно издан был манифест императрицы Екатерины, где говорилось, что низверженная партия нововводителей, не имея средств к явному сопротивлению, старается в недрах Польской республики распространить адское учение, что уже в столице и многих провинциях Польши существуют клубы, находящиеся в связи с парижским якобинским клубом, что императрица русская, король прусский и римский император не нашли другого средства для сохранения общей безопасности, кроме ограничения пределов Польской республики. Границею между Польшею и Россиею назначена была линия, проведенная от восточной границы Курляндии мимо Пинска, чрез Волынь к границам австрийской Галиции; Россия получила во владение 4533 квадратные мили с 3 000 000 жителей.

11 июля 1793 года сейм подписал уступку России означенных областей; Пруссия удержала занятые ею земли. Станислав Август обязался ни с кем ни воевать, ни заключать договоров без согласия России; число польской армии уменьшено до 15 000; восстановлен прежний порядок, бывший до 3 мая 1791 года. Уполномоченный Екатериной генерал Игельстром занимал Варшаву русским войском.

12. Третий раздел Польши. Но этим дело не окончилось, Тайное общество, образовавшееся в Варшаве, вошло в сношения с Игнатием Потоцким, Коллонтаем и Костюшкою, которые удалились в Дрезден. Главными членами в этом обществе были: генерал Дзялынский, камергер Венгерский, купец Капостас, родом из Венгрии, сапожник Килинский. В марте 1794 года вспыхнуло восстание в Кракове; учреждено временное правительство, которое объявило войну Пруссии и России; Костюшко провозглашен диктатором и главнокомандующим; восстала и Варшава, где русских, застигнутых врасплох, погибло более двух тысяч человек; Игельстром едва спасся; примеру Варшавы последовала и столица Литвы Вильна.

Костюшко 6 июня потерпел поражение при ГЦекоцинах от соединенных русских и прусских войск; почти в то же время генерал Зайончек разбит был русскими при Холме. Комендант Венявский без сопротивления сдал Краков пруссакам. Весть о последнем событии подала повод в Варшаве к страшному явлению, напоминавшему сцены современной французской революции: Казимир Конопка воспламенил народ речью, в которой утверждал, что в стенах Варшавы находится много изменников, подобных Венявскому, что их нужно истребить, в противном случае они подадут помощь врагам; рассвирепевшие толпы бросились на тюрьму, где содержались подозрительные для них люди, разломали двери и перевешали многих заключенных.

Между тем к Варшаве подошли русские войска под начальством Ферзена и прусские под начальством самого короля Фридриха Вильгельма II. 12 августа Вильна была занята русскими, и Литва очищена от польских отрядов. Но прусский король снял осаду Варшавы, испугавшись, что в тылу его вспыхнуло восстание в польских областях, принадлежавших Пруссии, и инсургенты потопили в Висле порох, который был отправлен к прусскому войску. Русским одним надобно было оканчивать дело. Румянцев-Задунайский, которому императрица поручила ведение войны, дабы, по ее словам, войско образовалось, услышав, что обожаемый Велизарий снова им предводительствует, – Румянцев велел Суворову соединиться с генералом Ферзеном и идти прямо в Варшаву На дороге к этому городу Суворов разбил двух польских предводителей – Сераковского и Мокрановского.