Записки из обсерватора

Но очень прошу, Есения, уберите хотя бы этот дурацкий горб! Ваши страдания передаются мне по естественным каналам восприятия. Я чувствую, как вам больно. Прошу, избавьте меня хотя бы от развивающегося остеохондроза.

– Желаете посмотреть, как это делается?

– Ни в коем случае. Я потом проанализирую запись.

Он ушел. Странный человек. Оставляет по себе впечатление силы и бессилия. И желание новой встречи. Следует проанализировать его подспудное влияние на психику.

Ишь, как пел дифирамбы законности и гуманности, с рефреном о системах слежения. А горб, в самом деле, лучше убрать: если конспирация не приносит результатов, в ее сохранении нет смысла.

Но где заняться «косметикой»? Через зеркало, вмонтированное в стену ванной комнаты, виден каждый угол. Вряд ли стоит его закрывать, все равно придут, сдернут штору и еще сильней ограничат свободу поступков и помыслов.

Что ж, если фигуре Еси суждено остаться в архивах в состоянии откровенности, пусть это доставит народу ехидное удовольствие.

Приняв решение, старушка укуталась одеялом. Расслабление, избавление от старой формы, принятие новой. Десять минут на создание чернового варианта, полчаса на отработку деталей. И скоро Милана-2 уже шагает по комнате, красуясь пред жерлами камер. Брюки до середины икры, застежка не сходится, кофточка лопнула по всем швам, оставляя нескромному взгляду простор для обозрения и фантазии. Роскошные черные волосы струятся до пояса, щеки пылают стыдом, глаза сверкают злорадством. Долго же будут рассказывать о тебе анекдоты, моя телохранительница Милана, высокомерная и «неповторимо прекрасная»!

Воображая, какой хохот стоит по ту сторону стекол, Есения прошла в ванную, устроилась перед зеркалом и начала раздеваться. Медленно и кокетливо – Милане было что со вкусом показать. Покружилась, демонстрируя женские прелести. Получилось здорово, вряд ли знатоки оригинала выскажут недовольство неточностями. Встала под душ, пустила струю ледяной воды. Если дамочка казематного образца не в курсе, сейчас она прибежит, благодаря «естественным каналам восприятия».

Девушка в самом деле появилась довольно скоро. Анонимные наблюдатели имели возможность видеть, как коллега бледнела с досады и дрожала от холода, окидывая затравленным взглядом свою обнаженную копию, розовую от удовольствия.

– Мисс Бриджес! Вы не имеете права насмехаться над офицером безопасности! Вы будете строго наказаны!

– Никто не знает, какие права я имею, а каких не имею! Я равно буду наказана, что бы ни сделала и чего бы ни делала! Если вы не желаете, чтобы весь институт любовался этими шикарными телесами, принесите скорее одежду. Сами знаете, что вам идет. Если буду выглядеть плохо, смеяться будут не надо мной, а над вами!

Милана была вынуждена принять поражение. Девушка удалилась и через час бесплодных поисков поддержки и понимания среди начальства принесла два пакета с одежкой, которую шила сама. Сложила трофеи к ногам торжествующей победительницы, закутанной, подобно греческой богине, в драпированную простынку. Невольно отметила: «Это безобразие мне идет, продемонстрирую вечером перед Кимом». От предчувствия скорой встречи на душе потеплело, захотелось простить это загадочное существо, мечущееся в поисках собственной формы. А Есении стало стыдно за неблаговидную выходку. Месть радости не принесла, остался осадок на сердце. И сознание факта, что она не такая хорошая, как себе представляла. Захотелось просить прощения, но… подумала и не смогла. Вряд ли горделивая красавица поверит в ее искренность.

Девушки так и расстались. Начальство удалило Милану от дела «инопланетянки» во избежание подмены. И далее наблюдало поведение таинственной узницы, подспудно ее провоцируя на новые безумные выходки, на новую демонстрацию необычайных способностей.

После обеда – опять сон. Столь великой тяги к дремоте не было никогда. И опять наплывают видения…

…Белый свет… Ослепительно белый и ослепительно чистый… Справа и слева, сверху и снизу, пронизывает пространства густым молочным сиянием… Его переливы легки и неуловимы, его музыка чиста и прекрасна… Он поет чарующим хором ангельских голосов, отзывается в душах счастливым долгожданным умиротворением… ОН – гармония великой любви, взаимной, разнополой и по-детски непосредственной. ОН – ВЕЛИКАЯ ПОТЕНЦИАЛЬНАЯ СИЛА ОТДЫХАЮЩЕЙ ЖИЗНИ, ЕЕ ИСТОК И ЕЕ НАПОЛНИТЕЛЬ. ОН – ЕЕ ТВОРЕЦ, ЕЕ ГРАНДИОЗНОЕ РАЗВИТИЕ И ПРЕДНАМЕРЕННОЕ СВОРАЧИВАНИЕ. ОН ЕСИ ВЕЗДЕ И ВО ВСЕМ, ОН ЕСИ НАШИ СКОРБНЫЕ ДУШИ… МЫ СИЯЕМ ЛЮБОВЬЮ К НЕМУ И СУЩЕСТВУЕМ, БЛАГОДАРЯ ЕГО ЛЮБВИ К НАМ…

Так рассуждает (чувствует? воспринимает?) душа убиенной девочки, купаясь в ЕГО БЛАГОДАТНЫХ ЛУЧАХ, отдыхая в ПОТОКАХ ЕГО ЧИСТОЙ ЛЮБВИ… Прекрасное сновидение, в нем хочется задержаться навечно… Вечность более не пугает непостижимой для человеческого ума холодной беспредельностью. Она ложится вокруг, доступная и ласкающая, и ты простираешься в ней, словно в теплом уютном доме, на диванах ее пространств и времен…

Еся очнулась. И долго-долго лежала, сохраняя в душе блаженство. Как просто, уйти – туда… Отсюда – туда, как спасение, как решение всех проблем…

А что, если ОН не приемлет трусливых и жалких? А если Жизнь возложила на нее обязательства? Другие появятся следом – братья и сестры по вечности… Их надо принять и сберечь.

Да, надо, пора вставать. Прости меня, Господи, за глупость мою. Надо писать ответы на вопросы, надо решать, что преподнести на блюдечке, а что оставить за кадром. Надо продумать линию поведения. Надо убедить людей верить ей, надо пытаться остаться на Земле. Здесь – ее Родина…

Но хочется, хочется спать… Я встану попозже, потом…

Откуда она все знает? Кто, словно пленку, перематывает перед ней события двухсотлетнего прошлого? Она не жила тогда. Ее душа – искусственный гибрид, созданный насильственным методом семьдесят три года назад. И покинувший этот мир в результате насилия через шесть лет.

Но души не умирают, почти никогда. Они возвращаются в земную юдоль, настигают своих убийц, находят потомков своих убийц. Они мстят многократно, жестоко и мучаются от собственного несовершенства. Веками. Пока не научатся прощать в Боге, пока не находят успокоения в Боге…

…Великая Пустота приняла в ледяные объятия флотилию кораблей с голубого Теото-тима, возглавляемую Верховным Вождем. Нам предстоит жизнь, предателям – смерть. Скоро взрыв остановит вращение еще одной единицы космоса, населенной неблагодарными существами, неспособными вдохновиться Великой Вечной Идеей. Планета станет осколками, осколки сложатся в астероидный пояс… Через тысячи тысяч лет, иные разумные, на иных планетах Лиоза, сложат о нас легенды, певучие и поучительные… …Мы достигли врат перехода из одних параллелей в другие. Курсируя в точке прокола, мы посетим миры, указанные Вождем, потратив на перемещения как можно меньше энергии. Любимцев судьбы ожидают удобные новые земли и невероятное будущее!

…Ужас, постигший нас, до сих пор виден в глазах отступников. Перламутровая Пуанто-Приз казалась лакомым кусочком, но мы об нее сломали зубы. Аборигены взяли корабли в ловушку силовых полей задолго до проникновения флотилии в стратосферу. На нас были нацелены пушки четырех линейных эскадр, развернутых в боевом порядке на расстоянии выстрела. Звездолеты и экипаж держали парализованными двенадцать дней. Каждый час, каждый миг мог стать последним.

Но нас отпустили. Воины и командный состав получили сообщение по телепатической связи: «Представители Пуанто-Приз уведомляют представителей Теото-тима: постановлением референдума Космического Содружества от 11159.0732.5//9993, виновники разрушения Родной Планеты отныне и навсегда объявляются вне закона. В гуманитарной и медицинской помощи им отказано. Разрешение на временное либо на постоянное проживание в любом из обитаемых миров, входящих в систему Космического Содружества, им не предоставляется. Преступники не подлежат поселению на необитаемую Планету, подходящую им по биофизическим параметрам, во избежание новых разрушений.

Руководство КС не берет на себя ответственности перед Создателем и перед Разумным Космосом за их дальнейшую деятельность. На все воля Божия! Конец связи». Ни пояснений, ни извинений.

Нас выбросили из района густонаселенного космоса с ошеломительной скоростью. Пилоты были вынуждены тормозить, спасая гелондрическую обшивку, потратив на вынужденный маневр половину горючего.

Пятеро отступников выброшены за борт. Их тела сопровождают корабли, привязанные перед смотровыми люками. Новый капитан флагмана приступил к своим обязанностям…

…Быть может, и не стоило проводить рискованные эксперименты с ядром Теото-тима. Извлеченная из недр энергия не беспредельна. Использование колькамидия в двигателях и в вооружении кораблей не гарантирует нам победу над аборигенами этого сектора.

Вождь сам совершит судьбоносный выбор, укажет конечный пункт нашего странствия. Его учение верно, его идеи бессмертны!

…Пора подниматься, за окнами темнеет… Не надо быть очень умной, чтобы понять: люди копаются в ее ментальном поле, искусственно вызывают вековые воспоминания. Значит, знают способ их прочтения. Возможно, визуальный. Пусть! В самом деле, пора определиться и с формой, и с содержанием. Нельзя навсегда оставаться искусственным существом вне окружающей Жизни.

В дверь тактично постучали (вот это уже что-то новенькое), зазвенели ключи, и в комнату вошла женщина лет восьмидесяти, прямая и энергичная, подталкивая к столу тележку с закрытой посудой.

– Добрый вечер, голубушка! Меня попросили поухаживать за тобой. Покушай пирожки, пока горяченькие, специально тебе напекла.

Девушка с усилием поднялась, ужинать не хотелось. Но вошедшая представляла собой нечто любопытное. Далекое впечатление шевельнулось и спряталось, не желая предстать страшным воспоминанием…

– Спасибо, миссис. Но для меня одной слишком много. Может быть, вы составите компанию? Если инструкция позволяет.

– Почему бы и нет, посижу с тобой рядом, деточка. Я в безопасности не служу, сама себе инструкция.

Пленница откусила пирожок, запила густым молоком, преувеличенно похвалила и то, и другое, втираясь к бабульке в доверие. Сморщенное лицо засияло:

– Уж как я для тебя старалась! Не побрезгуй, голубушка, кушай. Ты ведь можешь есть все, что другие едят?

– Конечно, иначе бы умерла в детстве. А вы, как я понимаю…

– Мать Мартина, Елена Кобчер. Сношенька попросила позаботиться о тебе. Младенчик у нас Егорушка болен, вот она и переживает вдвойне – за него и за тебя. Очень мучается, что так получилось. Ты уж прости нас, деточка. Женщины политику не делают, женщины – жертвы политики. Вот и ты стала жертвой. Я многое сердцем чувствую, а сыну доказать не могу. Он только хмурится да меня гонит прочь. Все думает о чем-то, в архивах допоздна засиживается.

– В архивах? Вы думаете, сохранились какие-то сведения?

– А как же, все сохранилось. Задокументировано, пронумеровано, даже рисунки сделаны. Сразу после Великих войн это было, люди только из концлагерей вышли. Страшные годы, болезные… – Старушка задумалась, замолчала.

– О чем вы говорите, миссис Кобчер? Что ищет Мартин в архивах?

– Не знаю, деточка, не сказывает…

– Может быть, сохранились записи вашего мужа?

– О чем ты говоришь, милочка? Ничего я не знаю…

Еще три планеты позади. Две насыщены ядовитыми атмосферами, говорить о возможности выживания не приходится. Разумное население третьей, хотя ничего не слыхало о Космическом Содружестве и его референдуме, обладает могучей защитой. На уровне стратосферы мы все ощутили страх, переходящий в панику.

Не дождавшись приказа Вождя, пилоты были вынуждены вывести звездолеты на более высокую орбиту, а позже, в связи с непрекращающейся истерией, охватившей доблестных воинов, их жен и детей, вовсе покинуть систему Ю-Сикир-Ден…

…Еще двадцать человек повешены за бортом. Моя Мешеле мертва. Она тоже была пилотом, поступившим по своему усмотрению. Я вижу изуродованное лицо любимой, но не могу его целовать. Я устал. Мне хочется быть рядом с ней. Этого хочется многим…