Самому себе не лгите. Том 3

Застряло солнце в облаках…
Оно лишь обогреть хотело.
Металось бедное, никак
сквозь зиму луч пробить не смело.
Не получалось. Облака,
как будто в сговоре суровом,
седыми лапами его
душили, славя непогоду.
Метнулась молния, пронзя
все поднебесье, дождь лил воду.
И грома бешеный набат
раскатами льнул к небосводу.
Душа рвалась ему помочь,
раздвинуть тучи, вызвать ветер,
но он лишь новые нагнал…
Я спряталась в махровом пледе.
Глаза зажмурив, я шепну:
«Давай же, солнце, постарайся.
Я верю, ты разгонишь мглу.
Родное, только не сдавайся».
Я наблюдала, как оно
взревело, изменив погоду.
Пробилось светом, покрепчав,
взошло весной обнять природу.

Жизнь на кону

Жизнь на кону, к чему теперь сомненья?
Быть иль не быть уже и не вопрос.
Рожденный в этот мир нести обязан
тот крест, что прародитель не донес.
Рулетку кто-то раскрутил по полной,
На каждый миг он пуль не пожалел.
И никуда не деться от вселенной…
В конечной точке все равно расстрел.

Елизавета Благовест

Елизавета Николаевна Прядченко (псевдоним Елизавета Павловна Благовест) родилась 5 июня 1990 г., выросла в городе Иркутске. Её воспитывали бабушка Хохрякова Мария Пантелеймонова, мама Прядченко Татьяна Николаевна и отчим Поликарпов Владимир Дмитриевич.

С детства Лиза была активным и предприимчивым ребёнком. В школе ей с лёгкостью давались математика и литература. Спортивные кружки плотно встали в её расписание с раннего возраста. Особую страсть она питала к баскетболу и шахматам. В юношестве защитила титул гроссмейстера. Значительное влияние на её становление как личности оказала первый тренер Андрейченко Надежда Михайловна. В будущем этот образ многократно вспоминался Елизаветой и помог ей пережить не один переломный момент. В настоящее время Елизавета работает тренером по боксу и массажистом. Разрабатывает обучающие методики по раскрытию внутреннего потенциала и по-прежнему увлечённо занимается творчеством.

Простые желания

– Где я? Почему вижу всё иначе?

Я стал задыхаться, но мне не требовался воздух. Дух перехватило от изумления, но не было слышно ударов взволнованного сердца. Я чувствовал пробирающие сознание мурашки, но у меня не было кожи. Страх тоже был, но вместе с тем он позволял мне импровизировать.

– Это же я там, внизу, это я! Что происходит?!

Внезапно к горлу стало подступать волнение. Тёплой струйкой разливалось ощущение эйфории. Я ликовал от восторга и метался из стороны в сторону. Я был идеален, но это означало, что конечная станция настигла меня. Она забрала с собой шальное безрассудство, дав взамен вечную свободу и предстоящий покой.

– Что произошло? Как это вышло?

Голос разбивался о стены, выходил за пределы комнаты. Наблюдая его колебания, я видел и тех, кто мне дорог. Будто они все находились в одной комнате, как прозрачные тени. Силуэты преломлялись, сквозь них играли блики света. За тонкой оболочкой можно было разглядеть то, куда спешит каждый. Я вспомнил и свою спешку. Пока я был жив, она пробирала меня до ужаса, и в то же время я получал удовольствие от того, что гоняюсь за ней. Играю чужую роль. Как видишь, игра ошибки не прощает. Минуты кидаются назад, ускоряются, останавливаются, но никак не хотят возвращаться вспять. Всё относительно.

– Я должен вспомнить! Стоп. Снова эта удавка, обязательства. Кому должен? Нет, стоит понять, куда бежал, за кем гнался.

Голос с другого конца комнаты прозвучал скрипучей нитью, фальшивым тоном скрипача-самоучки:

– Благими намерениями вымощена дорога в ад.

– Кто здесь?

– Ещё не догадался? А с виду смышлёный был парень. Бу! Ахахаха… Да ты не тушуйся, за тобой, милок, за тобой пришла.

Озноб, жар, голова закружилась, если б она у меня была. Остановись, слышишь. Мысли стали колючими. Каждая из них жалила и кусала меня, словно голодная змея. Холодные, скользкие. В это время я вспомнил: меня укусила змея.

– Эй, стоп, стоп. У меня всё в порядке, это помутнение рассудка. О чём ты говоришь?

– Кхе-кхе, – старая откашляла свой голосок, отскребла его от сожжённых связок, – всё в срок, всему своё время. Ты ведь этого желал? Не так ли?

– Нет. Нет, это неправда. Какие желания, какой срок? Мне тридцать один, я вчера женился. У нас ребёнок будет!

– Ты мне зубы не заговаривай, сказано: срок! Значит, пришло время, пора и честь знать.

– Так, а какое желание?

– Ну как же, вот, давай глянем. Кхе-кхе.

Смерть достала из-под плаща потрёпанную тетрадь, края её были замусолены. Плюнув на пальцы, она стала переворачивать страницу за страницей, оставляя на них свои слюнявые отпечатки.

– Так, значит: Ивонин, Сорокин… Тьфу. Печалька, ой! Мой любимый, ихи-хи… Печалька, славный был парень. Тьфу. А, ну вот же, Ломачёв, и по фотокарточке сходится. Надо бы сказать, чтоб мне отгул дали, или, быть может… Ах да, Ломачёв. Зубы всё мне тут заговариваешь. Короче, давай по-быстрому, и дело в шляпе.

– Никуда я не пойду, давай так…

– Снова торгуешься, давай так, давай эдак. Смотри, до чего тебя твоя расстановочка довела. Всё-то тебе упорядочить надо. Всюду успеть. Ишь, ежедневник у него какой. Парень, забудь всё, и пошли. Там тебе энто без надобности будет.

– Да погоди ты, куда пошли?! Ответь толком, какое желание и что было, только как есть, не люблю, когда лгут.

– А сам-то? Сам-то что же? Даже себе лгать умудрялся. Желание – твоё, выбор – твой. Значит, и срок твой. Пора нам, в дороге поговорим. Кхе-кхе.

Я замолк, вместо этого стали мерцать кинослайды из прошлого, звучали голоса, их переклики создавали новую реальность. Стены начали плавать, пол становился зыбучим. Я смотрел на всё безучастно, и всё же мне было любопытно, куда и зачем и что после. Только подумал об этом, как Смерть подхватила меня и затеяла разговор. Нехитрый такой разговор:

– Вот что ты всё вверх дном переворачиваешь, сиди молча и наблюдай. Глянь сюда, вон там что видишь?

– Себя вижу. А…

– Бэ, и чего, что ты там делаешь?