Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного

1. Следственное производство было предъявлено как законченное A.M. Щастному в субботу вечером и оставалась для просмотра 2,5 часа. Обвинительный акт был тогда же передан гр. Щастному.

Таким образом и обвинительный акт, и следствие были закончены одновременно. Прежде чем следствие было закончено, обвинительный акт писался. Познакомившись со следствием и увидав всю неполноту его, A.M. Щастный через меня, своего защитника, просил суд о допросе целого ряда свидетелей, лиц, при которых протекала вся его деятельность, и об истребовании тех документов, которые опровергали бы предъявленное против него обвинение. Суд, рассмотрев эти ходатайства вечером во вторник, отказал в вызове тех свидетелей, которые живут в Москве (Альтфатер), и предоставил мне лично пригласить тех свидетелей, которые живут в Петрограде.

Это Постановление мне было объявлено в среду, а дело было назначено к слушанию в 11 час. в четверг.

Таким образом, свидетелей, которые имели возможность прибыть на заседание, не допустили совсем, а тех свидетелей, которые не хотели явиться, мне предоставили вызвать и доставить в суд самому. В представлении документов и в истребовании их от следователя было отказано совсем. Дело шло, таким образом, без свидетелей защиты, без таких свидетелей, комиссаров Балтийского флота, при которых протекала вся деятельность Щастного.

2. Суд не посылал повесток и не вызывал свидетелей по делу. Поэтому из шести свидетелей явился только один, и то не свидетель, а обвинитель – гражданин Троцкий. Почти все свидетели по делу – Блохин, Дужек, Сакс, Флеровский проживают в Петербурге.

Мое ходатайство об отложении дела для вызова как этих свидетелей, так и свидетелей, мною вызываемых, осталось без уважения. Дело шло без свидетелей. Единственный свидетель, Троцкий, не был очевидцем деятельности Щастного, он знал о ней из третьих рук, через донесения Альтфатера, Блохина, Дужека, Сакса и Флеровского, и рассказывал нам на суде лишь о своих впечатлениях и догадках, а не о фактах. На этих догадках покоится весь приговор.

3. Обвинительный акт состоит из 14 листов, 17 обвинительных пунктов, дело же все более 135 листов. Мои ходатайства о выдаче копий с следственного материала были отклонены. Мне было сообщено об этом в среду и предоставлено самому снять копии, назначив дело на четверг и отобрав все производство в 6 часов дня для представления председателю суда. В назначении и допущении второго защитника мне было отказано, одному же мне охватить все семнадцать пунктов было чрезвычайно трудно, и, в конце концов, я нынче только узнал, что некоторым членам трибунала и лев[ым] с[оциал] революционерам] не было послано повесток, почему они не присутствовали на судебном заседании. Все эти декреты, недопущение защиты, искусственный подбор судей, лишение возможности подробно ознакомиться с делом благодаря отказу в копиях, лишение всяких средств к защите благодаря невызову свидетелей уничтожает значение суда. Такой приговор не есть оправданный приговор, такой суд – это не суд.

4. Я не могу полностью оспаривать приговор трибунала. Я для этого не имею времени. Но я укажу одно: ни одного факта контрреволюционной деятельности, ни одного документа, подтверждающего обвинение, найдено не было.

А. Были взяты у Щастного документы, которые он имел или по должности наморси, или которые он хранил как свои заметки. И те, и другие при вызове в Москву он привез Троцкому как конспект доклада и как материал для обсуждения. Очевидно, здесь не было места для контрреволюционной агитации.

Б. Все факты, которые ему инкриминировали в его деятельности, сами по себе факты безразличные и лишь по догадкам гр. Троцкого могли привести и вытекали из желания A.M. Щастного подорвать Советскую власть.

Весь приговор основан не на фактах, а на умозаключениях, догадках… Те же лица, которые знали обстоятельства дела, могли выяснить истинную причину этих фактов, трибуналом допрошены не были.

Ввиду сего я прошу Президиум исполнительного комитета:

немедленно приостановить приведение приговора в исполнение,

дело это пересмотреть, пригласив при пересмотре меня как защитника,

по пересмотре дела приговор Верховного революционного трибунала отклонить»[43 - Цит. по: Шошков Е.Н. Наморси Щастный. С. 183–185.]

В ночь с 21 на 22 июня 1918 года состоялось экстренное заседание последней инстанции – Президиума ВЦИК. Протест левых эсеров и жалоба защитника были отклонены. В протоколе № 34 сказано: «Заявление об отмене приговора Рев. Трибунала при ВЦИК по делу бывшего Начальника Морских Сил Балтийского флота, гражданина A.M. Щастного, отклонить».

Фракция левых эсеров тут же заявила: «Ввиду того, что постановлением Президиума узаконяется смертная казнь, фракция левых с.-р. отзывает всех своих представителей».

А Щастный за эту короткую ночь, в ожидании расстрела, успел написать восемь предсмертных записок:

1. «Эту рубашку, которую я носил в тюрьмах Таганской и в Кремле, прошу подарить моему сыну Льву. А. Щастный»[44 - Л.А. Щастный сохранил рубашку отца и передал ее в музей НИЦ «Мемориал».].

2. «Жене Нине Николаевне. Прошу на память обо мне передать сыну моему Льву по достижению его совершеннолетия мои заметки на суде. А. Щастный».

3. «Дорогие мои Костя и Маня[45 - Эта записка, опубликованная в прессе вскоре после расстрела, адресована близким людям. По версии Е.Н. Шошкова, Маня – крестная мать Щастного.]. От всей души благодарю за трогательные обо мне заботы и все ваши самоотверженные хлопоты, направленные к благополучному разрешению вопроса о моей участи. Но такова, видно, моя судьба. Я не ропщу и спокойно иду к месту моего упокоения с теплым чувством о вас, оказавших мне неоценимую братственную поддержку. Сердечно любящий вас А. Щастный. 21 июня 12 часов ночи».

4. «Дорогая моя мать! Пусть будет тебе утешением, что сын твой отошел за отцом в лучший мир ничем не запятнанный и со спокойной совестью. Пригрей моих детей, которые твоему материнскому чувству восполнят утрату меня. Крепко, крепко тебя обнимаю. Неси бодро свой крест, ниспосланный тебе в последние месяцы. Душевно любящий тебя Щастный».

5. «Дорогая моя жена Нина и нежно любимые дети Лев и Галина. В этот час я благословляю вас и призываю мужественно нести бремя жизни. Тебе, дорогая жена, я поручаю тяжелую, но благодарную миссию вывести детей в люди, как это понимает наш христианский долг. Я скорблю лишь о том, что обязанности отца перед малютками-детьми мне не суждено было выполнить, исполнить то, что видел на примере моего покойного отца и что лично мне не привел Бог дать в своей жизни. Пусть дети вырастут в уверенности, что их отец ничем не запятнал себя и своего имени и то же им заповедал. Я мысленно горячо вас обнимаю и прижимаю к своей груди и желаю долгой и счастливой жизни, в устроение которой для тебя, жена, и вас, дети, я хочу верить. Так будьте же добры в жизни, здоровы и исполнены веры в лучшие времена устроения человеческой жизни. Душевно любящий вас муж и отец А. Щастный».

6. «Моя мысль через 6 часов после объявления приговора о расстреле меня: В революции люди должны умирать мужественно. Перед смертью я благословляю своих детей Льва и Галину и, когда они вырастут, прошу сказать им, что иду умирать мужественно, как подобает христианину».

7. «Дорогой В.А. (Жданов. – В.З.) Сегодня на суде я был до глубины души тронут вашим искренним настойчивым желанием спасти мне жизнь. Я видел, что вы прилагаете усилия привести процесс к благополучному для меня результату и душой болел за ваши переживания. Пусть моя искренняя благодарность будет вам некоторым утешением в столь безнадежном по переживаемому моменту процессе, каковым оказалось мое дело. Крепко и горячо жму вашу руку. Сердечное русское вам спасибо. А. Щастный. 1 час ночи».

Восьмая записка была адресована жене и являлась по сути завещанием, содержав ряд просьб о порядке наследования имущества А.М. Щастного после его смерти[46 - Полностью тексты всех записок приведены в книге: Шошков Е.Н. Наморси Щастный. С. 186–188.].

Единственный, кто получил разрешение на последнее свидание, был присяжный поверенный Жданов. От него корреспонденты и узнали о предсмертных словах Алексея Михайловича: «Смерть мне не страшна. Свою задачу я выполнил – спас Балтийский флот».

5

К трем часам Алексей Михайлович закончил писать завещание, а в 4 часа 40 минут его расстреляли во дворе Александровского училища.

В прессе сообщалось, что «Щастный оставался спокойным до конца, был убит двумя залпами».

Более подробно об обстоятельствах расстрела рассказал в своих случайно сохранившихся воспоминаниях командир команды китайцев Андриевский. Китайцы, по его словам, практически не знали русского языка и вряд ли понимали, что расстреливают русского героя-моряка. Андриевский же получил четкое указание: «Сегодня дело особое. Вы будете расстреливать адмирала Щастного. Чтобы его сторонники не перехватили его или потом не вырыли труп, необходимо его расстрелять не в обычном месте, а во дворе Александровского училища».

Продолжая свой рассказ, Андриевский далее сообщал: «Вижу – стоит одинокая фигура… В штатском, на голове белеет фуражка. Лицо симпатичное, взволнованное. Смотрит в глаза. Понравился он мне. Я говорю:

– Адмирал. У меня маузер. Видите – инструмент надежный. Хотите, я застрелю вас сам.

…Видимо, от слов моих ему стало жарко. Снял фуражку, отер платком лоб. Молчит и только мнет свою белую фуражку…

– Нет! Ваша рука может дрогнуть, и вы только раните меня. Лучше пусть расстреляют китайцы. А так как тут темно, я буду держать фуражку у сердца, чтобы целились в нее.

Китайцы зарядили ружья. Подошли поближе. Ща-стный прижал фуражку к сердцу. Видна была только его тень да белое пятно фуражки…. Грянул залп. Щастный, как птица, взмахнул руками, фуражка отлетела, и он тяжело рухнул на землю. Китайцы всунули его в мешок…

Послал помощника… в Кремль, доложить. Привозит ответ: “Зарыть в училище, но так, чтобы невозможно было найти”.

Начали искать место. Пока искали, послышался шум автомобиля, и во двор с потухшими фарами въехал лимузин. Прибыло само начальство. Стали искать общими усилиями. Нужно было спешить – начинало светать… Вошли вовнутрь – училище пустое. В одной из комнат, где стоял единственный стол… остановились и решили закопать здесь, если под полом нет подвала. Оказалось, что нет. Раздобыли плотничьи инструменты, вскрыли паркет. Вырыли яму, опустили мешок, зарыли, заделали паркет. Так и лежит он там, под полом…»[47 - Камов Б. Щастный против Ленина?]

После расстрела был составлен акт о приведении в исполнение приговора: «В ночь с 21 на 22 июня с/г в 4 ч. 40 мин. согласно постановлению Революционного трибунала при ВЦИК от 21 июня с/г бывший начальник Морских сил Балтийского флота гр. Алексей Михайлович Щастный, 37 лет, был расстрелян, что подтверждается нашими подписями. Член Трибунала. Пом. Командира».

Лимузин, о котором упомянул Андриевский, скорее всего, привез Л.Д. Троцкого. Известно, что в этот день он прибыл на службу в 5 часов утра, то есть через 20 минут после расстрела. А служба его проходила в Реввоенсовете Республики, который тогда находился в здании Александровского училища. Несложно предположить, что Лев Давидович хотел лично убедиться в расстреле Щастного. И, видимо, именно он распорядился, чтобы тело захоронили недалеко от его кабинета. Ему было чего опасаться.

Вскоре наркому было доставлено сообщение комиссара И.П. Флеровского: «Расстрел Щастного на командный состав произвел удручающее впечатление, но на деле оно еще не вылилось в определенные формы. В командах спокойно, просят лишь разъяснения»[48 - Балтийские моряки в борьбе за власть Советов (ноябрь 1917 – декабрь 1918). М.: Наука, 1968.]. А вот на митинге Обуховского завода уже открыто говорилось о восстании. Ситуация там накалилась до предела. 22 июня по инициативе Флеровского для разоружения мятежников Минной дивизии и Обуховского завода из Кронштадта прибыл отряд моряков с линкоров – около 500 человек. Они оцепили район Обуховского завода и обезоружили эсминец «Ка-питан Изыльметьев», на котором служил Г.Н. Лисаневич. Было арестовано три офицера и пять матросов. Три эсминца – «Изяслав», «Свобода» и «Гавриил» – не подчинились требованиям Совкомбалта, снялись с якоря и отошли вверх по Неве. Однако после непродолжительных переговоров с эсминцев выдали по одному матросу-«контрреволюционеру», а экипажи приняли резолюцию о том, что они не намерены впредь делать каких-либо выступлений против Советской власти[49 - Шкаровский М. Бескровный мятеж // Обуховский вестник. 1991. 13 мая.].

Все сказанное дает основания полагать, что не контрреволюционная деятельность командующего, а учиненная Троцким судебная расправа могла привести к антисоветскому восстанию моряков-балтийцев.

* * *

После казни А.М. Щастного родственники обратились с просьбой о выдаче его тела для перевоза и захоронения в фамильном склепе на Украине.

Последовал отказ. Но супруга адмирала продолжала обивать пороги. В одном из прошений, направленных в ЦИК, Нина Николаевна написала: «Нравственный долг для меня и детей моих – предать тело мужа и отца Алексея Щастного погребению по христианскому обряду. С покорнейшей просьбой обращаюсь я в Исполнительный комитет о выдаче тела мужа моего Алексея Щастного для погребения, и в подтверждение моего единственного желания погрести, без почестей и людских глаз, не будет ли признано возможным распорядиться доставить за мой счет тело мужа моего Алексея Щастного на Братское кладбище (военное) при селе Всесвятском в какое найдено будет удобным время для переложения его праха в имеющий быть приготовленным на кладбище металлический гроб и для предания тела земле в присутствии назначенных властей и в час, который будет признан для сего более подходящим. Никакого креста кроме надписи (“раб божий Алексей”) на дощечке я обязуюсь не ставить».

Разрешение подобного рода прошений входило в компетенцию Малого Совнаркома, и этот орган с пониманием отнесся к безутешному горю вдовы. 25 июня состоялось заседание под председательством В.И. Ленина, на котором рассматривалось «ходатайство Нины Николаевны Щастной о выдаче ей для похорон и погребения ее покойного мужа Щастного, над которым в ночь на 22 июня с.г. был приведен в исполнение смертный приговор». Было принято решение: «Ходатайство Н.Н. Щастной удовлетворить и сделать соответствующее распоряжение о выдаче ей тела Щастного».

Когда же на следующий день Нина Николаевна прибыла в Кремль, ей сообщили что принятое решение пересмотрено. Я. Свердлов отменил резолюцию на документе и наложил свою: «Постановление, наложенное на обороте сего, аннулируется, и все действия, какие предпринимаются вами в направлении данного вопроса, надлежит приостановить… Председатель ЦИК Свердлов».

Почему Свердлов наложил запрет на выдачу тела?

Причин здесь несколько. Главная из них, видимо, в боязни большевиков, что имя Щастного будет использовано как символ в борьбе с ними, а его перезахоронение выльется в политическую акцию.

Можно говорить о том, что с вынесением смертного приговора Щастному большевики прервали процесс зарождения многопартийности в Республике. Они отказались от компромисса с другими партиями и окончательно сделали выбор в пользу тоталитарной диктатуры.