Шаг навстречу читателям. Хрестоматия участников Московской международной книжной выставки-ярмарки 2019

– Так ты говоришь, будто действительно предвидел чуму в Монпелье, – спрашивал юношу Исаак. – Но разве Господь не сказал: «Не ваше дело знать время и сроки»? Не случайность ли твое предсказание, Мишель?

– Может быть, конечно, один Бог знает, что такое вечность света, – начал было соглашаться молодой человек. Однако подумав, возразил: – Но ведь Бог же и одаряет этим светом избранных, не объясняя его природы.

– Ты считаешь себя избранным Богом? – удивился отец.

– Ну вот, посмотри, – сказал сын, остановившись у окраинного двора. – Здесь и сейчас рождается новая жизнь, и будет это мальчик, о котором, может, в будущем заговорит мир.

Во дворе дома и вправду наблюдалось какое-то движение, слышались встревоженные голоса, и вдруг выбежал молодой мужчина и кинулся прямо к ним.

– Умоляю, врача! – волновался он. – Жена оступилась, и начались преждевременные роды! Одолжите свою повозку, наши-то в поле.

– Он уже здесь, – спокойно сказал Мишель. – Я врач, – пояснил он встревоженному мужчине. – Ведите к роженице.

– О Боже, как Ты милостив! – пробормотал тот и с радостью повел молодого человека в дом.

Отец устроился во дворе со стариком-хозяином, и пока Мишель помогал новорожденному увидеть свет, пил ароматный чай со свежими прованскими травами. Двор был просторный, с фонтаном, у его прохладной струи на красиво выложенном узорчатом полу стоял стол для чаепития. Вокруг пышно цвели розы, а у забора тянули вверх нежные головки левкои и мальвы. Сидеть здесь, даже на южной стороне, было очень хорошо благодаря огромному платану, могучему дереву, по-видимому, уже старому. Ствол в обхвате имел не меньше трех метров, и крона накрывала весь двор, давая ясную тень, умеренно профильтрованную светом. И поскольку сиеста составляла важную часть летней жизни Прованса, столь разумно посаженное дерево во дворе было большой удачей. Неспешно беседуя, гость и хозяин вспоминали молодые годы.

– Моя жена долго не могла разродиться, как я ни молил Бога, – рассказывал Исаак, – и тогда, отчаявшись, я дал клятву, что приму христианство, если родится здоровый ребенок.

– Ну и что, приняли? – спросил хозяин дома, перекрестившись на икону, что висела над входом.

– Так вот же мой сын, врач теперь хороший, хоть и молодой еще. Его и родила тогда жена, почти сутки мучилась, бедная: крупненький оказался очень. Помог Христос, Ему теперь и верим.

В тех краях случаи перехода из одной веры в другую были не редкостью, и выкрестов имелось немало, поэтому такой клятве здесь никто не удивлялся.

Но вот раздался крик младенца: судя по всему, роды закончились успешно, и хозяин, радуясь первому внуку, принес кувшинчик с вином.

– Выпьем, крестный, – радостно сказал он, обращаясь к Исааку. – Теперь так тебя буду звать, ведь не зря же Бог нам послал вас прямо к порогу и в самое время.

– Что же, выпьем по такому случаю, – поддержал его отец Мишеля и, потягивая хорошее вино, принялся философствовать. – Вот жизнь, ну, казалось бы, из ничего берется и ничего не стоит, а ведь ничего нет на свете, что стоило бы жизни…

– Да, – согласился хозяин, – нет такого, что бы можно дать взамен. Хоть и не всегда сладко на белом свете, да только нет ничего лучше радости бытия. Вот наработаюсь так, что ничего уж, казалось бы, не чувствую, а приму стаканчик – и снова хорошо, – откровенничал провансалец. – Воздух, море, хорошее вино – чего же еще желать? А если и дети хорошие, а потом внуки… Нет, жить хорошо…

На пороге дома появился счастливый молодой отец, он гордо нес своего первенца на руках. Следом шел, улыбаясь, Мишель.

А в том, что это был мальчик, Исаак уже и не сомневался. Вот ведь какой дар у его сына, а не только золотые руки врача.

– С матерью все в порядке, вот только отвар сделайте, – сказал Мишель, протягивая рецепт. – Пусть попьет, чтобы инфекции не было да кровотечение не началось.

И когда их повозка, щедро нагруженная дарами счастливых хозяев, тронулась дальше, Исаак не утерпел и все-таки спросил:

– Как же тебе удается так предвидеть события?

– Не знаю, отец, я ведь особо и не стараюсь, просто, по-видимому, усваиваю приходящие ко мне сведения. А вот кто их посылает, и сам спросить боюсь…

Отяжелевшая повозка застряла у одного из дворов. Здесь резник Яков вышел встретить прибывших к нему военных во главе с рыцарем. На ограде висели десятки остро заточенных ножей. Рыцарь в темном плаще спешился и подходил к резнику, за ним следовала свита.

– Оба уйдут в мир иной, – сказал вдруг Мишель, – и рыцарь, и резник. Здесь и сейчас.

Отец испуганно посмотрел на сына. Тем временем действие разыгрывалось: рыцарь обратился к резнику:

– Яков, нам надо зарезать двух баранов, у нас пир. Сделай это.

– Сегодня суббота, – отвечал растерянно резник, – и правоверный еврей не должен работать в этот день.

– Но нам нужно мясо сейчас, а наш мясник болен, сломал руку, и больше это сделать некому, – раздраженно возразил рыцарь. – И притом, это же твой хлеб.

– Это невозможно, – сказал Яков уже более твердо, чем еще сильнее рассердил рыцаря.

– Я заставлю тебя поднять нож и в субботу! – вскричал он.

Но резник уже был спокоен и твердил свое. Вскоре он стоял на скамейке с петлей на шее. Рыцарь сунул Якову за пояс нож:

– Считаю до десяти. Перережь веревку – и ты спасен, или сам обречешь себя на смерть!

– Можешь не считать. Если Господу будет угодно, останусь жить, и никакое зло не коснется меня. Правоверный еврей не поднимет нож в субботу.

– Десять! – крикнул рыцарь и ногой вышиб скамью.

Тело резника вздрагивало на дереве. Взбешенный рыцарь, вскочив в седло, тронул поводья, но второпях не попал ногами в стремена, а лошадь, испугавшись чего-то, уже Светлана Ангарская понеслась и на всем скаку сбросила его прямо в открытый глубокий колодец. Облаченный в тяжелые доспехи, он сразу пошел ко дну и захлебнулся.

Глаза, конечно же, глаза, они должны быть белесыми или становиться такими в минуты прозрения. Крупный план и светящиеся белесые глаза, а потом видения, видения, видения…

Ну ладно, надо передохнуть, а то можно самому тронуться от этих видений, решил Димов.

Амир Гаджи

Анатолий Бариевич Мухамеджанов (творческий псевдоним Амир Гаджи) родился в 1949 году в Алма-Ате. После получения высшего юридического образования в Омске служил в уголовном розыске. Работал в комсомольских и различных государственных органах Казахстана. Ходил первым помощником капитана на судах загранплавания (порт приписки – Владивосток). Жил и работал в Китае. Со времён перестройки и до пенсии – частный предприниматель. Более тридцати лет изучал различные эзотерические техники. Практиковал с шаманами Западной Сибири, Тывы, Бурятии, Непала, Мексики, Гавайских островов, Аляски и Седоны (США), Перу, Боливии, Рапануи (остров Пасхи). Посетил около ста стран мира и Антарктику. В настоящее время живёт в г. Монреаль, Канада.

Тайные свидетели Азизы

Книга первая

Библиотекарь sacrificium

Отрывок из романа

Чанышев сказал, что у шаманки Нади прозвище «Медведиха».

– Какое странное прозвище, – удивилась Адель.

– Ты права, прозвище действительно необычное для потомственной шаманки. Давным-давно, будучи молодой девушкой, начинающая шаманка выпросила у своей бабушки разрешение пойти вместе с охотниками на медведя. Надо сказать, что у коренных сибиряков охота на медведя – занятие нечастое. Даже не потому, что дело это хлопотное, медведь – животное умное, и взять его труднее любого другого, а потому, что медведь – хозяин тайги и отношение к нему соответствующее, с пиететом. Ну, коли случалась такая охота, то здесь было принято отдавать местным шаманам желчный пузырь добытого медведя и его ступни, которые шаманы используют как в медицинских целях, так и для проведения специальных церемоний. Но самое ценное, что может принести шаману охотник, это медвежья пробка, или как её ещё называют, «втулок». Каждый медведь, прежде чем залечь в берлогу на зимнюю спячку, усиленно ест разнообразные травы и коренья, в том числе корни и старые листья бадана. Это такое вечнозелёное травянистое растение Сибири, обладающее кровоостанавливающим, вяжущим, сосудосуживающим, противовоспалительным и противомикробным действием. Уж не знаю, кто рассказал медведю о свойствах этих трав, однако он знает, что они не только очищают его желудочно-кишечный тракт, но и, оставаясь всю зиму в кишечнике, постепенно создают в его заднем проходе надёжную травяную пробку. В течение нескольких месяцев эти травы, подвергаясь переработке микрофлорой кишечника, поставляют в организм жизненно важные микроэлементы и биологически активные вещества. Медвежья пробка, особенно весной, перед самым пробуждением животного – это бесценный контейнер, наполненный готовыми к употреблению уникальными веществами. О том, что они очень полезны и для здоровья человека, сибирские шаманы знали ещё тысячи лет назад, наблюдая за жизнью тайги. Кроме того, как ты знаешь, залёгший в берлогу медведь семь месяцев не мочится и не испражняется. У любого другого животного в этом случае уже через неделю наступает смертельное отравление уриной, а у медведей начинается уникальный процесс повторной переработки отходов жизнедеятельности в полезные белки. В этом, как и во многом другом, проявляется мудрость природы. Шаманы – это люди, живущие в согласии с природой, умеющие пользоваться её мудростью.

Медвежью пробку можно добыть, если разбудить медведя в берлоге. Обычно он освобождается от пробки сразу после пробуждения, иногда даже не выходя из берлоги. Найти берлогу крайне трудно, поскольку медведь делает себе берлогу в нехоженых, труднодоступных и часто ещё и в новых местах. Осенью, когда медведь ищет место для зимней спячки, он делает всё возможное, чтобы его берлогу не обнаружили люди – единственные враги медведя. Он неделями ходит по тайге, запутывая свои следы. Некоторые медведи даже ухитряются ходить спиной вперёд, чтобы сбить с толку охотников. Наши охотники ещё в марте случайно обнаружили медвежью берлогу. Они были без собак и близко к берлоге не подходили, чтобы не спугнуть медведя, поскольку спит он очень чутко и, проснувшись, мгновенно выпрыгивает из берлоги. В этот момент он очень опасен. Медведь может легко взбираться на крутую гору, хорошо плавает, лазает по деревьям, быстро бегает, способен догнать и разорвать лошадь, так что человеку нет спасения от этого разъярённого зверя. Мне рассказывали, что в Сибири не принято стрелять в медведя, находящегося внутри берлоги, может быть, потому что нечестно убивать беззащитного хозяина тайги в его же доме, а может быть, потому что трудно вынуть из берлоги двухметровую тонну медвежатины, я не знаю.

В середине апреля трое охотников из Сосновки, Надя и две охотничьи собаки подошли к берлоге. Решили брать медведя в три ружья тотчас, как он выпрыгнет из берлоги, разбуженный лаем собак. Старинные ружья были заряжены по одной пуле в каждом, так что промах охотника может быть для него роковым. Наде поручили тяжёлую, но прочную рогатину, выдолбленную из морёного дуба. Когда-то в прекрасные безружейные времена сибирские охотники вдвоём, вооружённые такой рогатиной и ножом, брали медведя. Надю, конечно, научили пользоваться этим оружием, но все были уверены, что ей это не пригодится. Охотники, готовые стрелять, встали полукольцом у входа в берлогу. Надя поодаль упёрлась рогатиной в дерево. Все были готовы встретить зверя, но что-то пошло не так. Собаки лаяли, кружась у чёрной дыры входа в берлогу, а медведь не выходил. Это был тот самый редкий случай, когда разбуженный медведь не выходит из берлоги. Этот хитрец только рычал на лай шмакодявок, но носа не показывал. Ожидание затянулось. Скоро будет смеркаться, надо спешить. Охотники, теряя терпение, а с ним и бдительность, незаметно для себя опустили ружья и как заворожённые стали медленно приближаться к берлоге. Собаки, поощряемые хозяевами, крутились в непосредственной близости от её входа. Одна из них уже отважилась сунуть морду в медвежью берлогу. Лишь Надя стояла на своём месте с рогатиной, упёртой тыльным концом в дерево, и хладнокровно наблюдала за всем происходящим со стороны. В этот момент ошалевшая собака, вихляя задницей, уже наполовину влезла в чёрную дыру. Ещё мгновение – и ретивый пёс-служака исчез в чреве берлоги. Раздался короткий собачий визг, и наружу вылетело несколько окровавленных кусков собачьего тела. Охотники остолбенели от увиденного – ничего подобного раньше не бывало. Вдруг задрожала земля, и буквально вулканом взорвался пригорок, нависающий над входом в берлогу. Из неё, как чёрт из табакерки, вырвался на свет божий чёрный, косматый, свирепый зверь. Он встал в полный рост и угрожающе поднял передние лапы. Страшный, оглушительный медвежий рык пронёсся по тайге, заставляя цепенеть всё живое на километры вокруг. Медведь мотал головой, а из его открытой пасти, разбрызгивая по сторонам вонючей слюной, вылетали окровавленные остатки собачатины. Одновременно раздалось два перепуганных выстрела. Две несмертельные пули заставили медведя упасть на четыре лапы и тут же отпрыгнуть в сторону. Раненый медведь увидел стоящую в нескольких метрах Надю. Он снова встал на задние лапы, поднял передние, не отрывая от Нади взгляда, и, рыча как иерихонская труба, прыгнул на неё. Надя подняла рогатину. Уже находясь в прыжке, медведь понял свою ошибку, но слишком поздно, и он был не в силах что-либо исправить.

Пролетев по инерции эти несколько метров, он буквально насадил себя на рогатину, издавая душераздирающий рёв. Уткнувшись в рогатину и не отрывая взгляда от Нади, медведь тянул передние лапы, стараясь достать её когтями. Разделяющая их деревяшка не столько причиняла ему боль, сколько мешала зацепить когтями обидчицу. Между лицом Нади и медвежьей мордой было расстояние не более метра. Их взгляды встретились. Все замерли. На мгновение в тайге наступила гробовая тишина. Потом затрещала Амир Гаджи ломающаяся рогатина, и прозвучал третий, запоздалый, выстрел. Медведь захрипел и замертво повалился на бок.