Любовь, смех и хоботы

Создатели сайфейри не сочли нужным в полной мере их наградить человеческими чувствами. Запахи она слышала плохо. Чувство вкуса так и вовсе находилось в катастрофическом состоянии. Она могла на консервах выжить, но на вкус все эти разнообразные яства друг от друга ничуточку не отличались. Все походили на мокрую бумагу.

(а ведь есть ещё и то самое чувство)

Но…

– Смотри, – заворожённо прошептал Криф.

…из этого правила были свои исключения. Она прекрасно чуяла цветы. И фрукты. И любые сладости. Сайфейри должны были стать ожившей в неоновой реальности сказкой. Какая фея откажется от сахара?

В самой середине стола располагалась мутная стеклянная банка. Из банки высовывалась деревянная ложка. На самой банке красовалась поблёкшая наклейка. Жёлто-белая. С шестиугольниками и насекомыми.

– Это наверняка мёд, – констатировал Криф негромко. У него округлились глаза. – Настоящий мёд, Эля!

– Сколько ему лет? – в шоке спросила Элета. – Это ещё можно есть?

– Конечно, – убеждённо сказал он. – Он не портится.

Она не знала, верить ли ему. Но она уже почувствовала запах. Терпкий, сладкий, он манил её к столу, влёк к жёлто-белой банке. Она подалась вперёд, шагнула на край подоконника, чуть присела, чтобы оттолкнуться ногами…

Криф осторожно сжал её плечо, потом вытянул руку в направлении противоположного конца трейлера. Там на прохудившемся диване спала женщина. Лицо спящей расчертили глубокие борозды морщин. Волосы рассыпались по подлокотнику дивана. Она укрылась клетчатым одеялом. На полу рядышком Элета заметила потёртые тапки с разноцветными носами.

Чуть дальше, за диваном, виднелась входная дверь.

– Не шуми, – сказал Криф. Элета фыркнула и сорвалась с подоконника, рухнула вниз, чтобы насладиться мгновением свободного падения перед тем, как раскрыть крылья. Если у Крифа они были округлые, бархатно-розовые и широкие, то у неё – сложные, узкие, с «хвостами», и небесно-голубые. Создатель очень много труда вложил в то, чтобы сделать их всех разными, друг на друга непохожими, на любой вкус. Может, потому у него и перестали сходиться на счетах бесконечно важные циферки. Слишком много тонкостей.

Она приземлилась на край стола, дальше – побежала; крылья бесшумно сложились, исчезли из виду. Она направилась прямо к притягательной банке с мёдом. Пчёлы на этикетке при ближайшем рассмотрении оказались мультяшными, с огромными блестящими глазами и маленькими ручками. Под одной из пчёл кто-то карандашом приписал: «Анвару на 12 д. р.». Элета подпрыгнула, ухватилась руками за край банки. Ладони прилипли. Она подтянулась, и в этот же миг рядом с ней на край банки приземлился Криф. Он слишком рано сложил крылья – может, опять ожидал, что правое заартачится, а оно возьми и послушайся. Потеряв вдруг равновесие, Криф замахал в панике руками. Элета, перекинув одну ногу через край банки, отодрала от липкого стекла руки и вцепилась ему в пояс.

– Ух, спасибо, – выдохнул он, осторожно опускаясь на край банки рядом с ней. Сайфейри уставились внутрь банки

– С ним точно всё в порядке? – усомнилась Элета.

На этикетке мёд выглядел светло-коричневым и полупрозрачным. На дне банки же она увидела несколько чайных ложек густой, неоднородной массы; местами поверхность мёда покрывали мелкие блестящие кубики.

– Да, – твёрдо сказал Криф. – Точно!

Он по краю банки отодвинулся от неё чуть подальше, потом – ещё чуточку, пока не оказался вплотную к забытой в банке ложке. Он упёрся в ложку одной ногой, потом осторожно соскользнул внутрь. Уже через несколько секунд он высунулся обратно поближе к Элете. Он воздел к ней руки: в его сложенных лодочкой ладонях лежал комок мёда. Она со смешком его приняла. Липкая масса в её руках на ощупь походила на смолу.

– Не испачкайся слишком сильно, – назидательно заметила она. – Не взлетишь.

– Ешь давай!

Она подняла руки к лицу, высунула язык, осторожно лизнула – и обомлела: какая сладость, как хорошо! Не сдержав звонкого смеха, Элета напала на мёд. Он прилипал к губам, слегка хрустел на зубах, обволакивал внутреннюю поверхность щёк. Ничего вкуснее сайфейри никогда не пробовала. Она глянула вниз: Криф соскабливал мёд со стенки и слизывал с пальцев. Он поймал её взгляд, и они друг другу улыбнулись. У неё тревожно ёкнуло сердце.

Зрительный контакт прервался. Они уминали за обе щёки мёд: он успевал и себе собрать, и ей передать, а она то и дело поглядывала в сторону женщины на диване. Та почти не двигалась: только грудь её мерно и еле заметно вздымалась. Лицо у неё было осунувшееся, болезненно-бледное, усталое той вечной усталостью, которой страдают хронически перетруженные люди.

Элета с удовольствием глотала мёд, слизывала с губ, с рук, наслаждаясь его вельветовой мягкостью. В нём присутствовали нотки чего-то цветочного, чистого, чего-то, чего она в Криптограде в жизни не видела, не чуяла и не пробовала. Это был продукт из другого времени. Из прошлого, которое она видела только в поблёкших плакатах на стенах. Криф собирал для неё горсть за горстью. Он весь в меду измазался, но его это ничуть не смущало: ей даже показалось, что он, наоборот, нарочно собирал побольше липкой массы на рукава и штаны, чтобы забрать с собой запас на остаток ночи. Будто он и сам был пчелой. Последней на свете.

– Говорил я, – выдохнул он, – не пожалеешь.

Она звонко рассмеялась. Элета и впрямь совсем не жалела.

В этот момент дверь трейлера громко щёлкнула. Элета замерла, вскинулась, шикнула на Крифа. Распахнулись глаза спавшей на диванчике женщины. Она приподняла голову и уставилась прямо на Элету. Сайфейри застыла. Люди очень часто на неё вот так прямо смотрели – и всё равно не видели.

В открывшуюся дверь вошли ещё двое людей. Мальчики. Разного возраста: одному на вид было лет пятнадцать, второй был на несколько лет младше. В обоих она заметила сходство с женщиной на диване.

Женщина издала болезненный стон.

– На столе! – сорвалось с её губ, и Элета поняла, что время вышло.

Она бросила взгляд вниз, в банку. Криф запаниковал, его непослушное крыло раскрылось и прилипло к внутренней стенке. Элета протянула ему руку, схватила за плечо, дёрнула вверх. У дверей трейлера ребята удивлённо пялились в сторону кухни. Старший выронил из рук объёмный чёрный пакет: он ударился о пол со стеклянным звоном и опрокинулся набок. Из его раскрытого зева выкатилась грязная бутылка. Младший издал неразборчивый, полный ярости звук.

– Быстрее! – крикнула Элета, дёрнув Крифа на себя. Его крыло пристало прочно. Он вцепился в него обеими руками и отчаянно потянул: оно с еле слышным чмоканьем оторвалось от потёков мёда на стенках банки. Криф подтянулся к ней.

Женщина и старший из её сыновей всё ещё на них просто пялились. Младший же пришёл в движение: схватил стоявшую возле двери щётку с длинной рукоятью и решительным шагом устремился на кухню. Элета и Криф переглянулись, кивнули друг другу и расправили крылья. Она взлетела первой и понеслась к спасительному окну. На полпути она бросила взгляд через плечо. Парнишка со щёткой уже примеривался для замаха. Криф летел неуклюже, заваливаясь набок.

Она приземлилась на подоконник, сложила крылья, нырнула в зазор. Холодный ночной воздух ударил ей в лицо. Она развернулась, протянула в зазор руки. Крифу пришлось удвоить усилия, чтобы увернуться от щётки. Он практически упал на подоконник, отжался и прыгнул вслед за ней. Их руки нашли друг друга, пальцы переплелись. Она дёрнула его на себя, но потеряла равновесие, и они оба скатились в прохладную пропасть за окном. С другой стороны о мутный пластик ударилась щётка.

Они сориентировались в воздухе, расправили вновь крылья и устремились в ночную полутьму. Из трейлера им вслед неслись гневные крики. Элета не сдержала довольного смешка.

* * *

Они отдалились на несколько сотен метров, отыскали заброшенную автозаправку и уселись плечом к плечу на старенький проволочный забор. Элета хотела убраться подальше, но Крифу нужно было почистить крыло. Они выбирали пальцами липкие потёки, потом совали пальцы себе и друг другу в рот и нежно посмеивались. Элета ощутила укол вины – жители трейлера, похоже, нешуточно расстроились, и ей от этого было грустно, – но ей не составило большого труда отмахнуться от сожалений. Мёд оказался безумно вкусным.

– Надо будет проверить, не выкинут ли они банку, – заметил Криф, лениво слизывая ещё несколько капель липкого золота с тыльной стороны ладони. – Я даже вызовусь покопаться в мусоре.

Люди нередко оставляли много-много еды на стенках выброшенной тары. Когда-то Элета брезговала после них доедать. Когда-то она, пожалуй, и воровать не хотела. Достаточно было попрошайничать. Но, единожды поголодав, привередничать перестаёшь, а голодать им с Крифом доводилось не раз.

Она согласно ему кивнула. Криф осторожно взмахнул крылом, одобрительно хмыкнул, но складывать его не стал: хотел, чтоб немножко высохло. Элета боязливо взглянула в небеса.

– Может, перебраться куда, – предложила она.

– Ночь слишком хорошая, – ответствовал беспечно Криф. – Не беспокойся. Коптицы сюда не летают. И аутомов тут нет.

– Ты наверняка не знаешь, – заметила Элета.

– Знаю. Какая-нибудь из корпо обязательно купит весь этот парк…

Он широко взмахнул руками. Трейлер-парк, украшенные косыми безвкусными вывесками фасады, скелет текстильной фабрики, и над всем этим – дуга ржавой эстакады. Маленький кусочек Рельс, одного из немногих районов Криптограда, который ещё не успели передать в корпоративную собственность. «Что Рельсы, что Южжилмасс… всё либо разрушено, либо…».

– …и тогда тут пропадут трейлеры, появятся стены, вышки, и всё засияет, – вздохнул Криф. Они оба невольно оглянулись на восток, туда, где вдалеке торчали обелиски небоскрёбов Центра.

– Может, уже покупают, – предположила Элета. – Прямо сейчас.

– Может, – согласился он.

– И тогда коптицы уже летят.

– Тоже может.