туманен горизонт, —
но
яркий луч
вдруг полыхнёт,
блеснёт, —
нальётся плод
и всё наоборот
вернётся
к Солнцу.
«Любить ли всех…»
Любить ли всех?
В том нет нужды;
совсем не грех,
и пусть следы
случайной страсти
не будут властны, —
вот опасность,
что держит крепко
в лапах цепких
былую память,
где кругами
уж разошлись
судьба
и жизнь.
Лишь теплится мольба:
о, дерево желаний!
Ты мне помоги
вернуться на круги
своя
(где останусь я),
избегнув покаяний.
Оркестр
Сыгранное на флейте —
На арфе звучит иначе.
Слушаете и плачете?
Вы так сыграть сумейте!
Возьмите в руки гитару,
Волной пробегитесь по струнам!
Всяк —
молодой или старый —
Взволнуется в мире подлунном.
Где они —
чувства ваши?
Троньте участливо клавиши:
Душа внезапно проснётся,
Услышав мотив, встрепенётся;
Бетховен?
Шопен?
Шуман?
Лист?
Неистов и строг пианист.
Возьмите же в руки скрипку!
Она заволнуется зыбко,
И чудом нежданным нахлынет
Вивальди, за ним —
Паганини.
На очереди —
трубачи.
О них мы никак не смолчим!
И среди них первый тон
Опять задаёт саксофон.
Конкуренцию саксофону
Составят тромбон и валторна,
Кларнет, и гобой, и фагот:
Чья-то в итоге возьмёт?
Не забудем виолончель:
У неё —
своя акварель!
Уж не дремлет ли контрабас?
Подзадорь-ка сегодня нас!
Тут для ритма нужны ударные.
Что застыли высокопарно?
Веселей, барабаны-тарелочки!
Не размениваемся на мелочи!
…Наш оркестр такой был —
и есть.
Пусть звенит вечной жизни песнь!
Наталья Дёмина
На краю
Он стоял на самом краю пропасти и смотрел в даль, где на горизонте ещё алел горячий диск солнца. По нему расплывались красные всполохи, которые смешивались с тёмными цветами остывающего неба. Кроны деревьев словно впитывали в себя тепло уходящего дня. Земля медленно погружались в темноту. Стирались границы реального и воображаемого.
Ему уже начинало казаться, что чёрная и бездонная бездна у него под ногами. Чувство страха и ощущение безысходности начинали охватывать его, разливаясь в груди вязкой и тягучей болью, сжимая сердце и заставляя метаться душу в поисках света.
Сейчас, стоя в темноте, он отчётливо видел все свои прошлые ошибки, которые тяжким грузом висели над его жизнью. Если бы слёзы могли принести облегчение, то он утонул бы в отчаянии, а волны сожаления раз за разом накрывали бы его с головой. В этом океане, с насыщенным солёно-горьким привкусом разочарования и предательства, он всё ещё боролся за себя, за свою жизнь, за единственную возможность обрести счастье. В шторм и в штиль, вновь и вновь, пытался найти то, что смогло бы вселить надежду и исцелить израненное сердце и уставшую душу. Он всматривался в сгущающуюся темноту, а память участливо подбрасывала картины из прошлого, которые были затуманены ревностью, обидой и непониманием.
Оглушительная, болезненная и всепоглощающая тишина расправляла свои крылья, от чего биение его сердца казалось особенно сильным, громким и тяжёлым. Он задыхался. Его дыхание стало частым и поверхностным, грудная клетка быстро вздымалась, принося физическую боль.