Лубянские чтения-2022. Актуальные проблемы истории отечественных органов безопасности: сборник материалов XXVI научно-теоретической конференции «Исторические чтения на Лубянке». Москва, 2 декабря 2022

Калужский губернатор А.А. Офросимов в письме министру внутренних дел фактически заявлял о том, что решения о дозволении или запрете собраний будут приниматься им в соответствии со степенью их политической лояльности власти. Интересно, что в его обращении нет ни слова о нормах закона. 25 января 1906 г. он писал: «Мною разрешаются собрания местных отделений партий „За царя и порядок“, „Союза 17 октября“, „Торгово-промышленной“, „Конституционно-демократической“ и будут допускаться собрания выборщиков и избирателей в Государственную Думу, но так называемые „митинги“ я не нахожу возможным допускать, пока у меня не будет полной уверенности в том, что эти митинги не будут служить ареной противоправительственной деятельности. При этом считаю долгом присовокупить, что среди населения Калужской губернии значительно сократилось стремление к самоуправным действиям скопом против частной собственности и появление отдельных агитаторов противоправительственной пропаганды. Все это – результаты преподанных Вашим Высокопревосходительством мероприятий и объявление Калужской губернии на положении чрезвычайной охраны»[34 - Там же. Л. 196.]. Несмотря на верноподданический характер вышеприведенного письма, следует отметить, что оно не соответствовало законодательным нормам. 4 марта 1906 г. были опубликованы Правила, согласно которым устройство собраний могло быть разрешено только физическим лицам, а не партиям (большая часть из них к этому времени не утвердила устав). Из других определений закона, препятствующих публичных мероприятий, можно отметить запрет их устройства в гостиницах или ночлежных домах, угрозы участников мероприятий общественному порядку и спокойствию.

Тот же калужский губернатор решил подробнейшим образом оповещать Департамент полиции о публичных собраниях в вверенной ему губернии. 27 июня 1906 г. он сообщал: «17 сего июня было устроено в Калуге в помещении Дворянского собрания членом губернской земской управы Кашкаровым и помощником присяжного поверенного Циборовским собрание калужского отдела конституционно-демократической партии, на каковом собрании присутствовало около 700 чел., в числе которых члены Государственной Думы от Калужской губернии Новосильцев и Обнинский… Константинов спросил, что будет делать Дума, если министерство, ухода которого он требует, не уйдет. Из его слов видно неодобрение к Думе за ее „долготерпение“. Новосильцев категорически заявил, что министерство не может не уйти. Через три месяца ему нужны будут деньги, а Дума постановила не разрешать кредита этому министерству и оно волей-неволей должно будет уйти»[35 - Там же. Л. 329–330.].

Закон 4 марта 1906 г. породил такую путаницу и недоумение среди губернаторов, что отголоски этой путаницы были актуальны и в 1909 г. Так, курский губернатор М. Э. Гильхен 11 января 1909 г. написал большое письмо в Департамент общих дел Министерства внутренних дел, в котором признался, что закон порождает двойственные интерпретации: «При применении на практике закона 4 марта 1906 года мной встречены затруднения в разрешении следующих вопросов: 1) Относится ли статья 135 Устава о предупреждении и пресечении преступлений, запрещающих устройство всякого рода зрелищ и увеселений без разрешения полиции, только к публичным (общенародным) увеселениям или же ко всем без исключения увеселениям (спектакли, музыка, танцы, пение, декламация, карточные игры), как публичным, так и не публичным. 2) Должно ли почитаться публичным собрание в общественном клубе или семейном собрании, в которое имеет доступ кроме членов собрания только гости, входящие по записи их членом собрания в особую книгу, за что гости вносят плату в доход собрания. Если таковые собрания признаются публичными, то обязательно ли к ним применение ст. 5 раздела III Временных правил о собраниях 4 марта, а также подлежит ли плата, взимаемая с гостей особому сбору в пользу ведомства императрицы Марии»[36 - Там же. Л. 382.]. Через четыре месяца курскому губернатору ответил лично исполняющий должность директора Департамента полиции Н. П. Зуев. Он разъяснил губернатору, что смешивать ст. 135 Устава о предупреждении и пресечении преступлений и закон 4 марта 1906 г. нельзя, так как спектакли и общенародные игры, которые могут быть запрещены ст. 135, не относятся к «объединениям по вопросам общественным и государственным», находящимся под действием закона 4 марта.

Как демонстрируют архивные документы, губернаторы иногда не понимали смысл новых законов и постановлений. Чрезвычайная перегруженность начальников губерний, необходимость заниматься мелкими несущественными делами в условиях революционного времени способствовали кризису местного управления, невозможности оперативно решать повседневные проблемы. Уже во второй половине XIX века губернаторы, будучи чиновниками Министерства внутренних дел, «получали большое количество министерских предписаний из всех департаментов, которые должны были исполнять»[37 - Жукова Д.Д. Система взаимодействия владимирских губернаторов с органами полиции во второй половине XIX века // Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. 2014. № 4.]. Важнейший вопрос разрешения или запрета публичных собраний во время продолжающейся революции вызывал много вопросов глав местных администраций; их переписка с Департаментом полиции или с Министерством внутренних дел могла занимать несколько месяцев, что совершенно не удовлетворяло потребностям управления.

С. И. Ефремов

г. Москва

Некоторые особенности организации пограничной охраны Финляндии в годы Первой мировой войны

(1914–1918 гг.)

К началу Первой мировой войны (1914–1918 гг.) в условиях бурного технологического развития соперничавших стран, акватория Балтийского моря представляла собой не только широкую торгово-экономическую зону, связывавшую разные государства, но и область военного противостояния стран. В связи с экспансионистской политикой отдельных европейских государств и обострением обстановки в европейском регионе, сложилась реальная опасность вторжения агрессора в северные рубежи Российского государства, тем самым поставив перед лицом потенциальной опасности его столицу – Петроград. Северо-западным оплотом государственной границы Российской империи являлась Финляндия, входящая в ее состав по Фридрихсгамскому мирному договору 1809 г. В условиях начавшейся Первой мировой войны данный регион получил особую стратегическую значимость. Наделенная широкими автономными правами Финляндия, являлась с одной стороны, своего рода надежным щитом от нападения врага, но с другой стороны в случае занятия ее территории неприятелем, создавала потенциальный плацдарм для атаки на северо-западную часть Российской империи и Петроград, в частности. Как свидетельствует исторический опыт, Финляндия неоднократно являлась плацдармом для военных действий Швеции против России[38 - Большая Советская Энциклопедия. 2-е изд. Т. 45. С. 182.].

Для обеспечения комплексной защиты стратегически важного региона, с суши и моря, а также с воздуха (в связи с бурным развитием воздухоплавания и авиации), русским военным командованием был предпринят ряд мер военно-оборонительного характера на территории Финляндии, в том числе и в области боевого применения в условиях начавшейся войны сил и средств пограничной стражи империи. Так, уже 18 июля 1914 г. были мобилизованы все 5 округов пограничной стражи России, 31 июля они перешли в подчинение военного ведомства[39 - Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 16315. Оп. 1. Д. 44. Л. 184.]. Чины 1-го пограничного округа, в составе четырёх бригад (1-й пограничной С-Петербургской императора Александра III бригады; 2-й пограничной Ревельской бригады; 3-й пограничной Аренсбургской бригады; 4-й пограничной Рижской бригады) и одной особой пограничной Беломорской сотни были рассредоточены по побережью Балтийского моря для несения охранной службы на наблюдательных постах, а Беломорская пограничная сотня была расположена в районе Архангельского, Онежского и Мезенского уездов[40 - Там же. Л. 200.].

К началу XX в. внутренняя ситуация в княжестве Финляндском была двоякой: с одной стороны, в связи с широкими автономными правами народных волнений на его территории не было, и местное население было лояльно настроено к российской власти. С другой стороны, в связи с политикой царской власти, направленной на ограничение некоторых прав финского населения, пропагандистской деятельностью отдельных групп лиц и политических сил, в том числе и социалистов, уже к 1914 г. настроение населения Финляндии было разно полярным. Ситуация осложнялась и тем, что часть этого населения являлась шведами по происхождению, и их политические взгляды зачастую были направлены против российской власти в сторону восстановления шведской гегемонии в регионе. Пограничная стража России постоянно следила за настроениями населения Финляндии и регулярно докладывала о его состоянии по команде. Так, например, начальник 3-го Николайстадского участка пограничной стражи, с большим количеством проживавшего шведского населения, в 1915 г. докладывал: «Настроение местных жителей спокойное, а в деревнях и селах даже сочувственное к нам, про города это сказать нельзя. Горожане холодно корректны и положиться на них нельзя»[41 - Там же. Ф. 4929. Оп. 1. Д. 40. Л. 43 об.]. Подобное положение явно осложняло ситуацию в регионе.

Для защиты территории Финляндии и северо-западных рубежей Российской империи от вероятного вторжения неприятеля была сформирована Финляндская пограничная охрана, которая фактически состояла из небольшого гарнизона русских войск. В связи с её малочисленностью уже в начале 1915 г. она была усилена сотнями 1-й пограничной С-Петербургской императора Александра III бригады. Так, согласно приказу по бригаде № 241, с февраля 1915 г. были отправлены на территорию Финляндии ее сотни[42 - Там же. Ф. 4966. Оп. 1. Д. 2. Л. 10.]. В дальнейшем, на базе сотен бригады были развернуты четыре пограничных Петроградских конных дивизиона, личный состав которых был распределен на постах от селения Муониска, по побережью Ботнического и Финского заливов и по сухопутной с Финляндией границей между Финским заливом и Ладожским озером. Специально созданные Петроградские конные дивизионы несли охранную службу на побережье, входя в состав семи участков Финляндской пограничной охраны. Пограничные посты подразделялись на офицерские, унтер-офицерские и береговые ближнего наблюдения. В обязанности постов входило постоянное наблюдение за вероятным появлением противника с моря и воздуха, при обнаружении летательного аппарата личный состав поста должен был немедленно сообщать по команде о направлении его полета, и при необходимости вести его преследование.

В случае обнаружения вражеского десанта пограничный пост поддерживал телеграфную, телефонную, конную и велосипедную связь с соседними постами, командиром своей сотни, начальником участка, соседними частями, батареями и береговыми наблюдательными постами для своевременного донесения по фронту и в глубину всем войсковым частям. Пограничникам было предписано немедленно оповещать о десанте близлежащие посты и части и «максимально воспрепятствовать его высадке». Причем соседние с атакуемым участком посты должны были включаться в отражение вражеского десанта и оказывать друг другу поддержку, опрокидывать неприятеля обратно в море, либо при его многочисленности «задерживать врага огнем, не даваться ему в руки и доносить о происходящем по команде». При отходе пограничных постов, под натиском вражеского десанта, они превращались в разведзаставы, между которыми устанавливалась надежная связь по фронту и в глубину.

При этом важно подчеркнуть, что в случае отступления, пограничные посты начинали действовать организованно и активно. Отступая, они угоняли подвижной состав железных дорог из опасных районов и «уничтожали близлежащую инфраструктуру, вместе со всем, что могло быть использовано в пользу неприятеля, тем самым всячески затрудняя продвижение врага вглубь страны»[43 - Там же. Ф. 4929. Оп.1. Д. 40. Л. 300–304 об.]. Посты также препятствовали незаконному переходу отдельных лиц через полосу охраны, как из-за границы, так и за границу, наблюдали за исполнением местными жителями постановлений военного и гражданского начальства.

Для эффективного обнаружения и противодействия вражеским летательным аппаратам и морским судам на территории Финляндии чины пограничной стражи в ходе войны активно взаимодействовали с частями Морской охраны Ботнического залива. Она представляла собой сеть постов ближнего и дальнего наблюдения, расположенных на шхерах и островах, личный состав которых вёл наблюдение за морем и небосводом и сообщал о появлении неприятеля на пограничные береговые посты ближнего наблюдения. Причем посты располагались таким образом, чтобы с берегового пункта был виден сигнал соответствующего Морского пункта. В условиях плохой видимости донесения доставлялись на моторной шлюпке. При необходимости оказания помощи судам Морской охраны, и при наличии необходимых сил, помощь выделялась из числа чинов Финляндской пограничной охраны[44 - Там же. Л. 304.].

На протяжении всей войны частям Морской охраны давались чёткие указания о действиях на случай возможной высадки неприятеля на побережье. Для задержания вражеского десанта предусматривалась реализация ряда мер, в результате которых: «1) главные фарватеры ведущие в гавани портов, как то КЕМИ, ТОРНЕО, УЛЕАБОРГ, ГАМЛЯ-КАРЛЕБЮ, ЯКОБШТАД, НЬЮ-КАРЛЕБЮ, НИКОЛАЙСТАД, КРИСТИНЕСТАД, СЕДЕБЮ, КАСКЭ, МЯНТЮЛУОТО, РАУМО, НЮСТАД, АБО – были частично заминированы, либо подготовлены к минированию; 2) некоторые особо важные пункты фарватеров были приготовлены к тому, чтобы из них в нужный момент были затоплены пароходы»[45 - Там же. Л. 19 об.]. Кроме того, на некоторых пограничных участках, как например на 3-м Николайстадском, в связи с особенностями прибрежного рельефа, для блокирования вражеского флота использовалась естественная архитектура дна – «шхеры прикрывали собой побережье, затрудняя приближение к берегу не только крупного флота, но и мелких судов, если они не были хорошо знакомы с лабиринтом шхерных фарватеров. Значение шхер возрастало, при наличии минного флота. Последнее заставляло блокирующую эскадру противника держаться от наших берегов на значительном удалении под угрозой минных атак из шхер. Проведение же десантных операций в этих условиях для противника становилось рискованным».

Особое внимание пограничными постами на территории Финляндии велось за наблюдением и оповещением в случае приближения вражеских воздухоплавательных аппаратов. Для раннего обнаружения неприятеля посты располагались на открытых и возвышенных местах, таких как колокольни и башни. Для удобства пограничников они оборудовались простейшими приборами определения направления полета вражеских летательных аппаратов, помогавшими ориентироваться нижним чинам: «На каждом таком наблюдательном пункте был установлен деревянный круг диаметра в Ѕ аршина, разделенный на 4 равных сектора, каждый сектор выкрашен в различные цвета, круг этот был установлен по компасу»[46 - Там же. Д. 37. Л. 89.]. Так, например, начальники постов 1-й и 3-й сотен 3-го конного Петроградского дивизиона пограничной стражи при появлении воздушного противника были обязаны немедленно доложить об этом командиру и сообщить о направлении движения летательного аппарата телефонограммой на соседние правый и левый посты[47 - Там же. Л. 99.]. После этого наблюдение за аппаратом продолжалось.

У пограничников был приказ не только наблюдать за летательными аппаратами противника. Офицерские посты могли атаковать воздушные суда неприятеля, а также вели их преследование всеми доступными средствами. Воинским чинам давались подробные наставления на этот счет. Так, например, начальник 3-го Николайстадского участка Финляндской пограничной охраны описывал несение службы на своих постах 22 марта 1916 г.: «На каждом офицерском посту должна была постоянно находиться дежурная часть для обстрела и преследования летательных аппаратов. Обстрел мог производиться только по приказанию офицера, причем по аэропланам открывали частый одиночный огонь, а по дирижаблю стреляли залпами, наблюдая чтобы огонь не был направлен на населенные пункты и города, чтобы не причинить вред местным жителям. Обстрел воздушных судов начинался только в том случае, если аппарат был уязвим для выстрелов, если же аппарат летел слишком высоко, или его не удалось подбить, то высылались разъезды на велосипедах для преследования и дальнейшего наблюдения за полетом, причем посланный разъезд должен был при каждой остановке, сообщать о результатах преследования и в каком направлении продолжал лететь аппарат»[48 - Там же. Л. 100.].

В случае вынужденного или добровольного спуска летательного аппарата пограничники: «Арестовывали всех находящихся на нем лиц, отбирали имеющееся при них оружие, производили обыск, все обнаруженное при обыске отбирали, задержанных отводили в помещение поста, а к аппарату приставляли 2-х нижних чинов для охраны аппарата, а если представлялась возможность, то аппарат также доставляли на пост. После чего тотчас же доносили обо всем непосредственно командиру»[49 - Там же. Л. 99.].

Особое внимание в годы Первой мировой войны обращалось на настроения местного населения Финляндии. В военных документах того времени отмечалось, что «оборона со стороны моря при условии сочувствия местного населения задача не трудная. Совершенно иною представляется она при не сочувствии, а тем более враждебности местных жителей»[50 - Там же. Д. 40. Л. 43-43об.]. Велась активная идеологическая борьба за умы и настроения местного приграничья Российской империи. Во время войны российскими государственными органами был введён особый контроль за передвижением граждан через государственную границу империи в пределах Финляндии: был запрещён выезд всех молодых финляндцев мужского пола в возрасте от 19 до 35 лет, в Швецию. Из приграничных со Швецией областей выезжать можно было только политически благонадежным гражданам империи по спецдокументам – «легитимационным билетам» с разрешения Улеоборгского губернатора и местной жандармерии[51 - Там же. Л. 182.]. Все это проводилось для укрепления политической ситуации в Финляндии и пресечения деятельности иностранной пропаганды на территории Российской империи, а также исключения случаев бегства местного населения на шведскую территорию.

Хотя соседняя Швеция и сохраняла формальный нейтралитет в отношениях с Россией, но антирусский информационный поток, шедший из этой страны, уверенно раздувал революционные настроения в сердцах финнов. Эти настроения активно подогревали и целенаправленно использовали вражеские, в первую очередь немецкие агенты. На протяжении всей войны, на этом направлении была значительно расширена деятельность немецких шпионов, которые помимо сбора важных сведений, вербовали финскую молодежь для вовлечения её в открытые вооруженные выступления против властей Российской империи на территории Финляндии[52 - Там же. Л. 354 об.].

На пограничную охрану Финляндии, чинов пограничной стражи легла повышенная ответственность за борьбу с политической контрабандой на государственной границе Российской империи. Например, из Швеции шёл широкий поток прокламаций, спрятанных в коробках для спичек[53 - Там же. Л. 57.]. Пограничная стража России всячески пыталась пресекать этот поток, одновременно осуществляя сбор разведсведений о деятельности иностранных разведок. Так, например, в июне 1917 г., командир 1-й пограничной С-Петербургской императора Александра III бригады, занимавший одновременно должность помощника начальника Финляндской пограничной охраны, докладывал по команде, что: «Из весьма серьезных американских источников сообщается, что немцы усиленно работают над подготовкой в Финляндии восстания. Деньги и инструкции идут из Министерства иностранных дел в Берлине. Крупный резидент имеется в Нью-Йорке. Он располагает кредитом до одного миллиона долларов и деятельность его, главным образом, распространяется на финляндских эмигрантов, коим выдаются субсидии и которые вербуются для пропаганды. Источник просит обратить внимание на всех Финляндских эмигрантов, коим выдаются субсидии и которые вербуются для пропаганды. Источник просит обратить внимание на всех финляндских уроженцев, возвращающихся из Швеции. Передачей в Финляндию инструкций и денег заведует германский консул в Стокгольме. Глава организации в Финляндии – офицер, является резидентом в Гельсингфорсе. Живет там с фальшивым паспортом и вербует сотрудников среди молодежи. Гельсингфорс якобы должен явиться центром снабжения оружием эмигрантов. Начало восстания в Финляндии хотят приурочить к началу наступления Русских армий»[54 - Там же. Ф. 5010. Оп. 1. Д. 64. Л. 4.].

В условиях активных антироссийских действий с территории Швеции русское военное командование уже с 1915 г. прорабатывало различные варианты развития военной ситуации на границе империи со Швецией. Поэтому, в строго ограниченных военных кругах подвергалась изучению справочная книга «Организация и дислокация шведской армии», являвшейся особо секретной в связи с действовавшими на тот момент «дружественными отношениями между Россией и Швецией»[55 - Там же. Ф. 4929. Оп. 1. Д. 40. Л. 177.]. Это была вынужденная мера.

Таким образом, в силу ряда объективных геополитических факторов военного и политического характера, создание надежной защиты территории Финляндии в Первой мировой войне являлось одним из важных приоритетов деятельности Российского государства. Территория Великого княжества Финляндского являлась для Российской империи своеобразным щитом от вражеского нападения с севера. Неприятель всячески стремился разрушить этот щит и превратить Финляндию в плацдарм для активного наступления на Петроград. Созданная Финляндская пограничная охрана, совместно с частями Морского ведомства и подразделениями пограничной стражи, создала эффективную оповестительно-оборонительную систему, состоявшую из наблюдательных постов для защиты территории, как с моря, так и воздуха. Решая задачу обеспечения безопасности столицы, государственные органы власти России приобрели определенный опыт в борьбе с вражеской пропагандой, и с ослаблением её влияния на разжигание в стране революционных, антирусских настроений в условиях военного времени. В условиях современной нестабильной военно-политической обстановки в мире, большого количества зачастую искусственно раздутых огней «цветных революций» в мире целесообразно внимательно изучать фактор проведения неприятелем дестабилизирующих мероприятий на территории своей страны, разжигания иностранными агентами антигосударственных, националистических настроений в стране. Более углубленное изучение этих проблем, в том числе и на базе исторических источников периода Первой мировой войны, может быть полезным для успешного проведения исторического анализа и прогноза обстановки современными спецслужбами России, отвечающими за национальную безопасность государства.

Л. В. Лукьянчикова

г. Москва

Следствие и суд по политическим делам в России в 1917 г

(по материалам ЧСК Кронштадтской крепости)

В результате революционных событий Февраля 1917 г. после свержения в России монархии установилась форма государственного правления, вошедшая в отечественную историю как период своеобразного сосуществования и противостояния двух властей – Временного правительства и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, которому стали подчиняться уже имеющиеся и возникающие по всей стране Советы. Данный хронологический этап отличается также деятельностью различных следственных комиссий, созданных Временным правительством в центре и на местах с целью расследования различных сторон политики царского правительства.

Так, уже в марте – июне 1917 г. Временное правительство учредило несколько следственных комиссий. Особенное значение придавалось деятельности Чрезвычайной следственной комиссии при Временном правительстве (далее – ЧСК), созданной 4 марта 1917 г. для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц[56 - Об учреждении Чрезвычайной Следственной Комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц: Постановление Временного правительства от 4 марта 1917 г. // См.: Сборник Указов и Постановлений Временного правительства: Вып. 1. 27 февраля – 5 мая 1917 г. Пг., 1917. С. 266.]. Создание ЧСК должно было помочь стабилизировать общественно-государственную систему и ввести в правовое русло народный гнев и самосуд против деятелей «старого государственного строя». Строгая приверженность законности и правопорядку была для Временного правительства основанием легитимации и укрепления его власти. При этом подчёркивалось ее принципиальное отличие от свергнутого режима[57 - Варфоломеев Ю.В. Чрезвычайная Следственная Комиссия Временного Правительства и общество (историко-правовой анализ взаимодействия и взаимовлияния) // Информационная безопасность регионов. 2012. № 1. С. 151.]. Под эгидой ЧСК для способствования ее деятельности создавались различные следственные комиссии, в том числе, «Комиссия по разбору дел бывшего Департамента полиции» и многие другие[58 - Куприянов М.И. Деятельность Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (март-октябрь 1917 г.): дис. … канд. ист. наук. М., 2006. С. 39–43.].

14 апреля 1917 г. были основаны две «Особые следственные комиссии для расследования злоупотреблений по военному и морскому ведомствам», а 9 июля 1917 г. – «Особая следственная комиссия для расследования степени участия в восстании 3–5 июля 1917 года отдельных частей войск и чинов города Петрограда». Подобные комиссии являлись безусловно архаичной формой организации предварительного следствия. По своей компетенции они весьма напоминали временные следственные комиссии, особенно часто создававшиеся в России во второй трети XVIII в.[59 - Серов Д.О. Органы следствия в России в годы революций и Гражданской войны (1917–1921 гг.): опыт краткого обозрения // Историко-правовые проблемы: новый ракурс. 2015. № 12. С. 138.]

Несмотря на заверения официально признанного Временного правительства о беспристрастности деятельности данных комиссий, в их работе не удавалось избежать предвзятости. Например, член ЧСК С.А. Коренев указывал, что в составе ее президиума имелось два течения – одно более мягкое, старающееся каждое дело рассмотреть и сточки зрения закона и со стороны простой справедливости, и другое, не знающее ничего, кроме желания «оправдать доверие общества и расправиться со злодеями»[60 - Коренев С.А. Чрезвычайная комиссия по делам о бывших министрах // Архив русских революций, издаваемый Г.В. Гессеном. Т. VII. Берлин: 1922. С.16.]. То, что расследование той же ЧСК велось и в отношении тех, кто просто являлся сторонником самодержавия, убедительно свидетельствуют дела, помещенные в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ). Это материалы расследования, в первую очередь, в отношении активных общественно-политических деятелей монархического крыла, правых депутатов Государственной Думы[61 - ГАРФ. Ф. 1467. Оп.1. Д. 972.].

Учитывая то, что стихийно созданные разнообразные Советы депутатов (рабочих, солдатских, крестьянских, казачьих матросских и др.) самостийно закрепили за собой существенные властные полномочия, Временному правительству пришлось с этим считаться и, наряду с должностными лицами судебного ведомства, в состав ряда комиссий включались представители Советов. Относительно деятельности ЧСК, в той или иной степени, осуществлялось взаимодействие между Временным правительством и Петроградским Советом. Более того, отдельные ЧСК, независимые от ЧСК при Временном правительстве, создавались при исполкомах Советов.

Так, при исполнительном комитете Совета рабочих и солдатских депутатов крепости Кронштадт действовала своя чрезвычайно-следственная комиссия, в состав которой входили представители от политических партий и общественных организаций революционного толка. Возникновение подобного рода комиссий, наряду с другими их аналогами, стало возможным ввиду ухудшения всеобщей ситуации с поддержанием правопорядка, усиления преступности и политического экстремизма.

Причины этого кроются не только в затяжном системном кризисе, охватившем Россию с начала Первой мировой войны, но и популистскими мерами Временного правительства в марте 1917 г., стремящегося заработать авторитет общественности. К их числу следует отнести упразднение Департамента полиции МВД и Отдельного корпуса жандармов, с увольнением всего личного состава органов полиции и жандармерии; проведение широкой амнистии и т. п.[62 - См.: О его составе и задачах: Декларация Временного правительства от 3 марта 1917 г.; Об упразднении Департамента полиции и об учреждении временного управления по делам общей полиции: Постановление Временного правительства от 10 марта 1917 г.; О расформировании Отдельного корпуса жандармов: Постановление Временного правительства от 13 апреля 1917 г. // Собрание узаконений и распоряжений Временного правительства. Вып. 1. 27 февраля – 5 мая 1917 г. Пг., 1917. С. 5, 27, 365.]

Все это, сопряженное с неспособностью Временного правительства обеспечить должное функционирование аппарата власти центра и на местах, позволило существование различных учреждений общественной самоорганизации, осуществляющих не только административную, но и судебную и правоохранительную деятельность, зачастую не подчиняясь распоряжениям Временного правительства или, самостоятельно интерпретируя их, по-своему толковали содержание распоряжений.

ЧСК Кронштадтской крепости была создана с целью расследования дел, связанных с секретной агентурой Кронштадтского жандармского управления. В состав комиссии входили представители партий революционного толка, городского самоуправления, следственной комиссии (находившейся при Петроградском исполкоме Советов) и различных демократических организаций, повсеместно стихийно созданных в этот непростой период. Политизированность данной комиссии проявилась не только в ее составе, но и в ее деятельности.

Следует отметить, что в целом к уголовным делам «политического» характера наблюдалось повсеместное повышенное внимание. В данном случае, следствие проводилось в отношении лиц, обвиняемых в провокаторстве, и вообще в любом проявлении сотрудничества с Кронштадтским жандармским управлением. О результатах своей деятельности члены ЧСК регулярно докладывали в Исполком Совета рабочих и солдатских депутатов г. Кронштадта.

Полномочия ЧСК были существенные: устанавливать виновность или невиновность арестованных. В первом случае – освобождать, во втором – оставлять в тюрьме до созыва Учредительного Собрания.

Также за три дня до разбора дела лица, обвиняемом в провокации, для осведомления граждан сообщалось об этом в газетах, чтобы каждый, что-либо знающий об обвиняемом, мог сообщить вовремя все сведения, имеющиеся в его распоряжении.

После оправдания обвиняемого ЧСК, оправданный оставался под стражей три дня. Если в течение этого времени не будет предъявлено ни с чьей стороны протестов против его освобождения, то таковое должно было состояться[63 - ГА РФ. Ф. 1657. Оп. 1. Д. 3. Л. 4.].

Все дела «о секретных сотрудниках» после окончания следствия из комиссии передавались в общественный демократический суд, также являющийся продуктом революционного «самоуправства».

Общественный суд, как значилось в одном из его протоколов, был ответственен перед Советом и исполнительным Комитетом Совета рабочих и солдатских депутатов Кронштадтской крепости, и в своих постановлениях руководствовался «мнением широких кругов общества». В случае признания обвиняемого виновным, суд применял следующие меры пресечения:

– освобождать обвиняемого под надзор общественной организации;

– освобождать с лишением права выезда из Кронштадта;

– освобождать с опубликованием имени и фамилии освобожденного и указанием его виновности и уведомлением об этом по месту жительства;

– освобождать с лишением избирательного права (пассивного и активного) при выборах во все демократические организации;

– оставлять в тюрьме впредь до выработки новых законов о провокаторах[64 - Там же. Л. 27.].

Архивные материалы ЧСК Кронштадтской крепости отражают всю глубину противоречий, сложившихся в России на фоне обострения системного кризиса и радикализации общественных настроений. Так, 22 августа 1917 г. в исполком данного Совета была направлена записка о дознании по делу матроса Учебно-минного отряда Балтийского флота Т. С. Фокина. ЧСК уведомляла, что по делу выяснено следующее: Фокин состоял осведомителем при Кронштадтском жандармском управлении под кличкой «Дудка» с января 1912 г. по его утверждению – «из бедности». Жалованья получал от 10 до 50 финских марок в месяц. Давал сведения политического характера, указывал на личности, принимавших активное участие в революционном движении и места свиданий сходок этих лиц.

Здесь же прилагалась выписка из сводки агентурных сведений, получаемых от Фокина по настроению судовых и береговых команд флота Балтийского моря Финляндского жандармского управления за март – сентябрь 1916 г. Так, из информации Фокина следовало, что «нижние чины артиллерийского и минного отряда говорят, что глупо начинать матросам в настоящее время какие-либо беспорядки, так как этим мы помешаем нашим успехам на фронте»; «команда посыльного судна „Азия“ недовольна пищей на корабле и своим командиром, лейтенантом Гренгагеном. Считает его немцем за его небрежное отношение кораблю и за разговор на немецком языке». 2 сентября 1916 г. Фокин докладывал о том, что «в учебно-минном отряде настроение хорошее. Контр-адмирал Посохов пользуется большой популярностью среди матросов в отряде за свое участливое отношение к нижним чинам».