Литературный журнал «ДК» №02/2018

Обучение проходило гладко. Я удостоился стипендии, которая смогла покрыть мои новые и не совсем законные увлечения. Где-то через полгода мною заинтересовался профессор Джордж Харроу – настоящий мэтр в исторических науках. Его удивил мой неподдельный интерес к древности, поэтому как-то раз он попросил меня задержаться.

Мы сидели в его кабинете, где долго и упорно дискутировали на темы, связанные с древностью. Больше всего я интересовался оккультными обрядами майя и ацтеков, на что профессор поведал мне некоторые тайны. Мой интерес перемешался со страхом, но я так и не смог прервать нашу беседу. В какой-то момент профессор поставил чашку чая на стол и попросил меня проследовать за ним. Мы побрели по ночным коридорам университета в самый старый и недосягаемый до студентов корпус. Дойдя до него, профессор остановился перед массивными дверями и шёпотом сказал:

– Библиотека.

Он достал из кармана огромный ржавый ключ, несколько раз провернул его в замочной скважине и с трудом и пыхтением распахнул дверь.

Света от лампы не хватило, чтобы увидеть верхние ряды полок, набитых книгами и ветхими фолиантами. Мы зашли внутрь, двинулись вдоль стеллажей с книгами. Тогда мне показалось, что чем дальше мы пробирались, тем древнее становилась библиотека. В ветхие окна бился порывистый ветер, а зловещий лунный свет вкупе со слабым огоньком лампы создал жуткие тени, от которых по всему телу высыпали мурашки…

Наконец профессор остановился перед какой-то маленькой дверью и, открыв её, пригласил меня внутрь. За исключением столика, стоявшего у дальней стены, та комната пустовала. Старик судорожно вздохнул, прикрыл за собой дверь и медленно повёл меня к столику. К тому часу я уже привык к темноте и смог определить, что на столе лежит массивная книга. Как только тусклый свет лампы осветил её название, я от неожиданности что-то крикнул, а профессор так сильно сжал лампу, что комнату заполнил хруст его костей.

Признаться, я до сих пор удивлён, что в тот момент мой дух не покинул тело. Ещё бы! Передо мной лежал великий и ужасный «Некрономикон», написанный безумным арабом Абдулом Альхазредом. Я слышал множество слухов, что стены университета хранят копию этой кощунственной книги. Но никогда не верил, пока судьба не преподнесла мне этот сюрприз.

Профессор с нескрываемым страхом подошёл ближе и, хоть он и был человеком науки, перекрестился. Он стряхнул пыль с коричневой кожи, щёлкнул медной застёжкой и открыл книгу. Меня передёрнуло. Будучи осторожным, я медленно подошёл к столу. Играющие языки лампы тускло освещали непотребную латынь, на которой была написана книга. Профессор знал, что моих познаний будет недостаточно, поэтому стал читать вслух. Поначалу его голос был хриплым и испуганным, но по мере чтения в нём разгорались те увлечённые нотки, которые я слышал от него днём. Мой страх напротив только нарастал. Я услышал такие омерзительные вещи, которые до сих пор не могу забыть.

Например, я узнал, что люди – далеко не первая разумная раса на Земле, что раньше всем заправляли ящероподобные уродцы, которых уничтожил метеорит. Узнал о других мирах, о далёких звёздах, с которых на планету прилетают «иные», чтобы похищать людей. Узнал о богомерзких ритуалах, проводимых разными народами, и об их страшных последствиях. Особо тщательно профессор читал отрывок про подводный город Р’льех и его исполинских обитателях, которые, к счастью, находятся в глубоком сне. Мне показалось, что эта тема была для него особенной.

Прошло несколько часов.

Утренний свет просочился под дверь, намекая, что пора возвращаться в повседневный мир, свободный от ужасов этой книги. Но профессор не заканчивал. Он с вожделенной дрожью перелистывал страницу за страницей. Однако когда профессор начал повествовать об Иных Богах и Ньярлатхотепе, я в снова что-то крикнул, и он прервался.

Взяв с меня клятву молчания, он вывел меня из библиотеки и отправился вести занятия. Меня же подкосила усталость. Я с трудом добрался до комнаты и упал в объятья кровати…

Проснулся только утром следующего дня. Утверждать, что я выспался, было сложно: меня преследовали кошмары, в которых были эти мерзкие создания из книги. Прячась в каждой тени, мне чудился ползучий хаос Ньярлатхотеп. Он ждал, пока моё сознание ослабнет до такой степени, что само покорится.

Но я не отступил. Напротив, я жаждал новых знаний. Бегло позавтракав, я направился в университет к профессору. Но его там не было. Оказывается, профессора не видели с той лекции, на которой он попросил меня остаться…

Прошло полгода с той ночи. Профессор так и не объявился. Его сочли пропавшим без вести, и после непродолжительных поисков о нём будто забыли. Но я не считал, что это было простое исчезновение. Нет. Оно так странно совпало с чтением этого ужасного «Некрономикона», что слово «странно» было и вовсе не уместным.

Я боялся, что плохое может произойти и со мной. Недаром я стал опасаться теней, замечая в них расплывчатые лица, которые исчезали, когда я переводил на них взгляд. Они находились на периферии моего зрения и всегда в тени, поэтому быть абсолютно уверенным в том, что это не простое наваждение, я не мог.

Меня стал пугать ночной шелест за окном и между щелями в досках комнаты. Увы, но моя стипендия была не столь высока, чтобы я смог позволить себе жильё посолиднее.

Всерьёз опасаясь за собственную жизнь, я начал исследовать древние арабские записи, интересовался жизнью безумного араба Абдула Альхазреда. Дошло до того, что я выбрал его объектом изучения для научной работы. Сам декан неоднократно отговаривал меня от этого, подчёркивая, что данная тема достаточно темна и, возможно, граничит с вымыслом. Но я настаивал на своём.

Я вёл активную переписку с оксфордскими, гарвардскими и многими другими учёными в области истории, но они, в основном, отказывались помогать. Те же немногие, кто пошёл на контакт, открыли мне удивительные знания о жизни автора непотребного «Некрономикона». Эти знания были велики и ужасны, а переписка столь ценна, что я ни в коей мере не доверял почтальонам, поэтому лично забирал письма с почты. Там я и повстречал старика-еврея, который стал большой подпорой в исследовании тёмной старины.

Незнакомец знал о моей переписке, о моей увлечённости и предложил помощь. Я, подумав, согласился. Старик провёл меня вглубь здания почты, спустился в подвал, а потом вышел оттуда с чем-то довольно массивным, обёрнутым в грубую чёрную ткань. Когда он одёрнул материал, я снова вскрикнул, как это случилось полгода назад: передо мной лежал ещё один экземпляр «Некрономикона».

Когда же я пришёл в чувство, старик предложил купить у него книгу. Я насторожился. Во-первых, от факта, что он может оказаться владельцем столь противоречивого сокровища, а во-вторых, – от суммы, какую он мог потребовать за столь редкий экземпляр. Но я согласился. И каково было моё удивление, когда он отказался от денег. Простак, подумал я. И сильно ошибся…

Мне трудно описывать события следующих месяцев, так как «Некрономикон» стирает границы сознания. Будучи поглощённым книгой, я проживал бесчисленные годы и тысячелетия, путешествуя по запредельным мирам и далёкому космосу, пользуясь кощунственными и наплевательскими по отношению к физике и мирозданию инструкциями, которые я почерпнул с помощью углублённых познаний в латыни. К слову, никаких следов пропажи старого профессора я так и не нашёл, поэтому опасался худшего.

Мне грозились отчислением из-за абсурдности написанных мною работ, и, когда я однажды сослался на закон искривления времени по Лша’Бару, мне посоветовали пару дней отдохнуть. Как же меня раздражали эти невежды! Лишь бы не понимать очевидного, а потом указывать более умному, что ему делать!

Я забросил занятия, чтобы сконцентрироваться на путешествиях к далёким мирам, в которых ещё никогда не был. Чтобы найти знание, способное отыскать старого друга – того, кто открыл этот далёкий от повседневности мир. Настолько далёкий, что жизнь без «Некрономикона» теперь вспоминается со слезами.

В одной из отдалённых вселенных, в отдалённую эру, когда человечество, как и сама Земля, миллионы лет как перестало существовать, я увидел ЕГО. Я знал, что встреча с Ньярлатхотепом неизбежна для всех путешественников, но пытался её отсрочить. Он был высок и красив, с приятным голосом и высококультурными манерами.

– Итак, Чарльз, мы встретились. Признаюсь, твой поиск учителя был невероятно интересен. Я наблюдал за тобой с нескрываемым восхищением. Мне жаль, что твои поиски ни к чему не привели. Я поистине очарован твоей страстью к исследованию, к получению знаний, что лежат за пределами доступных вселенных и открываются только безумцам да сновидцам. Профессор Харроу, когда-то давно… настолько давно, что даже я не могу вспомнить, также представал передо мной, как и ты. Только в отличие от тебя, его поиски не обременялись какой бы то ни было целью, он просто существовал в этом мире. Во всех мирах одновременно, сплетаясь с эфиром и самим временем. Добывая знания, чтобы однажды передать их наследнику, которым, очевидно, должен был стать ты. Однако я не мог позволить ему просто так поделиться с тобой знаниями. Я хотел наблюдать и радоваться твоим открытиям. Однако теперь я вынужден признаться: профессор Харроу МЁРТВ. Мёртв, потому что его время вышло, когда он дал тебе первый урок. Я вынужден был убить его, несмотря на мои бесконечные симпатии. Я чувствовал невыносимую скорбь, когда лишал его существования. Такую же скорбь я испытаю, когда уничтожу и тебя!

Я закричал, закрылся руками и вернулся в свой мир. Я преодолел пространство и время, чтобы вернуться на родной чердак, выкинуть «Некрономикон» в окно, выбежать из дома и поджечь эту непотребную книгу.

Ни одна последующая ночь не проходила для меня спокойно. Каждый раз, даже в самом хорошем сне, ко мне подкрадывался ползучий хаос Ньярлатхотеп и смотрел мне прямо в глаза, после чего я просыпался.

Последние дни я слышу скрип ступеней и тихие стуки в дверь по ночам. Свет от луны закрывает появляющийся образ, наблюдающий за моим сном. Я снова проснулся посреди ночи и пишу это, чтобы хоть как-то загасить страх перед моей последней встречей с Ньярлатхотепом. «Некрономикон» дал мне знания и миллионы лет жизни, но цена его использования оказалась слишком высока. Обычный смертный может жить вечно, слоняясь по мирам от жизни к жизни, а меня ждёт смерть. Такая смерть, какой я её представлял – пустота, ужас, тьма. Кажется, я слышу скрип двери, но слишком напуган, чтобы оглянуться и посмотреть…

***

После того как преуспевающий студент Чарльз Фратчет долгое время не появлялся на занятиях, руководство университета послало ему весточку, на которую никто не ответил. Позднее была вызвана полиция, и когда стражи порядка вошли на чердак, они удивились погрому, царящему в комнате. Всё, даже кровать была опрокинута. Под столом удалось найти данную рукопись, которую, вероятно, Чарльз писал под воздействием опиума. После записи он сбежал, потому что никаких следов в комнате не осталось.

Жертва

Автор: Влад Морщинский

– Открой нам, дитя! – женский голос за дверью мягкий, но настойчивый. – У нас совсем не осталось времени!

Я вжимаюсь в холодную стену и чувствую, как спина покрывается мурашками. Ладони превращаются в кулаки, кончики пальцев неприятно покалывает. Тело становится гудящим изнутри ульем, а сердце забивается куда-то в глубину…

– Мы теряем время! – присоединяется мужской голос, более нервный. – Открывай, чёрт тебя дери!

– Не богохульствуй! – пресекает его женский голос. – Даже в последние минуты мы должны быть чисты перед Господом.

«Чисты перед Господом…»

– Мария, учитывая обстоятельства, Господь простит нас за слабость. Помни, что мы спасаем его детей!

«Спасаем его детей…»

Боже мой, они убили отца. Выстрелили в голову на той ужасной дороге. Окружили машину и заставили его выйти. Потом вытащили через окно кричащую, обезумевшую от ужаса мать. Я слышала, как резко прервался её крик, когда мы бежали с братом.

– Дитя… я понимаю, что ты о нас думаешь, но всё, что сегодня произошло, было необходимо, – женский голос на секунду затихает. – Необходимо для нашего спасения. Ты должна открыть эту дверь и впустить нас, иначе случится непоправимое!

Непоправимое уже случилось. Они догнали меня и брата. Я его потеряла. Они засунули его в мешок и унесли. А потом гудели: «В алтарную! В алтарную!». Я сразу поняла, что больше никогда его не увижу.

– Надо резать дверь! Должны же тут быть клещи или что-то для сварки!

– Мало времени, не успеем!

Я укусила его за руку – парня моего возраста с тёмными засаленными волосами. Он выругался и ослабил хватку. Я изловчилась и ударила его в пах, а потом бросилась бежать. Коридор, спуск по гнилой лестнице, тяжёлая металлическая дверь, и вот я здесь – в старой морозильной камере. К счастью, неработающей. Приспособленной под кладовую.

– Дитя моё, ты веришь в Бога?

Я сжимаю губы, чувствую привкус ржавчины.

– Я верила в него, пока не встретилась с вами, – я не узнаю свой голос, настолько отрешённо он звучит.

За дверью наступает тишина.