ГергиеVская ленточка

Святой Соратник Победы

Сегодня день памяти святого Георгия Победоносца. Известного и любимого во всём мире. На земле и на море. В городах и селениях, высотках и избах.

А для меня это знак. Надо написать свои впечатления от посещения Палестины в девяносто первом году, в группе самых первых паломников из России на Святую землю, маленького городка Лида (он был тогда под управлением арабов). Там, на центральной безлюдной, выжженной солнцем площади, мы (приехав на небольшом туравтобусе) увидели совсем неприглядный маленький храм Георгия Победоносца. Лишь ослик, прячась от солнцепёка, стоял в его тени. Я удивилась убогой этой картине. Храм был заперт, на дверях большой висячий замок. Наш юный иерусалимский экскурсовод Зяма с трудом и не сразу нашёл сторожиху, тётку-арабку (жила где-то рядом в глухих, без окон постройках с многолюдной семьёй). Увидев слишком маленький наш автобус, она, недовольная, наконец подошла. Звеня тяжёлой связкой ключей и что-то ворча себе под нос, наконец отперла нам узкие двустворные двери…

Изнутри тотчас резко пахнуло холодом. Там было промозгло, полутемно. При входе справа был прилавочек с сувенирами. За него сразу и прошла арабская сторожиха, поставила блюдце для денег. А за её спиной во всю стену возвышался огромный белый вздыбленный конь, плакатно нарисованный на холсте, словно этот храм был построен в честь него. Нарисован был плоско, лубочно, как на детском рисунке. И на нём, где-то под потолком, темнел маленький всадник с тонким копьём. Такая вот непривычно самодеятельная трактовка великого святого Георгия, любимого и известного во всём мире. Во многих конфессиях, на миллионах знамён, хоругвей и орденов. Даже мой прадед-хирург, воевавший на Шипке, получил за мужество орден – Крест Георгия Победоносца с его изображением.

У прилавка толпились паломницы, выбирали сувениры, свечки, иконки. В тарелке то и дело звенели деньги. Я купила у арабки чётки на запястье. Чёрная шерстяная нитка с узелками для счёта молитв. Осматриваясь, я прошла вперёд по вековечным каменным плитам. Напротив меня – белёная слепая стена с двумя оконцами под потолком. А под ними почти у пола были вмурованы в стену чугунные петли-кольца, от которых спускались ржавые толстые цепи. Я подошла ближе. Тёмные звенья цепей опускались на пол и лежали небрежной кучей, с наручниками и веригами для ног на концах. Вместе с ними темнел и круглый ошейник с шипами. Боже мой, так вот где за верность, за веру Христову терзали святого Георгия. Здесь он страдал, здесь дышал, истекал кровью, здесь билось его горячее сердце. Неужели (как написано в справочниках) в эти самые кандалы он был закован?..

Невероятно. Невероятно. И я, низко склонясь, осторожно тронула их ладонью, холодные и шершавые. И, осмелев чуть-чуть, немного приподняла тяжесть одного из наручников. И даже коснулась его губами. И всё никак не могла поверить самой себе, поверить, что всё происходит наяву. От острых этих мыслей и чувств буквально перехватывало дыхание. А в голове всё билось, твердилось: «Святой Великомученик Георгий, моли Бога о нас… Моли Бога о нас».

А за моей спиной в гулком пространстве храма, где по стенам не было видно привычных икон, приглушённо гомонили паломники. Осматривались, угрюмо шептались в недоумении. Собираясь с духом, зажигали купленные свечи.

А потом всей группой (кроме сторожихи-арабки и экскурсовода) мы потянулись влево с горящими свечами в руках. Друг за другом тихо спускались по ступенькам, ведущим в полуподвал, в часовенку, – полукруглою, тесную, лежащую ниже уровня храма. Там посередине, как тумба, стояла белая метровая рака. Как сказали – с мощами святого. Сверху на ней наклонно лежала тоже беломраморная икона с бортиками по периметру. А по центру – потемневший выпуклый лик великомученика. Не верилось: «Неужели же здесь, совсем рядом, его святые мощи?» После общего пенья молебна (порой нескладно и невпопад, но старательно) я с трепетом приложилась к иконе с краю и ощутила чудное благоуханье. Всё лицо святого блестело, оно было в мире, как в масле… Поражённая, я поняла. Каменная икона мироточила (давно известно мироточенье от ликов святых и бумажных, и деревянных, и фресок настенных, а это мироточит камень). И тогда я бережно ваткой собрала по краям это святое миро. И спрятала в аптечный пузырёк тёмного стекла, взятый из дома. Уходить из часовни Георгия, от святой его раки никто не спешил. И мы пропели ещё молитву «Отче наш» и ещё торжественное величание: «Величаем тя, страстотерпче святый великомучениче и победоносче Георгие. И чтим честная страдания твоя, яже за Христа претерпел еси». Пели уже чище, слаженней. Благодатные звуки молитв, восходя к круглому куполу, заполняли часовню и как бы обнимали, воедино скрепляли нас вокруг Победоносца. А при трепещущем свете горящих свечей выпуклый лик Георгия на мгновение показался мне ожившим. Подвижным, живым. Да, он был с нами, он слушал нас, он укреплял души…

Святое это миро от Победоносца я привезла домой в Москву. В России имя Георгий извечно очень чтимо, любимо, хранимо. (Это и Егор, и Егорий, и Юрий.) Он символ нашей страны, нашей Победы. Он вышит золотом на знамени Родины.

А вскоре из Московской Патриархии, где знали о возвращении первой группы паломников, ко мне приехал зав. отделом по чудесам Павел Флоренский. Тёзка и внук великого святителя Флоренского. Да не один, а с коллегой-историком А. Московским, сотрудником того же отдела. Они записали мой подробный рассказ о чудесах, явленных нам на Святой земле. В конце встречи я с волненьем вручила им бесценный дар – миро от святого Георгия Победоносца.

Святой Великомученик и Победоносец Георгий, моли Бога о нас.

Валерий Грунер (Россия)

Русский гимн

Настоятелю пермского храма Георгия Победоносца, протоиерею отцу Игорю Ануфриеву

Есть среди древних имён
Имя святое – Георгий.
Русских крылатых знамён
Символ божественно гордый.

Силой воскресных светил,
Духом нетленной природы
С именем этим всходил
Жизненный ветер свободы.

С небытием не в ладу
Храма Христова обитель.
К душам в кромешном аду
Шествует светлый Спаситель.

Витязю – вера и щит!
Вечный огонь пламенеет!
Грозный Георгий теснит
Орды проклятого Змея.

Русским героям – почёт!
Воинству русскому – слава!
Гибельный риск нипочём
В битве за Русь, за Державу!

Будут потомки хранить
Веру и данное слово.
Несокрушимый гранит —
Армия войска Христова.

Русских крылатых знамён
Символ божественно гордый…
Есть среди славных имён
Имя Победы – Георгий!

Булат Арсал (Россия)

Мариупольский конвой

Уже более месяца мы поднимались ежедневно в четыре утра, выезжали из Донецка командой в десять человек в Еленовку, где усаживали в три автобуса по двадцать человек военнопленных, ещё с марта ожидавших обмена. К девяти утра мы доезжали до первого блокпоста в Мариуполе, добирали в три колонны прокурорских, патологоанатомов, «труповозку» и отправлялись по разбросанным меж заводов, пустырей и оврагов руинам разрушенных микрорайонов приморского города.

Медленно продвигаясь по колдобинам некогда асфальтированных проспектов, улиц и переулков в июльской пыльной жаре, среди обрушенных многоэтажек и разорённых домохозяйств, мы раз за разом останавливались по маршрутной карте следования и проводили рутинную, наторелую работу. Вообще-то, главным образом работали лопатами военнопленные, предусмотрительно одетые в синюю униформу рабочих завода «Азовсталь». Раскопав очередную временную могилку, они выкладывали труп на осмотр суд медэкспертам, которые описывали под протокол состояние останков, предварительно определяли причины смерти, брали кусочки мёртвой ткани и проводили дактилоскопию. Далее труп те же пленные упаковывали в чёрные пакеты и складывали в малотоннажный грузовичок. За день в каждой группе набиралось до тридцати тел.

Наша задача состояла главным образом в конвоировании бывших солдат и офицеров украинской армии, сдавшихся в плен как на улицах Мариуполя, так и в цехах самой «Азовстали». Вся эта операция называлась просто: «Эксгумация временных стихийных захоронений».

После двух месяцев изнурительного боевого противостояния под Харьковом или боёв за Мариуполь и Запорожье многим бойцам нашей команды эти «поездки» поначалу казались просто прогулкой вдоль побережья Азовского моря, однако вместо свежего морского бриза нас всё время, с самого первого выезда, сопровождало трупное зловоние, тяжёлый дух мусорной паленины и смрадный запах горелых автомобильных шин. Напрягали настороженность и угнетённое состояние мирных жителей, не готовых окончательно воспринимать нас в качестве освободителей и где-то с сочувствием смотревших на военнопленных, ещё несколько месяцев назад призванных в Вооружённые силы Украины, гражданами которой продолжало себя ощущать ещё немалое количество мариупольских обывателей.

Нельзя сказать, что скептическая отчуждённость по отношению к нашим бойцам ощущалась повсеместно. Подавляющее большинство действительно нас ждало, и не только как спасителей, но и в качестве той самой санитарной команды, которая призвана очистить их район, квартал, двор от стихийных могил, источающих на жаре невыносимую вонь и превращающих их среду обитания в несанкционированное кладбище. Многие помогали искать захоронения, опознавать тела, сообщали известные адреса родственников, даже иногда рассказывали подробности гибели и последних мгновений жизни несчастного.

Несмотря на общий трагический конец каждого свидетельского показания, истории отличались драматизмом, многие из которых когда-нибудь могли бы стать сюжетами большого количества рассказов и повестей, посвящённых одной из самых страшных страниц многолетней войны на Донбассе.

* * *

В один из дней наша команда вошла в частный сектор с почти целиком сохранившимся жилым фондом. Семейная чета, где супруга, очевидно, была истинной главой семьи, после того как мы провели эксгумацию их бабушки, погибшей от шального осколка мины, повела нас к соседнему дому. В крохотной могилке за виноградником мы нашли останки старой женщины, прожившей почти вечность среди икон и образов, скорее всего оставшихся ещё от её прапрабабушек.

…Жила она одиноко, рано овдовев и потеряв ещё в Афганскую войну единственного сына. Ей было за чьи души молить Бога на этом свете, и это, видимо, было единственным и главным предназначением её жизни, а Всевышний таким даёт долгие лета.

Военные с шевронами «Правый сектор» и «Азов» с осени 2014 года периодически устраивали облавы и обыски в жилых массивах в поисках сочувствующих России или подпольщиков, но с началом наступления союзных войск наезды нацистов начали носить бессистемный и, скорее, истерический характер. Беспардонное мародёрство, как и банальный вооружённый грабёж населения, перед драпом схожи с нашествием саранчи, оставляющей после себя пустошь, а иногда и безлюдность. Так и в доме почти столетней старушки появился пьяный бородатый автоматчик с засученными рукавами и татуировкой «Слава Украiнi!» на волосатой руке.

Соседи увидели, как «бандеровец» широким шагом вышел во двор из домика старушки, держа одной рукой перевязанные тесёмкой несколько икон в рамках. В другой руке он держал автомат с укороченным стволом, в который двумя худенькими ручонками вцепилась бабушка, семенящая следом и тоненьким стонущим голоском горько умолявшая боевика оставить образки в доме.

– Сыночек! Родимый! Ради Господа Бога, оставь образа в доме! Я же на них за тебя молиться буду!

– Пiшла звiдси, москальська рухлядь! – грубо бросил он через плечо и пнул женщину в живот, отчего она упала на колени, но не отпустила рук от автомата.

Бородач вырвал оружие и, передёрнув затворную раму, хладнокровно выпустил короткую очередь в лицо старухи. Потом, широко улыбаясь гнилыми остатками зубов, бросил «трофей» в кузов стоящего на дороге «Урала», куда уже сбрасывали добычу другие военные, тащившие бытовую технику, домашнюю утварь, кур, поросят и даже одежду из соседних домохозяйств.

Нацисты уехали, а во дворе давно обветшалого дома, в пыли, свернувшись калачиком, лежало тщедушное тельце бабушки, вся вина которой перед её убийцей состояла лишь в том, что она была человеком.

* * *