Диалоги пениса

– Не извиняйся, Роже… А то я смущаюсь: ты мог бы быть моим дедом.

– И даже твоим прадедом! Хотя у меня такое чувство, что будь я им, мы бы сейчас не разговаривали. Я неправ?

– Прав. Отчего чужим всегда легче довериться, чем близким?

– Посторонних, которым мы доверяемся, мы выбираем, а в отношении близких у нас нет выбора. Таким образом, мы ощущаем себя свободнее с теми, от кого можем удалиться, в случае, если их реакция не соответствует нашим ожиданиям. Нет ничего проще.

– Может быть. Я не думал об этом под таким углом зрения.

– У тебя есть время для размышлений. Твоя жизнь только начинается.

– Готов к тому, что мне предстоит изучить еще очень многое. Однако, возвращаясь к той беседе, есть вещи, в которых я уверен!

– Черт возьми! Уже?

– Да. Если когда-нибудь я полюблю женщину, а она полюбит меня, мне хочется хранить ей верность всю жизнь. Я не хочу поступать так, как мои родители. Они поносят друг друга, опускаются до споров о мебели и о посуде, настраивают меня один против другого… Это так низко!

Роже умолкает. Он пьет свой чай по-восточному, шумно прихлебывая, чтобы не было слишком горячо. Потом улыбается, переводя взгляд на пламя камина.

– Догадываюсь, на какой эпизод нашего обсуждения ты намекаешь.

– Роже, я тебя уважаю как пример для подражания, как учителя. Ты сумел обуздать свой рассудок, ты достиг совершенства. Иметь такого человека в качестве своего деда – только мечтать можно! Ты преисполнен духовности, культуры и знаний, всегда готов выслушать другого, и…

– Довольно! Будет! Тебе не кажется, что ты склонен к идеализации? Еще немного и ты сделаешь из меня гуру! Короче говоря, я до этого явно не дотягиваю! Продолжай: «но…», ведь я чувствую, что есть одно но.

– Но я не понимаю, как ты мог сказать такое. Особенно Жерару: он же только что женился!

– Именно об этом я и подумал. Тебя задело за живое, как я смог ему сказать, что настанет день, когда у его жены обвиснут груди, и он непременно заведет себе любовницу на двадцать лет моложе?

– Ты говорил искренне?

– … Конечно.

– Но… но ты, разве ты когда-нибудь изменял Розе?

– Да, я, как ты выражаешься, изменял Розе!

Марсьяль стоит, разинув рот, он лишается дара речи. Как это возможно, такой человек, кладезь мудрости, добрый, великодушный, рассудительный… такой человек, олицетворяющий для него святого, живущего в миру, мог оступиться? Роже отдает себе отчет, насколько взволнован этот юноша, но ничего не говорит. У Марсьяля мелькает луч надежды: Роза умерла пятнадцать лет назад.

– А, я понимаю. Ты хочешь сказать, что ты изменял памяти Розы, после ее смерти?

– Нет, это произошло при ее жизни.

Снова наступает молчание, слышно, как бук потрескивает в камине, скрипки оркестра приступают к andante.

– Но как же ты мог это сделать?

– А что я, собственно, натворил? Ты думаешь, кто я такой? Я такой же человек, как ты, только на семьдесят лет старше. С теми же надеждами и иллюзиями. Придет твой черед, и тебя постигнут те же искушения, ты тоже наделаешь ошибок, таких же, или других.

– Вы были такой дружной, такой счастливой парой. Из того, что я читал о тебе в статьях, в…

– Что известно миру внешнему о нашем внутреннем мире?

– Роза знала?

– Не думаю. Возможно, она о чем-то догадывалась. Или чувствовала. Но она ничего об этом не говорила. Во всяком случае, мне.

– А она?

– Что она? Изменяла ли она мне?

– Да.

– Ничего об этом не знаю. Я об этом не думаю. Но главное, это не имеет никакого значения.

– Эта… связь, которая у тебя была… она длилась долго?

– Да, не один год.

– Как…

– Как у твоего отца, совершенно верно. Только последствия были разные.

– И что, все мужчины делают это? Измена неизбежна?

– Ты что-нибудь слышал о вазопрессине?

– Нет. Что это такое?

– Это гормон. Ученые производили опыты над этим гормоном. Повышая сверх всякой меры его процентное содержание в организме отдельных видов, которым свойственна полигамия, они достигли эффекта, при котором самцы неожиданно проявляли образцовую верность!

– Не может быть! Ты шутишь?

– Ничуть. Не исключено, что моногамия явилась следствием генетической мутации. Вовсе не само собой разумеется, что наша мысль управляет этим механизмом, может, как раз наоборот! Отвечу на твой вопрос более… человечно – я не знаю, насколько неизбежна супружеская измена. Я близко знаком со многими людьми, и даже сейчас не прекращаю тесного общения. Большинство моих друзей не заговаривают на эту тему. Мир внешний и внутренний мир не пересекаются. Я ни о чем их не спрашиваю, я предпочитаю думать, что никакие тучи не омрачают ясного неба их счастья.

– Они так же счастливы, какими счастливыми казались со стороны и вы с Розой.

– Но мы действительно были счастливы! Так продолжалось до самого конца. Бывали ссоры, но мы никогда не размыкали наших рук.

– Но отчего у других историй такой плохой конец? Откуда появляется грязь?

– Мне об этом ничего не известно.

– Почему твою историю с другой женщиной нельзя считать грязной?

В тоне Марсьяля послышались нотки вызова, смешанного с недоверием.

– Мы приложили максимум усилий, чтобы она не сделалась таковой.