Стоунхендж. Загадки мегалитов

В середине XVII века вышли в свет четыре заметные книги, предлагавшие различные теории Стоунхенджа. Первую из них, «Стоунхендж восстановленный», написал Иниго Джонс (1655). В ней он опровергал заслуги короля Артура, а также все другие доисторические теории лишь по той причине, что древние бритты до и после римлян были «слишком дикими по своей природе», чтобы создать такой монумент... а посему это должны были сделать римляне. Следующей, в 1663 году, вышла книга Вальтера Чарлтона «Пляска гигантов», в которой он называл Стоунхендж датским монументом IX века, приводя в качестве параллельного примера датские мегалиты. Чарлтон также предположил, что назначение находящегося поблизости Эйвбери можно определить, проведя раскопки вокруг его камней. Другими двумя книгами были работа Уэбба Vindication of Stone-Heng Restored (в поддержку римлян) и произведение Гиббона, восхитительно названное A Fools Bolt soon Shott at Stonage[7 - Джон Уэбб был зятем Иниго Джонса. Именно Джон Уэбб собрал и опубликовал заметки и рисунки своего тестя в виде книги через три года после смерти Иниго Джонса в 1655 году. Когда в 1663 году Вальтер Чарлтон выдвинул идею о том, что Стоунхендж был построен датчанами, Уэбб раскритиковал его и двумя годами позже опубликовал свои доказательства в пользу римского происхождения монумента.].

Два хорошо известных летописца XVII века, Эвелин и Пипе, тоже опубликовали свои заметки после посещения Стоунхенджа. Джон Эвелин назвал монумент «колоссальным... издали похожим на замок» и поставил... извечный вопрос: «Остается только изумляться, как эти камни были доставлены сюда, ведь поблизости нет никакой судоходной реки, а аналогичные камни, похоже, можно найти только за 20 миль отсюда, в Марлборо-Даунс, где некоторые из них находятся прямо на поверхности земли». Рассказ Сэмюэля Пипе был более лаконичен, но и он счел монумент «таким же потрясающим, как и любые истории, которые я слышал о нем», и он сделал вывод: «Одному Богу известно, каково было его назначение».

В исторические времена герцог Букингемский первым настолько заинтересовался монументом, что начал его изучение. Джон Обри (1626 – 1697) рассказывает в своей книге «Древности и фольклор»: «...в 1620 году, когда король Джеймс был в Вильтоне, герцог приказал начать раскопки в центре Стоунхенджа, и этот подкоп привел к падению огромного камня». Это первое упоминание в литературе об объекте, известном сейчас как громадный центральный трилит (камни 55 – 56).

Обри также сообщает, что во время раскопок «они нашли большое количество костей оленей и быков, древесных углей, наконечников стрел и некоторые части железных доспехов, изъеденных ржавчиной. Кости настолько сгнили, что было трудно сказать, принадлежали ли они оленю или человеку». Обри сообщает нам, что, по словам Филиппа, графа Пемброка, каменный алтарь, обнаруженный в центре этого места, был отвезен во дворец Святого Иакова. Другой летописец, Джон Камден, так говорит об этом в своих записях: «место, где были выкопаны кости человека».

Обри, один из величайших ранних историков Стоунхенджа, родился в Истон-Перси, расположенном неподалеку от Стоунхенджа. Он рассказывает, что в молодости любил заниматься изучением древностей и особенно «равнин Солсбери и Стоунхенджа». Именно Обри первым открыл внешний круг ям, или лунок, который сейчас носит его имя. Он был влиятельным человеком, членом Королевского Лондонского общества и другом самого короля. Весьма несправедливо некоторые биографы описывали его как «интригана и приспешника великих». В 1663 году он вновь посетил Стоунхендж по поручению Чарльза II, и примерно с того времени в общей схеме событий стал присутствовать характерный для него фольклорно-фантазийный друидский элемент. Однако опус Обри Monumenta Britannia (рукопись которого сейчас находится в Бодлеанской библиотеке Оксфорда) никогда не был опубликован из-за недостаточного интереса в то время широкой публики к историческим открытиям.

В своей рукописи Обри рассказывает: «Существует несколько книг о Стоунхендже, написанных сведущими людьми. Они сильно отличаются друг от друга, одни предлагают одно, другие – другое...» Обри предположил, что Стоунхендж и другие монументы округлой формы, которые он изучил, «являются храмами друидов». Применяя сравнительный метод в археологии, он писал: «Когда путешественник проезжает на лошади мимо руин монастыря, он узнает по характеру строений часовню, кельи и т. д. и понимает, что это был монастырь, но по одному лишь их виду он не может судить, какого ордена – бенедиктинского, доминиканского и т. п. Отсюда следует вывод, что все монументы, которые я перечислил, были храмами. Из этого я делаю вывод, что друиды были самыми возвышенными жрецами или орденом, а такие древние монументы, как Эйвбери, Стоунхендж, Керринг, Друидд и т. д. были храмами жрецов самого возвышенного ордена друидов, поэтому вполне можно предположить, что Эйвбери, Стоунхендж и т. п. такие же древние, как и те времена...»

Обри допускает, что его теория лишь предположение, и делает забавный вывод: «...и хотя я не вывел это на белый свет, я все же вывел это из полной темноты в легкий туман, и в этом эссе пошел дальше, чем кто-либо до меня». Расплывчатость своих суждений он оправдывает следующим замечанием: «Эти древности настолько стары, что ни в каких книгах о них не упоминается, поэтому определить их возраст можно только в сравнении с другими древностями, которые я обнаружил на месте, в этих самых монументах...»

Отношение Обри к этому вопросу можно суммировать следующим латинским выражением: «Historia quoquo modo scripta bona est» («Как бы ни писалась история – это хорошо»). Обри конечно же нельзя обвинить в отсутствии юмора, когда он сообщает нам, что первый набросок этого текста «истрепался от времени и постоянного перелистывания, а сейчас мне кажется, что после многих лет забвения я вышел на свет, подобно призраку одного из этих друидов...»

У Обри было множество друидских фантазий, например, он заметил, как обычные воробьи часто устраивают свои гнезда в естественных полостях некоторых изъеденных непогодой сарсенов. В результате он выдвинул идею о том, что в пазах сочленений сарсенов-перемычек Стоунхенджа, возможно, были специально сделаны полости для гнезд священных птиц друидов.

До Джонса и Обри о друидах не было практически никаких упоминаний, но с того времени и до наших дней монумент уже никогда не мог избавиться от их постоянного присутствия.

Религия кельтов-друидов распространилась в Британии не ранее латенского периода железного века (с. –300). О древних кельтских народах, их культуре и религии до нас не дошло практически никаких свидетельств. До VII века не найдено литературных материалов (кроме толкований) на кельтском языке, не обнаружено связных произведений старше XI века. Римские и греческие писатели оставили нам современные им рассказы о кельтской истории, религии и обычаях. Эти повествования довольно отрывочны и обычно сводятся к обобщенным заявлениям о кельтах и их контактах с такими привилегированными нациями, как римляне и греки.

Стюарт Пигготт в своей авторитетной книге «Друиды» (1968) поставил давно мучивший всех вопрос, почему о жречестве в рамках варварской доримской кельтской религии, которому в греческой и римской литературе посвящено каких-то тридцать отрывков, малоизвестных и туманных, практически никто и не вспоминал, кроме нескольких ученых, почти две тысячи лет после его официального подавления римскими властями. Пигготт подчеркнул: «...вместо друидов, какими они были, нам преподают друидов, какими их хотят видеть»[8 - Среди классических ссылок Цезарь в De Bello Gallico, книга 6 (заимствовано у Посидония (с с. –135 до –50), приписывал друидам обширные знания. Они изучали «многие предметы, касающиеся звезд и их движения, размеров мира и его стран, природы вещей, силы и могущества бессмертных богов».У Плиния мы читаем, что друиды почитали дубравы и считали, что все, что растет на этом дереве, ниспослано с небес. На шестой день Луны, с которого у друидов начинались месяцы и годы (а их период «длительного расчета» составлял 30 лет), они приходили к дубу и искали на нем «любые паразитирующие растения, которые считались «лекарством от всего». Под этим святым деревом друиды делали приношения и устраивали празднества. По словам Плиния, друиды своими знаниями выделялись из остального народа. Некоторым друидам требовалось 20 лет, чтобы завершить свое образование. Знания и обычаи друидов основывались на учении о том, что душа никогда не исчезает и после смерти переселяется в другие тела, поэтому у них отсутствовал страх перед смертью.].

Старая красочная тема друидов была вновь подхвачена Уильямом Стакли в 1740 году, когда он опубликовал свой труд «Стоунхендж, храм, возвращенный британским друидам». Обри выражал свои идеи более осторожно, используя ремарки такого рода: «...Должен признаться, что это исследование – блуждание в потемках...» Стакли, однако, не обладал сдержанностью Обри и поэтому твердо заявлял, что друиды совершали свой культ в Стоунхендже и аналогичных местах, а объектом их поклонения был змей.

Стакли, начав свой тезис с убедительной библейской фигуры Авраама, слагает легенду, которая, касаясь по ходу дела визитов финикийцев в Британию, представляет собой классическое изложение традиционной гипердиффузионистской теории миграции. Но, несмотря на безудержный полет его фантазии, эта теория оказала сильное воздействие на последующих исследователей Стоунхенджа и других ученых и в общем и целом значительно повлияла на восприятие британской предыстории.

Будучи весьма наблюдательным полевым историком, Стакли провел прекрасное топографическое исследование Стоунхенджа. Его работа привлекла внимание к некоторым характерным особенностям, которые до этого оставались незамеченными. Некоторые новаторские аспекты его работы послужили стимулом для других ученых в смежных областях, однако порой это имело ужасные последствия. Например, Стакли утверждал, что открыл меру измерения, которую строители Стоунхенджа использовали в своей работе и которую он называл «друидским локтем». Она равнялась 20,8 английского дюйма (что фактически очень близко к египетскому царскому локтю длиной 20,67 английского дюйма, или 525 мм). Вряд ли стоит сомневаться в том, что работа Стакли также вдохновила Пьяцци Смита на определение его «пирамидального дюйма» и, вполне возможно, легла в основу идеи Флиндерса Петри об «этрусском футе» и так называемого «мегалитического ярда» Тома. Стакли также предполагал, что строители-друиды могли использовать магнитный компас для разработки геометрии Стоунхенджа, а исследовав ориентацию монумента, он пришел к выводу, что его строительство происходило примерно в –460. Впоследствии ряд энтузиастов использовали идеи Стакли о магнитной ориентации для определения дат строительства британских церквей и других сооружений, что принесло множество весьма сомнительных результатов. Он также отметил земляные работы, известные как cursus (латинское название для скакового круга), часто встречаемые в древней исторической литературе под названием «ипподром», на котором римляне (или другие, более ранние племена) устраивали соревнования колесниц.

Однако работа Стакли, посвященная Стоунхенджу, представляет собой особый интерес, так как он подчеркивает тот факт, что главная ось монумента указывает на северо-восток и на точку летнего солнцестояния. Это первая «астрономическая» ссылка в такого рода записях (не считая некоторых апокрифичных замечаний). Ряд исследователей, пошедших по стопам Стакли, тоже взяли на вооружение тему друидов. В 1747 году появилась работа Джона Вуда Choir Gaure Vulgarly called Stonehenge, on Salisbury Plain, Described, Restored, and Explained. Книга содержала первый подробный план монумента, но была переполнена теми же друидскими фантазиями.

Другим приверженцем друидов стал доктор Джон Смит, который в 1771 году опубликовал памфлет под названием Choir Gaur the Grand Orrery of the Ancient Druids, в котором писал: «После многочисленных посещений этого места я убежден, что это астрономический храм, и, насколько я помню, еще никто не исследовал принципы его использования. Я начал свои исследования без каких-либо инструментов или помощи, с одними лишь эфемеридами Уайта. Я предположил, что камень, называемый Пятой монаха, являлся указателем, который поможет разгадать, как использовалось это строение, и я не ошибся...»

Смит рассказывает, как он нарисовал круг вокруг «насыпи у рва» и разделил его на 360 равных частей, а затем провел «правильную линию» через Пяту монаха и отметил точку летнего солнцестояния. «...Следуя этому плану, я вскоре открыл способы использования всех прилежащих камней, включая те, которые составляли основу храма».

Астрономические рассуждения Смита весьма интересны. Он утверждает, что Стоунхендж функционировал как модель планетарной системы, но не был механизмом, показывающим движение планет, а представлял собой календарь из камней. Смит убедительно демонстрировал, что тридцать камней в одном из кругов, умноженные на значимое число 12 – поскольку греческий зодиак содержит 12 знаков, – дает в целом 360, «круглое» число дней, составлявших, как известно, древний солнечный год. Он также разделял идею Стакли о том, что ось монумента была ориентирована на точку летнего солнцестояния.

Несмотря на неверные выводы и краткие описания, одним из лучших исследований Стоунхенджа (и других мегалитов) XIX века можно назвать работу Джеймса Фергюссона «Монументы из необработанного камня во всех странах, их возраст и использование» (1872). Самой большой загадкой для всех исследователей Стоунхенджа было его происхождение и возраст, а также назначение этого монумента. Фергюссон аккуратно взвесил все свидетельства и пришел к выводу (ошибочному), отнеся его к постримскому периоду. Обратив особое внимание на теории, связанные с cursus и ипподромом, он отмечал: «Вероятность того, что эти ориентировки когда-то использовались для скачек, кажется мне наименее правдоподобной из всех догадок, которые когда-либо выдвигались... Все известные нам римские ипподромы позволяли лошадям вновь пробегать мимо места их старта, и ни один из ипподромов никогда не был длиной в милю, и тем более в милю и три четверти... Но если это не ипподром, то что же это?»

Сам Фергюссон полагал, что это поле битвы. И в самом деле, Стоунхендж мог быть монументом, воздвигнутым победителем в память о резне, описанной в легенде Готфрида Монмутского.

Флиндерс Питри, впоследствии ставший одним из самых известных британских египтологов, исследовал Стоунхендж в 1880 году и подготовил первый, действительно верный план-схему, точность которого должна была составлять ± один дюйм (но это не так). В своем труде «Стоунхендж: планы, описания и теории» сам Питри писал, что происхождение монумента было еще доримским, но, по его мнению, хотя бы некоторые из камней могли быть возведены уже в римские времена Аврелием Амбросием или другими местными вождями, которые впоследствии несомненно были захоронены в или возле Стоунхенджа. Питри определил дату монумента путем некоторых ошибочных рассуждений об изменениях наклона эклиптики, но эту ошибку позже выявил и исправил Локьер.

Вполне резонно было предположить, что в какое-то время в XIX веке кто-нибудь непременно попытается выдвинуть идею, связывающую Стоунхендж и его загадки с так называемым континентом Атлантида. Первую попытку такого рода сделал Блэкет в 1883 году. С тех пор ни один год не проходил без того, чтобы кто-нибудь не объявлял себя ее приверженцем или не связывал Стоунхендж с таинственной Лемурией или даже с буддийскими монахами. Варьируясь в своей эксцентричности, все эти идеи упрямо следовали в одном русле.

Со времен Второй мировой войны появилось множество псевдонаучной литературы, которая преподносила нам различные фантастические теории появления и сути Стоунхенджа. Однако вдумайтесь в следующий постулат: «Каждая новая выдвигаемая теория регулярно подвергается критике, и так будет продолжаться до скончания времен. Каждое новое поколение считает себя умнее предыдущего. Достигнув большего прогресса в своих исследованиях, оно может лучше истолковывать те вопросы, которые для их отцов и дедов казались труднообъяснимыми. Случилось так, что о часто посещаемом Стоунхендже написано больше книг, чем обо всех других мегалитических сооружениях мира, вместе взятых. Такая литература о Стоунхендже, как наиболее известном из всех мегалитов, может заполнить полки небольшой библиотеки».

Как ни удивительно, но вышеприведенный комментарий был написан не современным исследователем Стоунхенджа, а еще А. Вильямом Лонгом в 1876 году.

К 1896 году, похоже, больше не осталось теорий о природе и назначении Стоунхенджа, которые не были бы опубликованы. Хатчинсон в книге «Доисторический человек и животные» перечислил главные из них:

Храм Солнца.

Храм Змеи.

Усыпальница Будды.

Планетарий или астрономическая модель планет.

Календарь в камне для отсчета солнечного года.

Гигантские виселицы, на которых побежденные предводители бриттов были казнены в честь саксонского бога Одина.

Мемориал, созданный Аврелием в память представителей британской знати, предательски убитых саксонцем Хенгистом на пиру.

Глава III

СТОУНХЕНДЖ И ЛОКЬЕР

Норман Локьер (1836 – 1920) начал исследование ориентировок Стоунхенджа после своей первой, весьма успешной астроархеологической экспедиции в Египет в 1890-х годах.

Блестящий астроном-самоучка, Локьер был пионером астрофизических исследований Солнца, однако его интересы не ограничивались этой проблемой. В своей, теперь ставшей классической просветительской астроархеологической работе «Рассвет астрономии» (1894) он вспоминает, как впервые заинтересовался ранней астрономической ориентацией: «...Так случилось, что в марте 1890 года во время краткого отпуска я отправился в Левант. Я поехал туда со своим хорошим другом, который однажды, когда мы посещали руины Парфенона, и снова, когда мы оказались в храме Элевсина, одолжил мне свой карманный компас. Любопытная ориентация фундамента Элевсина, открытого во время французских раскопок, была настолько поразительной и наводящей на размышления, что я посчитал разумным установить его координаты, чтобы определить, присутствует ли здесь возможное астрономическое происхождение направления, о котором я рассказал...»

Локьер был отнюдь не первым, кого заинтересовали возможные астрономические ориентации в Греции и Среднем Востоке. Но поскольку он не был ученым-специалистом, как большинство французских и немецких археологов, либо энциклопедистом, который ранее занимался этим вопросом, он смог раскинуть свою сеть гораздо шире. К своему исследованию ориентаций греческого храма он привлек археолога Ф.К. Пенроуза, который возглавлял британскую школу в Афинах в 1880-х годах. Пенроуз провел специальное исследование греческих храмов еще до того, как Локьер обратился к нему, и сам задумался над проблемой их возможных астрономических ориентаций[9 - Пенроуз был на 20 лет старше Локьера. В Кембридже в 1840-х годах он поддерживал дружеские отношения с математиком Джоном Коучем Адамсом, который независимо от француза Леверрье предсказал открытие планеты Нептун в 1846 году. По образованию Пенроуз был прежде всего архитектором, но его интересовали также археология, конструкция солнечных часов и астрономия. Все это составило стимул для его дальнейшей работы по определению так называемых астрономических ориентаций греческих храмов.].

Успех Локьера в исследованиях египетских и греческих храмов подтолкнул его к продолжению этой работы. Он догадался, что, найдя возможные астрономические ориентации в Британии на более северной широте, чем Египет, он сможет вычислить изменения эклиптики (Солнца), поскольку в течение данного периода такого рода изменения более четко прослеживаются в северных (или южных) широтах.

С помощью Пенроуза и других Локьер начал свою работу в Стоунхендже в 1901 году. Они измерили ориентировку на точку летнего солнцестояния, и это позволило найти ошибку в ранних расчетах Флиндерса Питри. Дата, вычисленная Локьером и Пенроузом на основе измерения изменений наклона эклиптики, позволила отнести происхождение Стоунхенджа к далеким доисторическим временам. По их расчетам, датой его строительства был –1680 (±200 лет).

Когда Эдмонд Галлей посетил монумент в 1720 году, он прозорливо догадался по общему виду камней, что возраст сооружения должен составлять по крайней мере 3000 лет. В своей работе «Кельтские друиды» (1827) Годфри Хиггинс на основе астрономических данных предположил еще более раннюю дату – 4000, однако до Локьера и Пенроуза никто в действительности не верил, что данный монумент был гораздо старше кельтско-римских времен. Сообщение о своем открытии Локьер и Пенроуз направили в Королевское общество, а в целях популяризации Локьер написал книгу «Стоунхендж и другие британские монументы».

При измерении ориентировки на летнее солнцестояние Локьер, как и его предшественники, столкнулся с проблемой: какие участки монумента следует выбрать для нахождения средней линии авеню – ось, определенную каменными кругами или Пяточным камнем? Средняя линия авеню и ось располагались примерно на одном азимуте, но из-за общего разрушения (и частичного последующего восстановления) монумента определение настоящей оси и геометрического центра было весьма произвольным, к тому же отдельные части монумента имели различные центральные точки или центральные линии.

Так называемая осевая линия считается линией, проходящей посередине между камнями 55 – 56 (центрального трилита), через серединную точку камней 30 – 31 и 15 – 16 (внешнего круга сарсенов). Измерив азимут средней линии авеню и получив значение 49°35'51'', Локьер решил вместо этого принять за азимут 49°34'18'', определявшие среднюю ось Стоунхенджа через репер военно-топографической съемки на Силбери-Хилл, находившийся в 13 км (8 милях) к северо-востоку и на той же линии, которая проходила через Гровли-Касл в 10 км (6 милях) на юго-запад. Сделанный Локьером выбор азимута авеню впоследствии много раз критиковали, да и сейчас не везде признают.

Взяв азимут от авеню, Локьер проигнорировал Пяточный камень, центр которого располагался в 1,8 м (6 футах) к востоку от средней линии авеню. Хотя, как видно с осевой линии внутри кругов камней, Солнце теперь восходит (приблизительно) над Пяточным камнем. В древние времена, ввиду изменений наклона эклиптики, оно поднималось к северу от него (рис. 10). Несмотря на это, каким бы ни было значение Пяточного камня в качестве сомнительной древней солнечной маркерной точки, уже, кажется, нет сомнений в том, что он действительно использовался как некая звездная маркерная точка.

Изучив, как он ее назвал, «теорию ориентировок» с использованием Пяточного камня и авеню в Стоунхендже, Локьер решил, что имеются и другие соображения, которые следует принять во внимание. Он задумался над тем, существовал ли в этой конструкции более ранний круг. Тогда, исследовав «курганы» и базовые камни, он отметил, что линия, проведенная от камней 91 – 93, указывала на заход Солнца примерно 6 мая и 8 августа, а в обратном направлении – на восход Солнца примерно 7 февраля и 8 ноября. По его мнению, эти даты представляли собой среднеквартальные дни года или примерно 45 дней до и после солнцестояний. Линия 91 – 93 проходит почти по центру, определенному большим кругом сарсенов и расположенному примерно в 1 м (3 фута) к северу от центра, определенного кругом Обри. Однако в своих размышлениях о базовых камнях он не учел те значительные открытия, которые были сделаны его последователями. Если бы он обратил внимание на возможную связь монумента с Луной, как ему подсказывала уже опубликованная работа Годфри Хиггинса «Кельтские друиды» и другие источники, он обязательно проверил бы и лунную гипотезу.

Что же касается вопроса о возможном существовании более раннего круга в самом Стоунхендже или где-то поблизости, то Локьер принял во внимание мнение геолога Дж.В. Джадда, который считал, что голубые камни были взяты из более раннего круга, располагавшегося в каком-то районе неподалеку от Стоунхенджа, и доставлены либо в качестве военных трофеев, либо в качестве священного сокровища какого-то кочующего племени. Но поскольку эти голубые камни были признаны чужеродными для долины Солсбери, их присутствие там требовало объяснений, если не принимать во внимание апокрифическую историю Готфрида Монмутского. Джадд склонялся к ледниковой теории. В середине и в конце XIX века все хорошо понимали, какой огромной транспортирующей силой обладает ледник, когда видели обломки пород, принесенных в ледниковый период и разбросанных по всему британскому ландшафту. Они остались там после того, как последние великие ледники отступили на север. Все соглашались с тем, что ледник мог принести огромные массы камней из их отложений в горах, а потом разбросать их на сотни миль. Естественно, по преобладавшему на то время мнению, присутствие этих чужеродных камней приписывалось действию ледника. Джадд так суммировал эту проблему: «Я могу предположить, что, когда ранние обитатели этого острова начали возведение Стоунхенджа, равнина Солсбери была густо устлана огромными массами белых сарсеновых камней («серыми баранами») и гораздо менее плотно – более темными глыбами (так называемых «голубых камней»), последними реликтами дрейфа ледника, который почти сошел. Именно из этих двух типов материала были выбраны камни, подходящие для строительства задуманного храма. Вполне возможно, что именно обилие этих двух материалов, столь резко контрастирующих по цвету и внешнему виду, в какой-то конкретный момент могло не только определить место, но и в определенной степени подсказать благородные черты архитектуры Стоунхенджа».

Рис. 10: а) вид на северо-восток из центра круга сарсенов Стоунхенджа примерно через четыре минуты после появления первых лучей восходящего Солнца 20 июня в две различные эпохи. Заметьте, как произвольный выбор различных частей Солнца (пунктир б), то есть первый проблеск, наполовину поднявшееся и взошедшее Солнце, составляет различие по крайней мере в 2000 лет в значимой точке азимута горизонта. Заметьте, что точка азимута, в которой Солнце находится в середине лета в настоящее время, смещается на восток вдоль горизонта на примерно 1° в 4300 лет

Вместе с тем мнение современных археологов расходится с правдоподобной ледниковой версией Джадда, особенно в том, что касается происхождения и присутствия голубых камней. Есть указания на то, что сработал более фундаментальный критерий, например выбор широты, заставивший строителей времен неолита выбрать именно это место для строительства Стоунхенджа.

Проведенное Локьером исследование различных ориентировок убедило его в том, что Стоунхендж был тесно связан с древним культом майского периода. Этот тезис постоянно встречается во всех его работах о мегалитических монументах и превратился почти в навязчивую идею. По его мнению, имелось достаточно свидетельств тому, что в Стоунхендже культ мая предшествовал культу солнцестояния. Он поспешил провести сравнение Стоунхенджа с мегалитическими строениями Карнака в Бретани. Как и в Стоунхендже, многие ориентировки менгиров Карнака оказались связанными с солнцестоянием. В поддержку своих идей Локьер цитировал работу Ф. Гайара, одного из пионеров разработки того, что теперь общеизвестно как «теория ориентировок Карнака».

Один из наиболее интересных разделов книги Локьера о Стоунхендже – это две главы, посвященные «астрономическим подсказкам для археологов», где он излагает то, что считал модельными принципами, которых должны придерживаться исследователи мегалитических сооружений. В них он объясняет свои взгляды по поводу возможных звездных ориентировок древних строений Северо-Западной Европы, схожих с ориентировками на звезды, которые, как он считал, он доказал во время своей предшествовавшей работы с египетскими монументами, а Пенроуз, по его мнению, доказал в Греции.