Цареубийцы

– «Христос воскрес из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав…»

Часто закрестились солдаты, этим движением снимая напряженность момента, достигнувшую такой силы, что дольше уже нельзя было выдержать.

После троекратного «Христос воскрес» певчие начинали тихо, умиленно, а потом все громче и дерзостнее, с вызовом петь:

– «С нами Бог! Разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог!»

Когда последний призыв к небу и ко всему миру – «яко с нами Бог» – затих, начался молебен. В конце его протодиакон возгласил:

– Паки и паки преклоньше колена миром Господу помолимся.

Государь обернулся к войскам и громко скомандовал:

– Батальоны! На колени!

Солдатская масса с легким шумом преклонила колени. Виднее стали артиллерийские запряжки и стоящие подле лошадей на коленях люди. Над обнаженными головами на флангах полков тихо реяли парчовые и шелковые знамена. Легкий ветер набежит на поле, развернет, заиграет пестрыми флажками жалонеров, флюгерами пик и упадет, и они прильнут к штыкам и древкам.

Когда подходили к кресту и позади великого князя шел генерал Драгомиров, владыка Павел передал крест священнику, а сам принял от служки икону Божией Матери и, осеняя ставшего на колено Драгомирова, громко сказал:

– Христолюбивый вождь пребывавшего в пределах нашей области воинства, благословляю тебя и всех твоих сподвижников святою Гербовецкою иконой Избранной Воеводы, Царицы Небесной, покровительницы града и страны нашей, поручаю всех могущественному покровительству Ее и молю и буду молить Ее, да ведет Она вас от подвига к подвигу, от победы к победе… Да возвратит вас Господь к нам целыми и невредимыми, увенчанными лаврами…

Возникло некоторое замешательство. Духовенство отходило с поля и разоблачалось, генерал Драгомиров не знал, куда девать икону. Государь садился на коня. Драгомирову подали его сытую гнедую лошадь. Но это продолжалось одно мгновение – адъютант принял от генерала икону, передал ее полевому жандарму, и тот благоговейно понес ее к драгомировской коляске, стоявшей за скаковым павильоном.

Генерал сел на коня и вынул саблю из ножен.

– Ж-жал-лон-неры, на линию-ю!

Вот он, тот радостный момент для юного жалонерного офицера, когда может он лихо проскакать мимо государя, мимо войск и народной толпы и в мгновение ока точно провести прямую линию. Бегут за ним жалонеры с флажками, стали с поднятыми ружьями, еще миг один – и ружья у ноги – провешена ровная линия церемониального марша.

Полки проходили густыми батальонными колоннами «ружья вольно», артиллерия пополубатарейно, кавалерия поэскадронно шагом. Государь не подавал, как обычно, сигналов «рысь» или «галоп», точно хотел еще раз внимательно и тщательно осмотреть каждого офицера и солдата. Гремели и гремели полковые марши, отбивал ногу турецкий барабан. Один хор сменял другой. Пели трубы кавалерийских полков свои напевные марши, и, позванивая стременами, брызжа пеной с мундштуков, проходили драгуны, уланы и гусары. Войска не расходились после марша, как это всегда бывало после парада, но снова выстроились на поле тесными колоннами. От государя были поданы сигналы «слушайте все» и «сбор начальников».

Офицеры, сверкая золотом погон, сбежались к государю. Кавалерийские и артиллерийские офицеры карьером неслись в интервалы рот и батальонов. Визжали, устанавливаясь, нервные кобылы, чуя жеребцов.

Государь тронул шенкелями лошадь и медленно подъехал к офицерам. Наступила мгновенная тишина.

– Пег’ед отпг’авлением вашим в поход я хочу вас напутствовать, – сказал просто и громко государь.

Это не речь, заранее заготовленная, но слово отца к детям. Прекрасные глаза государя устремились на офицеров.

– Если пг’идется вам сг’азиться с вг’агом, покажите себя в деле молодцами и поддег’жите стаг’ую славу своих полков. Есть между вами молодые части, еще не бывавшие в огне. Я надеюсь – они не отстанут от стаг’ых и постаг’аются сг’авняться с ними в боевых отличиях. Желаю вам возвг’атиться поског’ее… И со славою! Пг’ощайте, господа! Поддег’жите честь г’усского ог’ужия!

Голос государя стал громче, теплее и напряженнее:

– И да хг’анит вас Всевышний!

Государь тронул свою лошадь прямо на офицеров. В глубокой, благоговейной тишине те расступились, и государь подъехал к молчаливо стоявшим солдатским рядам.

– Пг’ощайте, г’ебята! До свидания!

– Счастливо оставаться…

И вдруг – «ура!» Такое «ура», какого еще не было на поле. Все перемешалось. Кепи, каски и шапки полетели вверх, солдаты с поднятыми ружьями стали выбегать из строя и окружили государя, восторженно крича «ура». Народ прорвал цепь полицейских и полевых жандармов и бежал по полю. Мужчины и женщины становились на колени, простирали руки к государю и кричали:

– Ура!.. За братий!..

– Ура! За свободу славян! За веру Христову!..

Старый царский кучер Фрол Сергеев с медалями на синем кафтане, будучи умудрен опытом, понимал и чувствовал ту грань, до которой можно доводить народный восторг. Он быстро подал коляску. На ее подножке стоял царский конюший в синем чекмене и алой фуражке.