Милочка

– Сама гребу… это ведь тоже – гимнастика! – продолжала Милочка. – Я по веревке лазаю, бабуся! Есть у меня гири, и я ими вот так размахиваю… так и так!..

В эту минуту в бабушкиной комнате что-то загремело и повалилось на пол.

– Это ничего, бабуся! Щеточка упала… – успокаивала Милочка.

– Господи помилуй! – вполголоса промолвила бабушка с сокрушенным видом и строго посмотрела на Протасьевну поверх очков. – Да что ж это такое? В цирк, в наездницы ее готовят, что ли? По веревкам лазает, гирями машет… Вот так барышня!

Бабушка начинала окончательно приходить в ужас за будущее своей внучки.

– А вы, бабуся, гимнастикой не занимаетесь? – вскрикнула Милочка из соседней комнаты.

– Нет, душечка! Мне гимнастика уж не по силам! – ответила ей Евдокия Александровна.

– Отчего «не по силам»? – возразила Милочка. – Ведь гимнастика бывает разная: для мальчиков и для девочек… Я думаю, есть гимнастика для молодых и для старых… Гимнастика ведь очень полезна для здоровья. Она, бабуся, знаете, укрепляет тело… Вот пощупайте-ка у меня руки! Я бы, бабуся право, советовала вам заняться гимнастикой…

– Благодарю за совет, дружочек! – с усмешкой сказала бабушка.

Слышно было, как Милочка расхохоталась – и в ту же минуту она появилась в столовой гладко причесанною, хотя и не совсем артистически.

– Бабуся! Мне ужасно есть хочется… – заявила она.

– Дуняша! Марфа! Эй! Кто тут? Давайте скорее барышне завтракать! – крикнула бабушка, стуча костылем, всегда находившимся у ее кресла.

И, надо признаться, такого роскошного завтрака, как в этот раз, давно уже не бывало в барском Ивановском доме.

Няня той порой была отпущена и пошла отдохнуть с дороги.

– Ах, бабуся! Какая у вас тут славная речка! Просто прелесть! – говорила Милочка, доедая сладкий пирожок и посматривая на сад, видневшийся в открытое окно. – Вода светлая, чистая… дно видно… все песочек, камешки блестят… маленькие рыбки так и мелькают… Это – пескари… У нас их тоже много… Я видела большого черного рака… пошла к нему, а он пятится… я только что хотела взять его, а он меня клешней за палец хвать!.. У-у, какой противный! Так он мне больно сделал… Я опять ужотко пойду на реку…

– Ах, Боже мой! Милочка… что за выражение – «ужотко»! – воскликнула бабушка.

– А это значит «ужо», «после», у нас так говорят! – пояснила Милочка.

– Мало ли что у вас говорят… Да! Вот еще хотела сказать тебе, душечка… – начала бабушка, собираясь толком поговорить с Милочкой. – Нельзя бегать одной купаться…

– Отчего «нельзя»? Можно! – спокойно возразила ей девочка.

– Нехорошо, милая… – продолжала бабушка. – А где ты купалась? В каком месте?

– А тамотко, – под ветлами…

Бабушка даже руками всплеснула.

– Ах, Боже мой! Милочка… Да разве можно так говорить… «Тамотко»! Что это за «тамотко»? – говорила старушка. – Нужно говорить «там»…

– Ну, хорошо, бабуся!.. «Там-там, там-там!» – запела Милочка и, поцеловав бабушку, побежала знакомиться с цветником и со всеми уголками обширного Ивановского сада.

По своей привычке рассуждать с самой собой, бабушка, оставшись одна, с чулком в руках, принялась шептать про себя:

«Вот так воспитание!.. Одна бегает купаться, в окна лазает… а говорит-то как! «Ужотко»… «тамотко»… Отличное воспитание, – нечего сказать!.. О, Боже, Боже мой! И что хотят сделать из этой несчастной девочки! Я уж, право, не понимаю… Нужно бы прибрать ее к рукам… Вот, если бы она пожила у меня с полгода или год, я бы забрала ее в ежовые рукавицы… Да!»

И бабушка внушительно покачала головой, смотря поверх очков в пустой угол и мысленно представляя себе, как она «прибирает» к рукам своевольную, необузданную девицу, пожаловавшую к ней в гости…

IV

Ужасное происшествие, окончившееся, впрочем, очень приятно

На другой же день в барском Ивановском доме, по словам прислуги, «вышла большая неприятность».

Дело началось с самого, по-видимому, незначительного и невинного разговора.

– У вас в комнате, бабуся, ужасно спертый, тяжелый воздух… – говорила Милочка за утренним чаем. – Отчего у вас окна не выставлены?

– Давно уж, душечка, не выставляю… так уж привыкла… спокойнее! – ответила ей бабушка.

– Но ведь спать в таком воздухе очень нездорово! – рассуждала внучка. – Я слышала, как доктор говорил мамаше, что для здоровья главное – чистый воздух, что от испорченного воздуха люди могут даже умереть… Вон вы, милая бабуся, какая бледная… Вы, может быть, оттого и бледная, что спите в душном воздухе!

– Нет, Милочка, – ничего! Я уж привыкла, – нахмурив брови, отозвалась старуха.

Она, обыкновенно, сердилась, когда с нею заговаривали о том, почему она не выставляет у себя в комнате зимних рам.

– И без того иногда плохо спится… а тут с одними-то рамами еще хуже будет!

– Напротив, бабуся, – лучше станет… Вы будете крепче спать, – настаивала Милочка.

– Ну, уж нет, – благодарю покорно! – твердила бабушка.

На том разговор и кончился.

Милочка на минуту задумалась, как бы что-то соображая, и затем ушла в сад.

Она в то утро опять одна сбегала на речку купаться, и бабушка опять стала ворчать на нее.

– А вы, бабуся, не купаетесь? – спросила ее девочка.

– Нет, Милочка! Я уж давно не купалась… – ответила ей Евдокия Александровна.

– Так вот ужо после обеда, – перед чаем, – и пойдем вместе!

– Мегси, моя милая! Я уж лет пятнадцать как в воде не была…

– Так давно? – удивилась внучка. – Так вот, бабуся, оттого-то вам и надо сходить покупаться…

– Стара я, матушка, стала…

– Так вы бы далеко не плавали, а у берега бы побулькались немножко… все-таки бы освежились! – уговаривала внучка Евдокию Александровну.

– Чего ж мне освежаться? Мне и без того не жарко… – говорила бабушка. – Старая-то кровь плохо греет.