Скользкий

– Я не знаю, Эйфелева она или кого другого, но торчала в Париже какая-то железная фиговина. – Адик принялся разливать водку по стаканам.

– Слушай, Татарин, ты ж свистишь! – не выдержал Ермолов.

– Да мамой клянусь!

– Подожди, Адик. Ты, блин, простым экспедитором работал, так? – приложил стакан ко лбу Валя. – Откуда бабки?

– Так по работе все, по работе. – Адик откровенно наслаждался моментом. – Я по работе, считай, всю область объездил.

– Какую, на хрен, область? – заорал Шурик.

– Челябинскую, какую еще? – делано удивился Адик.

– Объясни мне, тупому: с каких пор европейские города Париж, Берлин и Варна перебрались на Урал? – очень спокойно спросил Шурик. Слишком спокойно. Сейчас кто-то точно в репу огребет.

– Да прям уж города. Ну, Варна еще куда ни шло, а Париж с Берлином так, села. Я ж говорю – дыра.

– Да я тебе!.. – вскочил Шурик, но на нем с одной стороны повис Горбунов, а с другой Алена.

– Подожди, Шура, – попытался успокоить его Друид и спросил у Адика: – То есть, ты хочешь сказать, у вас в области есть села Париж и Берлин?

– Ну да.

Я тихонько хмыкнул. А впрочем, если в США есть Санкт-Петербург, то чем мы хуже? Вот только была в рассказе одна неточность, которая сводила на нет всю эту байку.

– А башня Эйфелева откуда взялась? – хитро прищурился Друид.

– Ага, откуда? – Бить Адика Шурик больше не бросался и втихаря обнял Алену.

– А я говорил, что она Эйфелева? – расплылся в пьяной улыбке Татарин. – Похожа – базара нет. В том году сотовики базовую станцию поставили, точная копия, только раз в шесть меньше.

– Да и в рот ее ногами, – поднял Шурик стакан. – За прекрасных дам!

Выпили. Посидели, поболтали. Еще выпили. Сеня срубился, водка кончилась. Выгребли из карманов у кого сколько завалялось. Маловато.

– Блин, где бы денег надыбать, – невесело протянул Валя и бросил на стол три мятых сторублевки. – Много…

– Заработай, – явно издеваясь, предложил Друид.

– Прямо сейчас, – уточнил Горбунов.

– Займи, – пробормотал Шурик, пересчитывая набравшуюся мелочь.

– У кого? Голяк же у всех.

– А ломбард? – подмигнула ему Даша.

– Ха! Было б заложить что…

– Китайцы… гады… без залога дают… – оторвался от стола Сеня, выпил оставшуюся с последнего тоста водку и снова уронил голову на руки.

– Вот иди и займи, умник. – Шаривший по карманам Друид достал несколько маленьких золотых монеток непонятной чеканки. – Не вернешь вовремя, и получится как в детском стишке: «Вышел заяц на крыльцо…». Сам не заметишь, как яйца в заклад оставишь. Да, Лед, ты ж Ветрицкого знаешь? На желтомазых работает, сучонок.

– Да ну и фиг с ним. – Разговор о деньгах навел меня на одну мысль. – Слушайте, в конце декабря бой за звание чемпиона по боксу был… Кто кого сделал, Араб или Магометов? Никто не в курсе?

– Араб. – Валя забрал бутылку у вернувшегося от бара Шурика и свернул пробку. – Я тогда пролетел… как фанера над этим вашим Парижем.

Я удовлетворенно кивнул и взял вновь наполненный стакан. Ух-х-х, отрава… Эта порция сорокаградусной оказалась совершенно лишней, и сознание окончательно смазалось. События в непредсказуемо рваном ритме замелькали мимо, изредка намертво врезаясь в память какими-то отрывочными эпизодами. Ну и прет меня…

Помню: песни орем, потом провал. Шурик и Друид борются на руках. Провал. Адик мне что-то втирает, но слов разобрать уже не могу. Провал. Валя трясет кого-то за грудки. Обрывок мысли: «Пора валить…» Провал. Кто-то принес еще водки. Провал. Исчезли Друид и Даша. Провал.

Немного очухался я, когда большинство патрульных из кабака уже разошлись и остались только самые стойкие. Наши где? Адик и Валя ругались с кем-то за столом в другом конце зала. Сеня спал, уместившись на трех составленных в ряд стульях. Шурика не видать. Алены тоже. Вот гад! Склеил девку, а я где ночевать сегодня буду? Я ж хотел к нему на ночь забуриться.

Покачиваясь, я встал из-за стола и пошел искать Шурика. Перед глазами все плыло, пол ощутимо прогибался под ногами, а столы и стулья так и норовили оказаться на пути. Прокуренный воздух ел глаза. В кабаке Ермолова не оказалось. Зашибись… И что теперь делать? Денег ноль…

Вышел на улицу. Свежо. Надо бы отлить. Подошел к соседнему подъезду и тут сзади послышались быстрые шаги. Тело среагировало автоматически: крутнувшись на месте, я резко лягнул ногой. Налетевшего животом на ботинок мужика отбросило назад. Мне тоже равновесия удержать не удалось и, повалившись на землю, я схватился за рукоять сабли. Сбоку вылетела тень, и удар в висок отправил меня в нокаут…

Глава 3

Больно. Больно. Больно…

Очнувшись в полной темноте, я пошарил вокруг себя руками. Кирпич. Бетон. Железо. Лежу на полу. Где я? Пальцы наткнулись на железные полосы, и мне стало не по себе. Куда меня заперли? На камеру не похоже. Ограбили и бросили в какой-нибудь канализационный люк? Нет, это точно дверь. И дверь закрытая.

Осторожно прикоснувшись пальцами к лицу, я тихонько замычал от боли. Висок ломит, на лбу здоровенная шишка, губа рассечена, а левый глаз полностью заплыл. И нос опух. Да, здорово меня отметелили. А помню только первый удар по голове. И все же где я?

Упершись рукой в стену, попытался подняться на ноги, но под правой лопаткой что-то хрустнуло и в спину отдало острой болью. Кишки завязало узлом, резкий спазм сдавил ребра, и меня вырвало. Словно дождавшееся своего часа незаметное тиканье в голове сотней острых лезвий вонзилось в затылок и полыхнуло огнем. Скорчившись на полу, я неглубоко задышал, пытаясь переждать приступ. И как же меня так угораздило?

В плохо смазанном замке, проворачиваясь, заскрипел ключ, дверь начала медленно открываться, застряла и одним рывком распахнулась. Прыгнувший внутрь луч света полоснул по глазам, и я снова отрубился.

Второй раз в чувство меня привел холод. Бетонный пол заморозил затылок, и боль, перебравшись оттуда, притаилась сразу за надбровными дугами. Перевернулся на живот, и меня опять вырвало желчью и какими-то кровавыми сгустками. Весело. Кишки порвали? Я поднял голову от пола и только тут заметил, что теперь нахожусь в другом помещении.

Что за катакомбы? Стены с набухшей и обвалившейся штукатуркой, голый бетонный пол. В углу сложенная из кирпича печка, жестяной дымоход уходит в дыру в потолке. Огонь в печке не горел и в комнате стоял жуткий холод. У закрытой двери скособенился грубо сколоченный стол с одиноко горящей свечой, дрожащий язычок пламени которой даже и не пытался разогнать мрак по углам.

Я немного повернул голову и, несмотря на замельтешившие в глазах светящиеся точки, смог разглядеть собравшихся в комнате людей. Уже немолодой мужчина сидел на табуретке у стола, два бугая нервно переминались у двери и давили косяка на неподвижно замершую у печи фигуру. Этот человек полностью закутался в длинный плащ, голову скрывал надвинутый на лицо капюшон. Он вообще видит из-под него что-нибудь?

Пытаясь удержать подкативший к горлу комок тошноты, я размеренно задышал и уловил странный запах. Никак мертвечиной воняет?

– Вы сильнее его избить не могли? – спокойно и без раздражения в голосе спросил сидевший за столом человек в бежевой замшевой куртке.

Знакомое лицо. Широкий лоб, глубокие залысины на висках, светлые волосы. Крупный мясистый нос дополняет выступающий вперед подбородок. Где я его мог видеть? Блин, да когда ж в глазах двоиться перестанет? А закрою-ка я левый, все равно он почти не открывается. Вот, другое дело. Да, точно, раньше этого типа где-то видел! Но где? Хоть бы огонек свечи мигать перестал. Мне б только вспомнить, тогда, может, ясно станет, чего этим гадам от меня надо…

Мужчина перестал писать, кинул ручку на стол и, вполоборота повернувшись к двери, потер короткими толстыми пальцами мочку уха:

– Я вас спрашиваю.

– А мы че? – втянул в плечи почти квадратную бритую голову бугай слева. – Он прыгать начал, чуть ливер мне не порвал…

– Да и очухался он уже, – поддержал его второй головорез и покачал в руке увесистый электрический фонарик. Этот голову втянуть даже не пытался – шеи как таковой просто не было, сразу начинались мощные плечи, при каждом движении которых новенький кожаный пиджак едва не расползался по швам.