Игры больших мальчиков

– Наши, – кивнула Светик. – Но пиццу у нас не едят. Мы, знаете ли, фрукты предпочитаем.

– Хотя ты, Чижова, ходячий скелет, – встряла Марта. – Тебе можно.

– Но я не заказывала пиццу!

– Заказала и забыла, с кем не бывает, – пожала плечами Марта. – Я все время все забываю. Вот вчера записалась в салон на завивку ресниц, и тут же время сеанса выветрилось из головы. Хорошо, что они сами позвонили, напомнили…

– Ты в каком салоне делаешь? – оживилась Светик. – И я тоже. Контурный макияж у них – супер…

Завивка ресниц?! И у Кати и у посыльного глаза округлились безо всякого контурного макияжа. Но как же Катя могла заказать пиццу, если у нее нет трехсот рублей? Да и вообще она мамины пирожки предпочитает. Бред какой-то. Причем очень дорогой. Это или дурацкая шутка, или в пиццерии что-то перепутали.

Краснея и бледнея, Катя попросила у Светика двести рублей в долг.

– У меня только тысячные купюры, – сказала та.

К счастью, у посыльного оказалась сдача. К счастью? В первый же рабочий день Катя выставила себя ненормальной обжорой, которая заказывает пиццу, не имея возможности за нее расплатиться, и тут же забывает об этом…

* * *

Еще вчера Кате позвонил следователь Сильянов и пригласил зайти сегодня для дачи показаний. Так что, съев треть пиццы (не выкидывать же), Катя потащилась в прокуратуру. Но речь на допросе пошла вовсе не о маньяке…

– Ну, гражданка Чижова, – следователь сверлил Катю взглядом, как сверхскоростная дрель, – признавайтесь, в детстве, наверное, лазали по деревьям, падали, получали черепно-мозговые травмы?

– Я?! Да я все детство на диване с книжкой просидела, глаза вот испортила.

– Депрессиями страдаете? – не унимался Фома Сильянов. – Я навел справки, живете вы с родителями, замуж вас никто не берет. Наверное, пьете антидепрессанты, не думая о побочных эффектах?

Что за вмешательство в личную жизнь? Надо позвонить Марте, уточнить насчет Конституции. История – ее антидепрессант. Многие великие были несчастны в любви. Жанна д’Арк прекрасно обходилась без мужчин. А единственная, кого не смог победить Суворов, – его собственная жена: княжна Варвара Прозоровская исправно наставляла мужу рога. Так что Катя в неплохой компании, но ее собеседник, похоже, этого не знал.

– Не удивлюсь, если у вас бывают провалы в памяти, – наседал он.

– Не было до сегодняшнего дня. Эта глупость с пиццей!

– С какой пиццей?

Пришлось рассказать.

– И как после этого я могу вам верить? – вопросил следователь.

Катя заерзала на стуле. Она ничего не понимала. Она поймала убийцу, выполнила свой гражданский долг. И в благодарность за это следователь наводит справки, копается в ее биографии, делает оскорбительные выводы.

– Я не преступница, я свидетельница! – напомнила Катя.

– Вот именно. Единственная пока свидетельница. Потерпевшая до сих пор в коме. На ваших показаниях строится обвинение в покушении на убийство. Поэтому мы должны узнать о вас все. Вдруг вы прирожденная лгунья или за что-то обижены на Олега Черкасского…

Да, похоже, правоохранительные органы тоже не верят, что человек из ВИП-тусовки оказался маньяком. Или это министр зародил в них сомнения. Или спонсорская помощь, которую задержанный оказал оперативно-следственной группе…

– Так что я буду пристально за вами наблюдать, гражданка Чижова. Тем более что, по словам Олега Черкасского, это вы хотели убить Людмилу Кострыкину…

Глава 4

Возмущение вскипело, как чайник. Переполнило, как толпа стадион. Хлынуло на Катю, как

неожиданно большая и очень соленая волна. Защипало в глазах и в горле.

Вот это новости! Душитель не только не раскаивается, он ищет, на кого бы спихнуть свое преступление. Нет, кажется, уже нашел.

Катя хотела убить Милу? Ну тогда Ирак – рай для туристов.

– Что за бред?! – воскликнула Катя.

– Действительно, неожиданное заявление, – согласился следователь Сильянов. – Но, с другой стороны, вы оба были на месте преступления. Конечно, мужчину скорее заподозрят в агрессии и насилии, чем барышню вроде вас. Но вы хорошо знакомы с гражданкой Кострыкиной. А где знакомство, там ссоры. А где ссоры, там драки. А где драки, там и тяжкие телесные. Гражданин же Черкасский – человек в архиве посторонний. Зашел по своим делам. Вдруг услышал женский крик. «Помогите, спасите!» и все такое. Отправился на зов. Увидел вас, склонившуюся над бездыханным телом гражданки Кострыкиной. Попытался оказать первую помощь вышеназванной гражданке, с этой целью и вошел в подсобку. Вы же оттуда коварно выскочили и заперли потерпевшую и добровольного помощника. После чего вызвали милицию и заявили, будто это именно посторонний человек приложил жертву головой о батарею. Ваше слово против его.

– Да что вы такое говорите! Все было с точностью до наоборот. Вы же знаете!

Катя же все изложила тогда, на допросе, в деталях и красках. Но, видимо, следователь оказался дальтоником.

– Откуда мне знать? – пожал он плечами. – Потерпевшая в коме, а потому молчит. Других свидетелей нет. Видеокамерами далеко не все коридоры вашего архива оборудованы.

– Да зачем мне нападать на Милу? В страшном сне такое не привидится…

Ей что, пора нанимать адвоката? Жаль, на Алексея Горчакова денег не хватит…

– Ну-у, у меня есть сведения, что вы гражданке Кострыкиной завидовали. Еще бы, у нее столько ухажеров, дорогие подарки дарят. А у вас, я извиняюсь, одна диссертация и та в проекте. Девушка вам, как подруге, показала янтарное ожерелье. Вы же ей так прямо и заявили: берегись, ожерелье может превратиться в удавку. Угроза, да еще при свидетелях.

– Да я же просто так. Просто в газете прочитала. Там янтарь. И тут янтарь. – Кате хотелось плакать, хотя обвинения настолько притянуты за уши, что это было даже смешно. – Я ей не угрожала, Бог с вами, статью пересказала…

– Ага, статью Уголовного кодекса РФ «Угроза убийством». А затем, дождавшись окончания трудового дня и подкараулив коллегу в коридоре, вы от слов перешли к делу. Опять же уголовному.

– Да нет же! Это я бросилась на зов. Черкасский Милу душил, а я ее спасти хотела. Почему вы ему верите? Ведь он с самого начала давал другие показания.

– Он говорил о недоразумении, – напомнил Сильянов. – Без пояснений. Видимо, оторопел от вашего коварства. В шоке находился. А вообще он человек уважаемый, потомок княжеского рода…

– Вы ему верите, Фома Васильевич, потому что у него денег много! – не выдержала Катя. – За деньги любой Фома – верующий…

Следователь Сильянов стал еще строже и суше.

– Опять клевета, – погрозил он Кате пальцем. – Во взяточничестве обвиняете? Если Черкасский такой же убийца, как я взяточник, вам несдобровать! Вижу, явку с повинной от вас не дождешься, гражданка Чижова. Но предупреждаю, мы оставляем вас на подозрении и под подпиской о невыезде. Надеюсь, за границу в ближайшее время не собираетесь? Если вздумаете поменять место жительства, сообщите.

– Да не собираюсь я ничего менять и никуда сбегать, – заверила Катя, мечтая об эмиграции в страну социальной справедливости. Но где такую взять? – Очень скоро Мила очнется и подтвердит мои слова.

– Или не подтвердит, или не очнется. Всякое бывает…

В заместители возмущения устроился страх. По дороге домой Катя вдруг поняла, что если бы не знала саму себя, могла бы заподозрить. На самом деле странно все это. Маньяк-миллионер. И напал не на темной улице, не в подъезде, как в первом случае. Убийство по месту работы – это нетипично. Ведь Мила не инкассатор. Начальник достал придирками и получил дыроколом по голове. Можно представить. Но незнакомый душитель…

Кстати, кто-нибудь проверил, был ли Черкасский знаком с Милой? А с той, другой, жертвой его что-нибудь связывает? Вот чем надо заниматься, а не смешить народ версиями, что Катя – это Чикатило в юбке, вернее, в джинсах.

Хотя ее слова действительно подтвердить некому. А у Черкасского миллионы подтверждений в конвертируемой валюте. Что же получается? Нищета – преступление и за нее могут посадить в тюрьму?